– Что ж удивительного? Приличный дом, усадьба…
– И у кого же, простите за любопытство, если не секрет?
Максиму Петровичу показалось, что Извалова хитрит, что покупка дома – это так, одна видимость, что под этим что-то другое кроется…
– Не секрет, – сказала Извалова. – У Столетова.
– Вон как! – успокоился Щетинин, теперь уже совершенно точно зная, что Извалова врет: заврайфо Столетов по службе переводился в область, но дом продавать не собирался, потому что в него вселялась его родная сестра. Обо всем этом Максим Петрович обстоятельно узнал от самого Столетова, и не далее как позавчера, то есть в последний день своего пребывания в больнице, куда заврайфо привезли вырезать аппендицит и где они неожиданно оказались соседями по койкам в палате.
– У Столетова, значит… – машинально повторил Максим Петрович. Ему ничего не стоило уличить Извалову во лжи, но его интересовало не то, что она лжет, не самый, так сказать, сюжет лжи, а причины, побуждающие ее лгать. «Дом у Столетова»! Ведь это надо же так неудачно придумать!
«А ведь она не для себя хлопочет! – мелькнуло в мыслях Максима Петровича. – Чего бы ей окольными путями кружить?»
– У Столетова, значит? – он с усмешкой, едва не подмигнув, пристально поглядел на Извалову. – Позавчера мы только с ним как раз насчет этого дома толковали…
– Ну, мы еще не окончательно, конечно… – смутилась Извалова. – Мы еще так… в общих чертах…
– Да что ж – в общих чертах, – вздохнул Максим Петрович. – В общих чертах, Евгения Васильевна, не продает он дом-то… Право, не понимаю, зачем вы со мною в прятки играете.
– Ах, боже мой! – уже с оттенком некоторого раздражения сказала Извалова. – При чем тут прятки? В конце концов, я не маленькая и могу сама, как мне хочется, распорядиться своими деньгами…
– Деньгами вашего мужа, – деликатно поправил ее Максим Петрович.
– Ну, это, знаете ли, все равно, поскольку я – наследница, – вспыхнула Извалова. – И вообще, если хотите знать, я не о себе забочусь с этими проклятыми деньгами…
«А я что говорил! – подумал Максим Петрович, – Конечно, не о себе…»
– Простите, не понимаю, – он изобразил на лице удивление. – О ком же?
– Якову Семенычу очень нужны деньги. Я обещала…
– Малахину?
– Ну да. Эта его постройка…
– Какая постройка, позвольте? – тут уж Максим Петрович удивился без всякого притворства. – Насколько мне известно, товарищ Малахин ничего не строит…
Извалова густо покраснела. Видно было, что она проговорилась, сболтнула то, о чем следовало бы помалкивать.
– Да нет, это, знаете ли, не здесь… – лицо Изваловой покрылось бурыми пятнами. – Яков Семеныч держит в секрете… ну… я прошу вас, пусть это останется между нами…
Растерявшись, она уже бог знает что бормотала.
– Он ведь скоро на пенсию идет, – оглянувшись, понижая голос до шепота, быстро заговорила Извалова. – Ну… и, как бы сказать… хочет обеспечить себя на старость, отдохнуть… И вот решился построить домик…
– А! В городе? – догадался Максим Петрович.
– Нет, на берегу Черного моря, в Геленджике… Ну, и вот – что-то у него там не хватает, он просил одолжить ему эти деньги…
– Шесть тысяч?! – воскликнул Максим Петрович.
– Ну да, что ж тут такого?
– Ничего себе – домик! – усмехнулся Максим Петрович. – И этак вдруг, сразу ему шесть тысяч понадобилось?
– Ах, что вы, вовсе не сразу… Почти год, как выкручивается. Мы уж с сестрой не рады, что он так втянулся в эту постройку. Денег она пожирает столько – вы и представить себе не можете! Это же – юг, Кавказ! Деньги, деньги и деньги! Он ведь еще у покойного Валерьяна Александрыча просил, да тот как раз получил извещение о машине…
– То есть, позвольте, – перебил ее Максим Петрович, – я так вас понял, что товарищ Малахин просил у вашего супруга деньги накануне… – он запнулся, не решаясь произнести это ужасное слово, – накануне гибели Валерьяна Александрыча?
– Ну да, и был страшно огорчен отказом. Целый день метался сам не свой… Вечером – мы уже спать легли – слышим: одевается, уходит…
– Куда? – быстро спросил Максим Петрович.
– Куда! Да бог его знает – куда, наверно, искал, у кого занять… Ведь ему же весь район знаком, друзей – сотни… Обидно, конечно, что свой, родственник – отказал…
– Ну, и что же? Занял?
– Тогда выкрутился как-то. А вот теперь – снова нужно, какие-то там платежи… И я, конечно, дам, мы, женщины, не так бессердечны, как вы, мужчины. Подумаешь – машина, машина! Так, прихоть, игрушка, а тут человек задумал серьезное… У него ведь дети, он о них заботится… Ведь надо же и о детях подумать, не правда ли?
– Ну, не знаю… – как-то словно думая совсем о другом, протянул Максим Петрович.
– Ах, все вы, мужчины, такие! – вздохнула Извалова. – Вам бы только свои прихоти удовлетворить… Эта проклятая машина! – с откровенной злобой воскликнула она, некрасиво сморщив лицо, привычным жестом прижимая к глазам крошечный кружевной платочек. – Из-за нее и Валера погиб, и вот Яков Семеныч страдает…
– Даже страдает? – сочувственно спросил Максим Петрович.
– Ужасно! Вы, товарищ Щетинин, себе представить не можете, как он изменился за эти полгода! С валидолом не расстается, ведь он, знаете ли, сердечник… Нервничает, бессонница… – всхлипнула Извалова, снова прижимая платочек к глазам. – Там – постройка, тут – эта ужасная трагедия…
– Да, да, – задумался Максим Петрович. – Действительно, неприятная история…
– Так как бы, товарищ Щетинин, ускорить с деньгами? – осторожно спросила Извалова, понимая задумчивость Максима Петровича как результат своих жалоб и признаний. – Может быть, вы все-таки поговорите с товарищем Муратовым?
– Что? – Максим Петрович, словно очнувшись, потер лоб. – А! Ну конечно, Евгения Васильевна, поговорю. Я понимаю вас, – успокаивающе добавил он, заметив, что Извалова снова потянулась в сумочку за платком. – Что от меня будет зависеть, поверьте…
Извалова рассыпалась в благодарностях и ушла, оставив в комнате тошноватый запах духов.
Минут пять Максим Петрович сидел не шевелясь, в той самой позе, в какой оставила его Извалова, как-то весь подавшись вперед, словно пытаясь что-то вспомнить, что-то сообразить.
– Геленджик… покойный Извалов… шесть тысяч… – наконец сказал он вслух.
Тигр крался в камышовых зарослях…
Глава пятьдесят шестая
В первом томе «Толкового словаря живого великорусского языка» на букву Б – между «бардой» и «бардом»' – нужное слово нашлось. «Б а р д а д ы м, – гласил всеведущий Даль, – в картежной игре х л ю с т или т р и л и с т а, король черной масти. Или по-сибирски – б а р д а ш к а, – трефовый, крестовый, жлудёвый король».
Глава пятьдесят седьмая
Походный надувной матрац, байковое одеяло, два полотенца, мыльница, зубная щетка, заводная бритва «Спутник»… трикотажные спортивные брюки, плавки, в которых он купался летом на реке… Что еще? Ах да, журналы! Удивительно, на каждом месте он сразу же обрастает бумажным багажом. Когда он приехал в Садовое впервые, при нем не было ни листика, а теперь чуть ли не целая библиотека. Даже непонятно, когда и как она собралась…
Итак, все. Костя захлопнул крышку своего побитого чемоданишка, придавил с хрустом защелкнувшиеся замочные язычки.
В сенях звякнула щеколда. Нет, это не Евстратов и не Кузнецов, им еще рано.
Сгибаясь под притолокой, вошел дядя Петя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151