Однако решительное большинство епископов и православных
мирян поддержало политику митрополита Сергия, сумевшего в
критических условиях провести церковный народ между опасностями
катакомбного подполья (к которым призывала Церковь часть иерархов) и
обновленческой ереси. Линию митрополита Сергия поддержали
выдающиеся церковные деятели, и прежде всего сам Местоблюститель
Патриаршего Престола митрополит Петр (Полянский) (с оговорками),
митрополиты Михаил (Ермаков), Никанд (Феноменов), Серафим
(Чичагов), архиепископы Василий (Зеленцов) (не безусловно), Евгений
(Зернов), Петр (Зверев), Иларион (Троицкий), епископы Мануил
(Лемешевский), Николай (Ярушевич), Венедикт (Плотников).
Русский Православный Народ в своей борьбе за веру нередко
был смелее самих архиереев, часто не позволяя им (порой ценой своей
жизни) идти на слишком унизительные компромиссы с безбожной
властью. В 1930 году сильнейшее возмущение большинства русских
людей вызвало заявление митрополита Сергия и членов Синода
иностранным журналистам, что в советской России нет гонений на
Церковь. Это было сказано в разгар большевистской репрессии против
Православия. Во многих приходах пошло брожение, некоторые горячие
головы называли "всех попов предателями". Как описывал очевидец
событий священник, служивший в одном из храмов Москвы, "в день
нашего храмового праздника митрополит Сергий должен был служить,
народу собралось великое множество, и вся толпа бурлит кипит
негодованием... Атмосфера накаленная, грозовая... Страшно стало за
митрополита: не кончилось бы расправой... Я телеграфировал
митрополиту, чтобы он не приезжал, а сам я, закутанный в шубу,
незаметно пробрался сквозь толпу в храм - предосторожность не
напрасная: враждебное настроение толпы по отношению к митрополиту
Сергию смешалось с негодованием на нас, "попов": "Все попы -
предатели!... все они - заодно!..." Начал служить... Как нам,
духовенству, не реагировать на то, чем глубоко взволнована паства? Как
при таком настроении молящихся поминать митрополита Сергия? Могут
подняться крики, брань... люди могут забыться и в эксцессе оскорбят
святыни... Я решил митрополита не поминать. Народ оценил это.
Послышались возгласы: "Верно!...верно!... не надо поминать лгуна!..."
Так я и вышел из тягостного положения".
В трудном положении оказались архиереи и священники!
Первоиерархи Русской Церкви не могли объяснить народу, что
возмущавшее его заявление было вырвано у них под угрозой закрытия
всех церквей и ареста всех епископов. Не подпиши они тогда этот
документ - и Русский народ остался бы без епископов, без священства,
без Таинств.
"В нашей Церкви,- писал впоследствии митрополит Сергий, -
воцарился невообразимый хаос, напоминавший состояние Вселенской
Церкви во времена арианских смут, как оно описывается у Василия
Великого... Мы могли рассчитывать только на нравственную силу
канонической правды, которая и в былые времена не раз сохраняла
Церковь от конечного распада. И в своем уповании мы не посрамились.
Наша Православная Церковь не была увлечена и сокрушена вихрем всего
происходящего. Она сохранила ясным свое каноническое сознание, а
вместе с этим и каноническое законное возглавление, т.е. благодатную
преемственность Вселенской Церкви и свое законное место в хоре
автокефальных Церквей".
В условиях невероятных испытаний, массовых казней и
репрессий Русская Церковь не дрогнула и сумела в целости сохранить
свое духовное ядро. На крови сотен тысяч мучеников создавалась и
кристаллизовалась невиданная духовная сила, вознесшая Русскую
Церковь на недосягаемую высоту по сравнению с другими
христианскими конфессиями. "Мне кажется, - писал из арзамасской
ссылки епископ Герман (Ряшенцев), - происходит не только одно
разрушение твердыни и того, что для многих святее святых, но
происходит очищение этих святынь, их освящение через огонь жестоких
испытаний и проверок, разрушение форм, подавляющих своеобразной, но
часто во многом земной красотой действительность закованного в них
смысла и содержания, образуются новые формы, облегчающие
проникновение в них и заполнение именно таким духом и жизнью, какие
отрицаются часто их творцами и часто во имя осознанной и
преднамеренной борьбы с Ним принципиально отрицаются, чтобы как бы
через Голгофу уничтожения воскреснуть в силе. Посмотрите, как жизнь
фактически стала аскетична, как самоотреченна, небывалое
самоотречение становится не исключением, а правилом всякого человека,
как необходимость, все разрозненное и почти во всех самых разнородных
по содержанию областях жизни идет к единству через коллективизм... Вы
скажете, но все это не во имя Его, а против Него. Да, это верно. Сейчас с
Его печатью в скорби, в Гефсимании и на Голгофе. Это верно, но так же
несомненно, что все усилия и творчество направлены на создание таких
форм жизни, какая в своей принципиальной идейной части вся Им
предуказана, без Него не может быть осуществлена и неминуемо
приведет к Нему".
В тяжелейших испытаниях русские православные люди
сохраняли в себе духовные ценности Святой Руси. В лагерях и тюрьмах
русские священнослужители показывали пример духовного
жизнеутверждения, непоколебимого благодушия и твердости. Во многих
лагерях и тюрьмах епископы и священники продолжали нести свою
духовную миссию, облегчая тяжелейшую участь многих русских людей.
Архиепископа Илариона, например, сосланного на Соловки, в лагере
полюбили все: не только собратья по священству, но и интеллигенция,
дворяне, офицеры, невинно сосланные крестьяне и даже отпетые
уголовники. Владыка создал на Соловках рыболовецкую артель, которая,
по воспоминаниям очевидцев, была и настоящей духовной школой.
"Соловки, - говорил он, - это замечательная школа - нестяжания,
кротости, смирения, воздержания, терпения и трудолюбия".
Владыка Иларион нес в себе все высшие ценности Русской
цивилизации. Люди, сидевшие с ним в лагере, вспоминали, что за
обыкновенной, простой внешностью можно было увидеть детскую
чистоту, великую духовную опытность, доброту и милосердие, это
сладостное безразличие к материальным благам, истинную веру,
подлинное благочестие, высокое нравственное совершенство, не говоря
уже об умственном сопряженном с силой и ясностью убеждении. Этот
вид обыкновенной греховности, юродство, личина светскости скрывали
от людей внутреннее делание и спасали его самого от лицемерия и
тщеславия. Он был заклятый враг лицемерия и всякого "вида
благочестия", совершенно сознательный и прямой. В "артели Троицкого"
(так называлась рабочая группа архиепископа Илариона) духовенство
прошло в Соловках хорошее воспитание. Все поняли, что называть себя
грешным или только вести долгие благочестивые разговоры, показывать
строгость своего быта, не стоит. А тем более думать о себе больше, чем
ты есть на самом деле.
Каждого приезжающего священника Владыка подробно
расспрашивает обо всем, что предшествовало заключению. "За что же
арестовали?" - "Да служил молебен у себя на дому, когда монастырь
закрыли, - отвечал отец игумен, - ну, собирался народ и даже бывали
исцеления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294