- Ах, мой дорогой мальчик! Ты проснулся и хочешь видеть меня. Но... зачем? Я уже легла спать, Борис, и, боюсь, совершенно раздета. Этим летом так жарко! Я встала, чтобы выпить глоток воды, но, должно быть, попала сюда, к тебе, по ошибке.
Не успела она закончить, как Борис ощутил, что ее груди гладят его по лицу.
Сжав зубы и снова отворачиваясь, Борис повторил:
- Включите свет!
- Как это нехорошо с твоей стороны, Борис, - игриво, словно молоденькая девушка, произнесла она, делая вид, что протестует, и одновременно ища выключатель.
Внезапно его ослепил свет, и он увидел, что она стоит совершенно голая, возле приотворенной двери, от которой она отодвинула кровать, чтобы войти. Она пьяно улыбнулась - вид у нее был туповатый и отталкивающий - и, протянув руки, направилась прямо к нему.
И только тут она увидела, что Борис полностью одет, и заметила на его лице странное, поразившее ее выражение. Прижав руки ко рту, она выдохнула:
- Борис... я...
Борис спустил ноги с кровати и надел шлепанцы:
- Тетя, вы немедленно выйдете из комнаты и больше сюда не войдете. Если нет, уйду я, если дверь внизу заперта, я вышибу окно. А дальше я при первой же возможности сообщу своему приемному отцу обо всем, что происходит в этом доме, и...
- Происходит? - Часто всхлипывая, она пыталась поймать его за руку - похоже, она заволновалась.
- О тех мужчинах, которые приходят сюда, чтобы похотливо обслуживать вас и ваших дочерей, совсем как быки обслуживают коров на ферме моего отца.
- Разве ты!.. - Она отпрянула от него, и лицо ее побелело. - Ты видел?!
- Вон отсюда! - Борис насмешливо посмотрел на нее, но затем его взгляд стал поистине испепеляющим - именно так он с тех пор смотрел на всех женщин, с которыми ему приходилось сталкиваться. Он попытался вытолкнуть ее в дверь.
Ее глаза превратились в щелочки, и она выкрикнула прямо ему в лицо:
- Так, значит, вот как обстоят дела! Мальчики в колледже добрались до тебя первыми. Ты любишь их больше, чем девочек?
Обернувшись к окну, Борис схватил стул.
- Уходите! - прорычал он. - Вон! Или уйду я, сейчас же! И расскажу обо всем не только отцу, но каждому полицейскому, которого встречу на пути отсюда до Бухареста. Я расскажу им не только о грязных книжонках в вашей так называемой библиотеке - а уже одного этого достаточно, чтобы засадить вас в тюрьму, - но и о ваших дочерях, которые хоть и девочки, но уже законченные потаскухи...
- Потаскухи? - шипя, как кошка, оборвала его дна, готовая броситься на Бориса.
- И которым никогда не сравниться с такой развратной женщиной, как вы, - закончил фразу Борис.
При этих словах она словно сломалась и горько разрыдалась, без всякого сопротивления позволив Борису вытолкать ее из комнаты. Оставшуюся часть ночи он крепко спал.
На этом все и закончилось. На следующий день, когда Борис в одиночестве молча ел завтрак, за ним приехал приемный отец, чтобы забрать домой. Неприятности со скотом были позади - слава Богу, болезнь оказалась не такой уж серьезной. Еще никого в жизни Борис не был так рад видеть, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы ничем не выдать свою радость. Пока он собирал вещи, тетя Хильдегард изо всех сил старалась проявить радушие и заботу о брате, который в свою очередь пожелал увидеть племянниц, однако их не оказалось дома. Наконец Борис и его приемный отец отправились в деревню.
Уже возле ворот, в тот момент, когда они садились в машину, тете Хильдегард удалось-таки поймать взгляд Бориса. Это длилось всего лишь секунду, но в глазах ее, прежде чем она принялась махать им рукой, Борис заметил умоляющее выражение. Она молила его о молчании. В ответ на лице его вновь появилось насмешливое выражение, которое было страшнее любой угрозы и которое лучше любых слов продемонстрировало его отношение к ней.
Так или иначе, но он никогда и никому не рассказывал о визите в этот дом. Ни единой живой душе и даже тому, кто лежал под землей на холме.
* * *
Нечто под землей... старый дьявол... Вамфир... Он ждал (а что еще ему оставалось делать, кроме как ждать?), когда Драгошани придет наконец к его могиле, к мрачным плитам гробницы, и принесет в мешке еще одного поросенка. Он не спал, злился, лежа у себя под землей и закипая от гнева. И когда край солнца коснулся края земли, а горизонт окрасился в кроваво-красный цвет, он заговорил первым:
"Драгошани? Я чувствую твой запах, Драгошани! Ты пришел, чтобы снова мучить меня? Ты снова будешь задавать мне вопросы и требовать от меня что-то? Ты хочешь украсть все мои секреты? Постепенно, один за одним, до тех пор пока у меня не останется ничего? А что потом? Каким образом ты можешь отплатить мне, пока я лежу здесь, в холодной земле? Кровью этого поросенка? Да-а-а-а. Думаю, что так. Еще один поросенок тому, кто часто купался в крови мужчин, девственниц и целых армий!
- Кровь - кровь и есть, старый дракон, - ответил Драгошани. - После того как ты выпил ее прошлой ночью, ты кажешься гораздо более энергичным.
"После того как я выпил? - раздался вздох, но трудно было определить, искренним ли он был. - Нет, она досталась земле, Драгошани, а не этим старым костям”.
- Я не верю тебе.
«Мне нет до этого дела, уходи, оставь меня, ты меня бесчестишь. У меня для тебя ничего нет, и от тебя мне ничего не нужно. Я не хочу с тобой разговаривать. Убирайся!»
Драгошани усмехнулся:
- Да, я действительно принес еще одного поросенка, достанется он тебе или земле - не знаю. Но у меня есть кое-что еще, кое-что особенное. Разве что...
Старик заинтересовался, он был заинтригован:
«Разве что?..»
Драгошани пожал плечами.
- Возможно, прошло слишком много времени. Может, тебе это неведомо. Наверное, это не по силам даже тебе. В конце концов ты не более чем мертвец... - и прежде чем старик смог ответить, добавил:
- Или бессмертный, если тебе так хочется.
«Да, я настаиваю на этом. Ты издеваешься надо мной, Драгошани? Что именно принес ты сегодня ночью? Что ты хочешь мне дать? Что ты... предлагаешь?»
- Может быть, больше, чем мы способны друг другу дать.
«Говори же!»
Драгошани рассказал ему о том, что было у него на уме, о том, что хотел он сделать.
"Ты станешь торговаться? Что бы ты хотел в обмен на эту... совместную работу?” - Драгошани почти явственно увидел, как вампир облизывается.
- Знание, - быстро ответил Драгошани. - Я мужчина и, как мужчина, конечно, знаю женщин, - солгал он, - и...
Он смущенно умолк, потому что старик в этот момент насмешливо захихикал. Лгать ему было ошибкой.
«О, даже так? Ты знаешь женщин как мужчина? Ты хорошо их знаешь? Так ли, Драгошани?»
Сжав зубы, Борис процедил:
- У меня не было времени... моя работа, учеба... у меня не было возможности...
"Время? Учеба? Возможность? Драгошани, ты же не ребенок! Мне было всего одиннадцать лет, когда я впервые лишил девушку невинности - это случилось тысячу лет назад. После этого для меня не имело значения - девственница, шлюха, проститутка... Я имел их всех и по-всякому, но мне всегда хотелось еще и еще... А ты? Ты даже ни разу не пробовал? Ты никогда не окунался в пот, в сок, в горячую сладкую кровь женщины? Ни одной? И ты смеешь называть меня мертвецом?
Старик расхохотался - хохот его был громким, неистовым и непристойным. Все это казалось ему чрезвычайно забавным. Старик все хохотал и хохотал, и Борису померещилось, что он сейчас оглохнет, волна хохота обрушилась на него словно шквал, словно волны ревущего океана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125