Очень много ценных замечаний… Видно, что читатель книгу в основе принял, но хочет иметь в улучшенном, более совершенном виде. Я все советы учел, роман переработал… Много новых страниц… Теперь все на месте. Полгода труда. Повысил идейное звучание, заострил политическую направленность в свете последних решений…»
Читательские письма, грудою лежавшие на столе, с почтовыми штемпелями Владивостока и Моховатки, Норильска и Липягов производили убедительное впечатление. Начальственное лицо брало телефонную трубку и говорило: «Надо бы Дуболазова переиздать… Читатель книгу принял, но много ценных указаний… Роман он подработал, улучшил… Да, да, в свете последних решений… Вообще правильной позиции держится, надо это поощрять – все время в контакте с массой, прислушивается к мнению критики, народа… Что? Предыдущее издание еще не разошлось? Ничего, ничего… Пока книга выйдет – и старый тираж раскупят…»
Дуболазов и сам преотлично знал, что позиция его правильная. Благодаря ей его первый роман «Светлый путь», написанный в начале тридцатых годов и рассказывающий, как домашняя работница, эксплуатируемая жадным нэпманом, превратилась в сознательную, политически развитую гражданку, стала депутатом районного совета и председателем большой механизированной артели по выделке пуговиц и гребней, выходил из печати уже одиннадцать раз, все более и более увеличиваясь от переработок и дополнений и достигнув, наконец, сорока семи печатных листов.
Благодаря верной позиции Дуболазова, его тесной связи с читательскою массою и умению реагировать на критику, на читательские мнения и пожелания, и второй его роман «Янтарные закрома», посвященный трудовым будням современной колхозной молодежи, обсуждавшийся сейчас здесь, в этом зале районной библиотеки, был издан уже трижды и должен был выйти в четвертый раз – в исправленном и улучшенном виде…
Костя не захватил открытия вечера, не слышал речи Ангелины Тимофевны, приветствовавшей дорогого гостя. Когда он протиснулся в зал, на трибуне уже стояла Майечка Чернявская, студентка сельхозтехникума, тоненькая, хорошенькая, румяная от возбуждения, и сбивчиво, запинаясь и еще больше краснея, но воодушевленно высказывала свое мнение о романе «Янтарные закрома». Перед собой она держала тетрадку, в которой было записано ее выступление, проверенное и поправленное Ангелиной Тимофевной. Однако именно потому, что написанное было проконтролировано, Майечке не хотелось воспроизводить текст, она старалась говорить от себя, и забавно, порой вызывая даже улыбки, соединяла засевшие в ее памяти письменные обороты с импровизированными собственными словами.
Сначала она сказала о заслугах Макара Ксенофонтыча, о том, что в детстве он был неграмотным и босым, и если бы не революция, то так бы, наверно, всю жизнь и пас свиней. Потом рассказала, как молодежь любит и читает его книги, и смущенно, в застенчивой форме, упрекнула писателя за то, что он редко публикует новое, а все больше переиздает уже много раз изданное. Ангелина Тимофевна беспокойно заерзала на стуле.
– Конечно, – поправилась Майечка, покраснев от своей дерзости, – эти книги имеют большое воспитательное значение, молодежь благодарна за них товарищу Дуболазову… Но хотелось бы, чтобы писатель чаще радовал своими новыми произведениями и быстрее откликался на жгущие проблемы современности. В частности – изобразил бы жизнь студентов сельскохозяйственного техникума. Ведь это очень, очень волнующая тема! О жизни студентов других институтов книги есть, а про сельхозтехникумы еще никем не написано…
Майечка так и сказала – «жгущие». Под Ангелиной Тимофевной снова заскрипел стул, по лицу ее скользнула тревога. Она была недовольна, что Майечка скомкала тетрадку и говорит «от себя», и переживала каждую Майечкину ошибку, как свою собственную. Было видно, как ей неловко перед дорогим гостем из областного города.
Дуболазов же хранил доброжелательно-улыбчивое выражение, всем своим видом показывая, как ему интересно слушать Майечку и как для него чрезвычайно ценно все то, что она говорит. Когда она сказала, что нет романов о жизни студентов сельскохозяйственных техникумов, на лице Дуболазова появилось даже что-то вроде раскаяния, что он так оплошал, до сих пор не написал романа, а ведь это действительно важная, крайне, крайне важная и актуальная тема… Лицо его изобразило также, что он принимает Майечкин призыв как программу своих дальнейших писательских действий, и обещание в самом близком будущем такой роман непременно подарить читателям.
Покончив со вступительной частью, Майечка нервно все же полистала свою тетрадку и перешла к роману «Янтарные закрома». Она отметила актуальность романа, то, что в нем верно, правдиво, со знанием дела изображены происходящие в сельском хозяйстве процессы – рост производительности труда во всех основных сельскохозяйственных отраслях, повышение культуры земледелия, улучшение предпосевной обработки почв, внедрение химизации на полях, механизации на фермах, мелиорации солонцов, убыстрение транспортизации сельхозпродукции к местам ее потребления.
– Но… – сказала Майечка, оглянувшись на Ангелину Тимофевну. Та сделала незаметное одобрительное движение головой: то, о чем Майечка собиралась сказать, было ими совместно обсуждено и допущено Ангелиной Тимофевной в качестве умеренной дозы необходимой критики. Автору она не должна была показаться обидной, зато обсуждение романа приобретало от нее характер серьезный, объективный и нелицеприятный. – Но… – сказала Майечка, – иногда некоторые сцены выглядят и не совсем правдиво… Конечно, я не такой уж знаток литературы, я понимаю, что так нужно для воспитания людей, чтобы они учились, как правильно мыслить, жить прежде всего общественными интересами и подчинять им личные, но все-таки в настоящей жизни бывает как-то не совсем так… Вот, например, такая сцена: Андрей, молодой председатель колхоза, и его возлюбленная Вера, доярка, идут вечером гулять на пруд. Там светит луна, поэтичный вид природы, тишина… Андрей и Вера садятся в лодку, Андрей берет ее руку и говорит… Я лучше прочитаю…
Майечка торопливо, нервно полистала взятую с собой на трибуну книгу, из которой торчали белые уголки закладок.
– Вот… «Веруша! – сказал Андрей, с нежной силой прижимая к своей груди теплую руку Веры, к тому месту, где молодо и упруго билось его большое, горячее сердце. – Дорогая… Ты права, ты бесконечно права… Твой ум, твоя правота смиряют мое упрямство, открывают мне глаза… Ты – мой друг, не знаю, что бы я делал без тебя! И не только друг, ты – больше. Ты мой учитель в жизни, в труде, в счастье, которое мы куем своими руками… Конечно, одно только увеличение суточного кормового рациона – это еще не выход из положения. Но мы найдем выход, верь мне, дорогая! Мы выведем наш колхоз на светлую дорогу!
– Андрей! – горячо перебила его Вера. Тугая грудь ее высоко вздымалась, глаза пылали огнем любви и восхищения. – Андрей! Если бы ты знал, как ты мне дорог! – голос се пресекся от волнения. – Ты такой устремленный вперед, такой вдохновенный, ты так быстро схватываешь новое, в тебе столько инициативы, энергии! Ты такой замечательный руководитель!..» Ну, тут можно еще много читать, – сказала Майечка, откладывая книгу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
Читательские письма, грудою лежавшие на столе, с почтовыми штемпелями Владивостока и Моховатки, Норильска и Липягов производили убедительное впечатление. Начальственное лицо брало телефонную трубку и говорило: «Надо бы Дуболазова переиздать… Читатель книгу принял, но много ценных указаний… Роман он подработал, улучшил… Да, да, в свете последних решений… Вообще правильной позиции держится, надо это поощрять – все время в контакте с массой, прислушивается к мнению критики, народа… Что? Предыдущее издание еще не разошлось? Ничего, ничего… Пока книга выйдет – и старый тираж раскупят…»
Дуболазов и сам преотлично знал, что позиция его правильная. Благодаря ей его первый роман «Светлый путь», написанный в начале тридцатых годов и рассказывающий, как домашняя работница, эксплуатируемая жадным нэпманом, превратилась в сознательную, политически развитую гражданку, стала депутатом районного совета и председателем большой механизированной артели по выделке пуговиц и гребней, выходил из печати уже одиннадцать раз, все более и более увеличиваясь от переработок и дополнений и достигнув, наконец, сорока семи печатных листов.
Благодаря верной позиции Дуболазова, его тесной связи с читательскою массою и умению реагировать на критику, на читательские мнения и пожелания, и второй его роман «Янтарные закрома», посвященный трудовым будням современной колхозной молодежи, обсуждавшийся сейчас здесь, в этом зале районной библиотеки, был издан уже трижды и должен был выйти в четвертый раз – в исправленном и улучшенном виде…
Костя не захватил открытия вечера, не слышал речи Ангелины Тимофевны, приветствовавшей дорогого гостя. Когда он протиснулся в зал, на трибуне уже стояла Майечка Чернявская, студентка сельхозтехникума, тоненькая, хорошенькая, румяная от возбуждения, и сбивчиво, запинаясь и еще больше краснея, но воодушевленно высказывала свое мнение о романе «Янтарные закрома». Перед собой она держала тетрадку, в которой было записано ее выступление, проверенное и поправленное Ангелиной Тимофевной. Однако именно потому, что написанное было проконтролировано, Майечке не хотелось воспроизводить текст, она старалась говорить от себя, и забавно, порой вызывая даже улыбки, соединяла засевшие в ее памяти письменные обороты с импровизированными собственными словами.
Сначала она сказала о заслугах Макара Ксенофонтыча, о том, что в детстве он был неграмотным и босым, и если бы не революция, то так бы, наверно, всю жизнь и пас свиней. Потом рассказала, как молодежь любит и читает его книги, и смущенно, в застенчивой форме, упрекнула писателя за то, что он редко публикует новое, а все больше переиздает уже много раз изданное. Ангелина Тимофевна беспокойно заерзала на стуле.
– Конечно, – поправилась Майечка, покраснев от своей дерзости, – эти книги имеют большое воспитательное значение, молодежь благодарна за них товарищу Дуболазову… Но хотелось бы, чтобы писатель чаще радовал своими новыми произведениями и быстрее откликался на жгущие проблемы современности. В частности – изобразил бы жизнь студентов сельскохозяйственного техникума. Ведь это очень, очень волнующая тема! О жизни студентов других институтов книги есть, а про сельхозтехникумы еще никем не написано…
Майечка так и сказала – «жгущие». Под Ангелиной Тимофевной снова заскрипел стул, по лицу ее скользнула тревога. Она была недовольна, что Майечка скомкала тетрадку и говорит «от себя», и переживала каждую Майечкину ошибку, как свою собственную. Было видно, как ей неловко перед дорогим гостем из областного города.
Дуболазов же хранил доброжелательно-улыбчивое выражение, всем своим видом показывая, как ему интересно слушать Майечку и как для него чрезвычайно ценно все то, что она говорит. Когда она сказала, что нет романов о жизни студентов сельскохозяйственных техникумов, на лице Дуболазова появилось даже что-то вроде раскаяния, что он так оплошал, до сих пор не написал романа, а ведь это действительно важная, крайне, крайне важная и актуальная тема… Лицо его изобразило также, что он принимает Майечкин призыв как программу своих дальнейших писательских действий, и обещание в самом близком будущем такой роман непременно подарить читателям.
Покончив со вступительной частью, Майечка нервно все же полистала свою тетрадку и перешла к роману «Янтарные закрома». Она отметила актуальность романа, то, что в нем верно, правдиво, со знанием дела изображены происходящие в сельском хозяйстве процессы – рост производительности труда во всех основных сельскохозяйственных отраслях, повышение культуры земледелия, улучшение предпосевной обработки почв, внедрение химизации на полях, механизации на фермах, мелиорации солонцов, убыстрение транспортизации сельхозпродукции к местам ее потребления.
– Но… – сказала Майечка, оглянувшись на Ангелину Тимофевну. Та сделала незаметное одобрительное движение головой: то, о чем Майечка собиралась сказать, было ими совместно обсуждено и допущено Ангелиной Тимофевной в качестве умеренной дозы необходимой критики. Автору она не должна была показаться обидной, зато обсуждение романа приобретало от нее характер серьезный, объективный и нелицеприятный. – Но… – сказала Майечка, – иногда некоторые сцены выглядят и не совсем правдиво… Конечно, я не такой уж знаток литературы, я понимаю, что так нужно для воспитания людей, чтобы они учились, как правильно мыслить, жить прежде всего общественными интересами и подчинять им личные, но все-таки в настоящей жизни бывает как-то не совсем так… Вот, например, такая сцена: Андрей, молодой председатель колхоза, и его возлюбленная Вера, доярка, идут вечером гулять на пруд. Там светит луна, поэтичный вид природы, тишина… Андрей и Вера садятся в лодку, Андрей берет ее руку и говорит… Я лучше прочитаю…
Майечка торопливо, нервно полистала взятую с собой на трибуну книгу, из которой торчали белые уголки закладок.
– Вот… «Веруша! – сказал Андрей, с нежной силой прижимая к своей груди теплую руку Веры, к тому месту, где молодо и упруго билось его большое, горячее сердце. – Дорогая… Ты права, ты бесконечно права… Твой ум, твоя правота смиряют мое упрямство, открывают мне глаза… Ты – мой друг, не знаю, что бы я делал без тебя! И не только друг, ты – больше. Ты мой учитель в жизни, в труде, в счастье, которое мы куем своими руками… Конечно, одно только увеличение суточного кормового рациона – это еще не выход из положения. Но мы найдем выход, верь мне, дорогая! Мы выведем наш колхоз на светлую дорогу!
– Андрей! – горячо перебила его Вера. Тугая грудь ее высоко вздымалась, глаза пылали огнем любви и восхищения. – Андрей! Если бы ты знал, как ты мне дорог! – голос се пресекся от волнения. – Ты такой устремленный вперед, такой вдохновенный, ты так быстро схватываешь новое, в тебе столько инициативы, энергии! Ты такой замечательный руководитель!..» Ну, тут можно еще много читать, – сказала Майечка, откладывая книгу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151