здешние жители поднимались рано, но и рано укладывались на покой.
В глубокой глухой тени, в проеме калитки, стояли парень и девушка. Костя лишь слегка различил белевшее на девушке платье и темную, размытую фигуру парня, когда он окликнул Костю и попросил спичек.
Костя похлопал по карманам. Он еще не курил тогда, но спички, случалось, у него водились. И на этот раз нашелся коробок, и, чиркнув спичкой, укрыв огонек в ладонях, он поднес его парню. Пока тот прикуривал, пыхая дымком, Костя успел его разглядеть: обыкновенный малый, каких много, белобрысенький, стриженный «под канадку». По годам – ровесник Косте. Явно он и курил-то затем только, чтобы выглядеть перед девушкой более взрослым.
Костя и на девушку успел бросить взгляд. Она стояла, опираясь спиною о столб калитки, с заложенными назад руками, слегка запрокинув голову. Лица ее он почти не разглядел – его скрадывали густые, слегка волнистые волосы, отвесно ниспадавшие до самых тонких, обнаженных вырезом платья плеч. Он только заметил, как, отразив пламя спички, влажно, черным лаком блеснули ее большие, темные глаза, спокойно и приязненно смотревшие на Костю.
У него как-то непонятно сжалось сердце, и он так и пошел дальше, унося в груди сладкую и грустноватую тесноту, какую-то жалость к себе и что-то похожее на зависть к парню. У него, Кости, еще никогда не было своей девушки, и еще никогда не было вот так – чтобы он стоял с кем-нибудь вдвоем, в темноте, и чтобы вот так, для него одного, влажно и тепло и чуть-чуть загадочно, заколдовывая, глядели из темноты девичьи глаза… И чтоб были какие-то разговоры, полуголосом, полушепотом, в которых каждое слово – это доверительность, близость… И пожатие узкой, хрупкой, слабой ладони на прощанье, в котором всё – особый смысл, особое значение… Он только носил в себе желание таких встреч, предчувствие их, застенчиво пряча это и от посторонних, и даже от самого себя…
Отойдя на несколько шагов, он не сдержался и обернулся, хотя знал, что ничего не увидит. И действительно – не увидел: возле дома непроницаемо, угольно чернела тьма, даже платье девушки было не различимо. Только крошечной рубиновой точкой светился огонек папиросы…
Четыре темные фигуры вынырнули из-за угла навстречу Косте. Держась темной кучкой, они приближались торопливой рысцой, словно бы спеша куда-то или от чего-то, от кого-то убегая.
Неприятное чувство безотчетно возникло у Кости. В силуэтах приближавшихся парней, в их рысце, обрывистых, приглушенных фразах, которыми они перебрасывались на ходу, было что-то недоброе, какая-то опасность.
Костя замедлил шаг, стыдливо отмечая про себя, что робеет, и тут же сделал то, что делал всегда, когда при таких вот случаях обнаруживал в себе робость: не сворачивая, пошел прямо на парней. Он по опыту знал – если человек идет так, прямо и смело, это заставляет думать, что он надеется на себя, – значит, либо настолько силен, что ему не страшны никакие противники, либо вооружен, а с таким связываться еще хуже.
Парни темной стеной надвигались на Костю. Когда оставалось метров пять, три фигуры, давая Косте проход, приняли чуть влево, а четвертый, поменьше остальных ростом, в беретике, глубоко насунутом на голову, с топырившимися ушами, держа руки в карманах узкого кургузого пиджачка, выпукло обтянувшего его худой, горбиком, зад, взял вправо, к забору, и чуть приотстал от своих дружков. Чувство подсказало Косте, что трое, посторонившиеся влево, его пропустят, а маленький – привяжется.
Он нащупал в кармане ключ от квартиры, зажал его в кулаке бородкой наружу, и весь напружинился, собрался. Дурак он, что не ходил заниматься в секцию «самбо»! Казалось – зачем это? Так, лишнее…
Трое, пропустив Костю, – он прошел так близко от них, что уловил даже запах табака в их дыхании, – тоже замедлили шаги, оборачиваясь ему вслед.
Маленький пошел наперерез.
Не убыстряя, не замедляя своего движения, Костя шел прямо на нею. Он был готов – если маленький, выполнявший в шайке, как явствовало из всего, роль затравщика, кинется на него – ударить его зажатым в кулаке ключом.
Решительный Костин шаг, видимо, смутил затравщика. Он остановился, дал Косте пройти мимо. Не оборачиваясь, Костя почти как бы видел в эти мгновения все, что происходило позади него – где, на каком расстоянии, в какой позе остался стоять маленький, где и как стоят его дружки, и как они все смотрят в его спину.
– Эй, длинный! – услышал он окрик. Окликнул не маленький, кто-то из троих.
– Ладно, не надо! – произнес чей-то голос, очевидно, старшего, и вслед за этим, удаляясь, по тротуару вновь покатилась дробная рысца каблуков.
На том примерно расстоянии, где остались прикуривавший у Кости парень со своей девушкой, каблуки сбились с ритма, последовала какая-то секундная заминка, послышались два-три невнятных возгласа, невнятный шум – и сразу же каблуки рванулись в бег, будто вспугнутые. Всполошенная, паническая, быстро затихшая дробь их покатилась в глубь улицы, потом – косо перерезая ее, в направлении пустыря с бетонной коробкой строящегося дома.
Костя понял, что возле калитки что-то произошло.
Когда он подбежал, ничего не видя, не различая в потемках, он услыхал тревожный, вопрошающий голос парня, исходивший откуда-то снизу, с земли. Ломая спички, Костя зажег огонь. Парень пытался поднять и поставить на ноги девушку, а она обмякло висела на его руках, неловко подвернув под себя ноги – на том самом месте, на котором всего несколько минут перед тем стояла – так красиво, свободно прислонившись к столбу, слегка откинув пышноволосую голову…
– Что с ней? Что они сделали? – выговорил Костя, весь в волнении, угадывая чувством, что случилось, должно быть, что-то очень страшное.
– Ударили… – глухо, растерянно ответил парень.
Спичка погасла. Костя вытащил из коробки сразу три и запалил их одновременно. Правый бок у девушки был в обильной крови.
– Да ведь это же… это же… ножом! – воскликнул Костя потрясенно.
Ноги у девушки подламывались, она не могла стоять, да, собственно, и незачем было ее ставить. Парень прекратил свои попытки, явно не зная, что же теперь делать с девушкой, как ему поступить. Он продолжал держать ее в руках и, точно она была где-то далеко от него, звал ее по имени: «Таня! Таня!..» – как будто это было очень важно и необходимо, чтобы она услышала его голос и откликнулась. А она не отвечала, молча, остановленно смотрела перед собой расширенными и как-то страшно залитыми чернотою глазами, пугавшими заключенным в них выражением больше, чем ее бессилие, ее немота, пятно крови.
– За что? Почему? – воскликнул Костя.
– Ни за что, просто… Ударили и побежали…
– Ты их знаешь? Они с вашей улицы? Ты их когда-нибудь видел?
– Я их не разглядел… Я даже понять не успел ничего…
– Надо неотложку! – выпрямляясь, сказал Костя. – Кто там в доме?
– Никого там нет. У нее мать, но она на работе еще…
– Откуда тут можно позвонить? А, знаю, – вспомнил Костя про телефонную будку. Он когда-то видел ее – на той стороне улицы, возле булочной. Далековато, два квартала…
Домчавшись, он рванул стеклянную дверь; не попадая пальцем в дырочки диска, срываясь, набрал номер станции «скорой помощи».
Когда-то, в первые послевоенные годы, надо было долго ждать, чтобы в ответ на вызов к больному или пострадавшему приехал врач.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
В глубокой глухой тени, в проеме калитки, стояли парень и девушка. Костя лишь слегка различил белевшее на девушке платье и темную, размытую фигуру парня, когда он окликнул Костю и попросил спичек.
Костя похлопал по карманам. Он еще не курил тогда, но спички, случалось, у него водились. И на этот раз нашелся коробок, и, чиркнув спичкой, укрыв огонек в ладонях, он поднес его парню. Пока тот прикуривал, пыхая дымком, Костя успел его разглядеть: обыкновенный малый, каких много, белобрысенький, стриженный «под канадку». По годам – ровесник Косте. Явно он и курил-то затем только, чтобы выглядеть перед девушкой более взрослым.
Костя и на девушку успел бросить взгляд. Она стояла, опираясь спиною о столб калитки, с заложенными назад руками, слегка запрокинув голову. Лица ее он почти не разглядел – его скрадывали густые, слегка волнистые волосы, отвесно ниспадавшие до самых тонких, обнаженных вырезом платья плеч. Он только заметил, как, отразив пламя спички, влажно, черным лаком блеснули ее большие, темные глаза, спокойно и приязненно смотревшие на Костю.
У него как-то непонятно сжалось сердце, и он так и пошел дальше, унося в груди сладкую и грустноватую тесноту, какую-то жалость к себе и что-то похожее на зависть к парню. У него, Кости, еще никогда не было своей девушки, и еще никогда не было вот так – чтобы он стоял с кем-нибудь вдвоем, в темноте, и чтобы вот так, для него одного, влажно и тепло и чуть-чуть загадочно, заколдовывая, глядели из темноты девичьи глаза… И чтоб были какие-то разговоры, полуголосом, полушепотом, в которых каждое слово – это доверительность, близость… И пожатие узкой, хрупкой, слабой ладони на прощанье, в котором всё – особый смысл, особое значение… Он только носил в себе желание таких встреч, предчувствие их, застенчиво пряча это и от посторонних, и даже от самого себя…
Отойдя на несколько шагов, он не сдержался и обернулся, хотя знал, что ничего не увидит. И действительно – не увидел: возле дома непроницаемо, угольно чернела тьма, даже платье девушки было не различимо. Только крошечной рубиновой точкой светился огонек папиросы…
Четыре темные фигуры вынырнули из-за угла навстречу Косте. Держась темной кучкой, они приближались торопливой рысцой, словно бы спеша куда-то или от чего-то, от кого-то убегая.
Неприятное чувство безотчетно возникло у Кости. В силуэтах приближавшихся парней, в их рысце, обрывистых, приглушенных фразах, которыми они перебрасывались на ходу, было что-то недоброе, какая-то опасность.
Костя замедлил шаг, стыдливо отмечая про себя, что робеет, и тут же сделал то, что делал всегда, когда при таких вот случаях обнаруживал в себе робость: не сворачивая, пошел прямо на парней. Он по опыту знал – если человек идет так, прямо и смело, это заставляет думать, что он надеется на себя, – значит, либо настолько силен, что ему не страшны никакие противники, либо вооружен, а с таким связываться еще хуже.
Парни темной стеной надвигались на Костю. Когда оставалось метров пять, три фигуры, давая Косте проход, приняли чуть влево, а четвертый, поменьше остальных ростом, в беретике, глубоко насунутом на голову, с топырившимися ушами, держа руки в карманах узкого кургузого пиджачка, выпукло обтянувшего его худой, горбиком, зад, взял вправо, к забору, и чуть приотстал от своих дружков. Чувство подсказало Косте, что трое, посторонившиеся влево, его пропустят, а маленький – привяжется.
Он нащупал в кармане ключ от квартиры, зажал его в кулаке бородкой наружу, и весь напружинился, собрался. Дурак он, что не ходил заниматься в секцию «самбо»! Казалось – зачем это? Так, лишнее…
Трое, пропустив Костю, – он прошел так близко от них, что уловил даже запах табака в их дыхании, – тоже замедлили шаги, оборачиваясь ему вслед.
Маленький пошел наперерез.
Не убыстряя, не замедляя своего движения, Костя шел прямо на нею. Он был готов – если маленький, выполнявший в шайке, как явствовало из всего, роль затравщика, кинется на него – ударить его зажатым в кулаке ключом.
Решительный Костин шаг, видимо, смутил затравщика. Он остановился, дал Косте пройти мимо. Не оборачиваясь, Костя почти как бы видел в эти мгновения все, что происходило позади него – где, на каком расстоянии, в какой позе остался стоять маленький, где и как стоят его дружки, и как они все смотрят в его спину.
– Эй, длинный! – услышал он окрик. Окликнул не маленький, кто-то из троих.
– Ладно, не надо! – произнес чей-то голос, очевидно, старшего, и вслед за этим, удаляясь, по тротуару вновь покатилась дробная рысца каблуков.
На том примерно расстоянии, где остались прикуривавший у Кости парень со своей девушкой, каблуки сбились с ритма, последовала какая-то секундная заминка, послышались два-три невнятных возгласа, невнятный шум – и сразу же каблуки рванулись в бег, будто вспугнутые. Всполошенная, паническая, быстро затихшая дробь их покатилась в глубь улицы, потом – косо перерезая ее, в направлении пустыря с бетонной коробкой строящегося дома.
Костя понял, что возле калитки что-то произошло.
Когда он подбежал, ничего не видя, не различая в потемках, он услыхал тревожный, вопрошающий голос парня, исходивший откуда-то снизу, с земли. Ломая спички, Костя зажег огонь. Парень пытался поднять и поставить на ноги девушку, а она обмякло висела на его руках, неловко подвернув под себя ноги – на том самом месте, на котором всего несколько минут перед тем стояла – так красиво, свободно прислонившись к столбу, слегка откинув пышноволосую голову…
– Что с ней? Что они сделали? – выговорил Костя, весь в волнении, угадывая чувством, что случилось, должно быть, что-то очень страшное.
– Ударили… – глухо, растерянно ответил парень.
Спичка погасла. Костя вытащил из коробки сразу три и запалил их одновременно. Правый бок у девушки был в обильной крови.
– Да ведь это же… это же… ножом! – воскликнул Костя потрясенно.
Ноги у девушки подламывались, она не могла стоять, да, собственно, и незачем было ее ставить. Парень прекратил свои попытки, явно не зная, что же теперь делать с девушкой, как ему поступить. Он продолжал держать ее в руках и, точно она была где-то далеко от него, звал ее по имени: «Таня! Таня!..» – как будто это было очень важно и необходимо, чтобы она услышала его голос и откликнулась. А она не отвечала, молча, остановленно смотрела перед собой расширенными и как-то страшно залитыми чернотою глазами, пугавшими заключенным в них выражением больше, чем ее бессилие, ее немота, пятно крови.
– За что? Почему? – воскликнул Костя.
– Ни за что, просто… Ударили и побежали…
– Ты их знаешь? Они с вашей улицы? Ты их когда-нибудь видел?
– Я их не разглядел… Я даже понять не успел ничего…
– Надо неотложку! – выпрямляясь, сказал Костя. – Кто там в доме?
– Никого там нет. У нее мать, но она на работе еще…
– Откуда тут можно позвонить? А, знаю, – вспомнил Костя про телефонную будку. Он когда-то видел ее – на той стороне улицы, возле булочной. Далековато, два квартала…
Домчавшись, он рванул стеклянную дверь; не попадая пальцем в дырочки диска, срываясь, набрал номер станции «скорой помощи».
Когда-то, в первые послевоенные годы, надо было долго ждать, чтобы в ответ на вызов к больному или пострадавшему приехал врач.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151