однако что-то такое было в этой неопрятной, химическим карандашом наскоро нацарапанной писульке, в этих кривых, корявых строчках, в пестроте различных по цвету букв, из которых одни ярко, глазасто лиловели, выпячивались пренахально, а другие – серенькие, еле видимые, сливающиеся с бумагой, словно бы прятались, невнятно, испуганно бормоча нечто тайное, понятное лишь тому, кто должен был их прочесть, – что-то такое было в этой замызганной записке, что заставило насторожиться и внимательно много раз вглядываться в нее, вдумываться в ее сокровенный смысл.
Максим Петрович потянулся к лежащей на тумбочке возле кровати папке, порывшись в ней, достал записку и еще раз перечитал ее:
«Павл Василч сполучением сего сроч. прими меры приведи все важур отчетност первей всего наличность к 10 числу мая мес. Бардадым велел имеет сведение».
Характер спешности проглядывал во всем – и в пропущенных буквах в имени адресата, и в отсутствии знаков препинания, и в самой пестроте, в пегости письма: видимо, писавший, торопясь, где-то забывал послюнить кончик карандаша, а где-то слюнил больше, чем нужно, так, что фиолетово-черные слова и отдельные буквы выпячивались самым нелепым образом. Преднамеренно или нет – бог его знает, – особенно глазасто чернели слова «сроч.», «наличность» и совершенно дурацкое, непонятное словечко «бардадым».
Записка предупреждала, сигналила тревогу, это было очевидно. Вероятней всего, в ней говорилось о предстоящей ревизии («важур отчетност»), и в этом ровно ничего не было удивительного: в торговом мире редко какая ревизия оказывается неожиданностью, и хоть за час, да тот, кому нужно, узнает о ней и «примет меры». Но вот диковинное словечко «бардадым» таращилось и действительно озадачивало своей таинственной непонятностью. В кучке жалких обычных пестро-фиолетовых и сереньких слов оно выглядело каким-то чучелом гороховым, уродом.
Что это? Фамилия? Нет, конечно. Блатное прозвище? Скорее всего – да.
За годы своей работы в милиции Максим Петрович довольно обстоятельно ознакомился с различными блатными жаргонами, «фенями», как они назывались в уголовном мире, – но ничего похожего на «бардадым» не припоминалось. Так не пустышка же, в самом деле, слово-то? Какой-то ведь смысл скрывается за этими раскатистыми и даже несколько нагловатыми звуками… Обязательно скрывается, и надо его найти во что бы то ни стало! Но каким образом?
Привычка решать кроссворды навела на мысль воспользоваться справочниками и словарями, которые не раз выручали в поисках нужного для заполнения пустых клеточек слова. С этой целью несколько лет назад был куплен толстенный словарь русского языка Ожегова, который прочно занял на этажерке место в ряду книг по криминалистике. Максим Петрович спустил было ноги с кровати, нащупал ими шлепанцы, собираясь пробраться к этажерке, но в эту минуту вошла Марья Федоровна и строго спросила, куда это он собрался.
– Мне бы, Машута, словарик… – попросил Максим Петрович, робея перед женой, которой привык покоряться во всех домашних делах.
– Какой еще там словарик? – строго сказала Марья Федоровна, накрывая чистой салфеткой тумбочку и ставя на нее тарелку бульона, подернутого золотистой пленкой. – Вот покушаешь, тогда и занимайся… Опять, что ли, слово не разгадаешь? – сочувственно спросила она, собирая разбросанные по кровати «Огоньки». – Сколько клеточек? Что за слово? На какую букву?
– Да нет, Машута, – улыбнулся Максим Петрович, – тут другого рода дело…
– Ешь, ешь! – приказала Марья Федоровна. – И так уж с лица весь сошел со своими делами…
Максим Петрович вздохнул и принялся за бульон.
Глава пятьдесят пятая
В словаре Ожегова были «бард», «барда», «баржа», но никакого «бардадыма» не оказалось.
Марья Федоровна, погремев на кухне посудой, вошла и присела на краешек кровати.
– Ну, как? – с интересом спросила она, видимо уже и сама вовлеченная в игру.
Максим Петрович молча покачал головой.
– Либо к Ангелине Тимофевне сбегать? – предложила Марья Федоровна. – В Большой Советской поглядеть?
– Сбегай, Машута, – обрадовался Максим Петрович. – Да заодно уж и в Даля загляни.
– Ну, ладно, – подымаясь, сказала Марья Федоровна. – Дай-ка я запишу… как бишь оно? Бар-да-дым? Слово-то какое мудреное!
– Я еще знаешь о чем хотел бы тебя попросить… – нерешительно начал Максим Петрович.
– Знаю, знаю, – сказала Марья Федоровна. – Позвоню, не беспокойся. У меня у самой сердце не на месте…
Бездетные, они оба испытывали к Косте нежные родительские чувства, и то, что четыре дня он не подавал о себе никаких вестей, тревожило их обоих. Марья Федоровна даже как-то упрекнула мужа в том, что он слишком мало уделяет внимания «мальчику», по целым неделям предоставляя его самому себе.
– Его к вам на практику прислали, – сказала она, – под твое наблюдение… А как ты за ним наблюдаешь? Мальчонка ведь еще, дело ваше – не дай бог какое опасное, ну-ка вдруг что случится…
«Действительно, молод еще… – подумал Максим Петрович, оставшись один. – Но ведь умен, инициативен! Да и обстоятельства так сложились, что ему, именно ему надо быть там…»
Внезапно усталость охватила его. Он повернулся к стене, подумал: «Заснуть, что ли?» – но взгляд его упал на тигра и – сна как не бывало.
Тигр крался в камышовых зарослях…
– А, чтоб тебе пусто было! – с досадой вслух произнес Максим Петрович и принялся за новый кроссворд. «Великий русский художник», состоящий из пяти клеточек по горизонтали, был, разумеется, Репин или Серов; слово, начинающееся с первой буквы художника по вертикали, обозначалось как сорное растение, то есть, верней всего, репейник. Серов, таким образом, отпадал…
В дверь постучали.
– Входите! – крикнул Максим Петрович. – Там не заперто…
– Можно? – раздался тоненький голосок Изваловой. – Уж вы извините, – пропела она не без кокетства, входя в комнату и наполняя ее удушливым сладким запахом духов и каких-то косметических кремов. – Я к товарищу Муратову ходила, да он, сказали, занят, так я уж вас решилась побеспокоить…
– Садитесь, – сказал Максим Петрович, угадывая, зачем пришла Извалова и удивляясь ее бестактной нетерпеливости. – Вы насчет денег, конечно?
– Да, да… – вздохнула Извалова. – Эти ужасные деньги…
«И чего кривляешься? – неприязненно подумал Максим Петрович. – «Ужасные»! Сама рада-радехонька, а ишь какую мировую скорбь развела!»
– С деньгами, Евгения Васильевна, придется немножко обождать, – подумав сказал Максим Петрович. – Андрей Павлыч намерен подвергнуть банковские билеты кое-каким лабораторным анализам. Отпечатки пальцев его, в частности, интересуют.
– И это еще долго протянется? – спросила Извалова.
– Как вам сказать? Следствие… сами понимаете, – замялся Максим Петрович. – Да что вам такая вдруг нужда приспела? – пристально поглядел он на Извалову. – Сколько ждали, теперь уж придется потерпеть. Скажите спасибо, что нашлись…
Извалова изобразила на своем большом напудренном лице «мировую скорбь» и вздохнула так глубоко, что ярко-красные клипсы задрожали в кончиках ее ушей.
– Домишко тут себе присмотрела, хочу купить… Бог с ним, с Садовым, – сказала она.
– Конечно, – согласился Максим Петрович, – легко понять…
– Вот, стало быть, и деньги нужны.
– Так много? – удивился Максим Петрович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
Максим Петрович потянулся к лежащей на тумбочке возле кровати папке, порывшись в ней, достал записку и еще раз перечитал ее:
«Павл Василч сполучением сего сроч. прими меры приведи все важур отчетност первей всего наличность к 10 числу мая мес. Бардадым велел имеет сведение».
Характер спешности проглядывал во всем – и в пропущенных буквах в имени адресата, и в отсутствии знаков препинания, и в самой пестроте, в пегости письма: видимо, писавший, торопясь, где-то забывал послюнить кончик карандаша, а где-то слюнил больше, чем нужно, так, что фиолетово-черные слова и отдельные буквы выпячивались самым нелепым образом. Преднамеренно или нет – бог его знает, – особенно глазасто чернели слова «сроч.», «наличность» и совершенно дурацкое, непонятное словечко «бардадым».
Записка предупреждала, сигналила тревогу, это было очевидно. Вероятней всего, в ней говорилось о предстоящей ревизии («важур отчетност»), и в этом ровно ничего не было удивительного: в торговом мире редко какая ревизия оказывается неожиданностью, и хоть за час, да тот, кому нужно, узнает о ней и «примет меры». Но вот диковинное словечко «бардадым» таращилось и действительно озадачивало своей таинственной непонятностью. В кучке жалких обычных пестро-фиолетовых и сереньких слов оно выглядело каким-то чучелом гороховым, уродом.
Что это? Фамилия? Нет, конечно. Блатное прозвище? Скорее всего – да.
За годы своей работы в милиции Максим Петрович довольно обстоятельно ознакомился с различными блатными жаргонами, «фенями», как они назывались в уголовном мире, – но ничего похожего на «бардадым» не припоминалось. Так не пустышка же, в самом деле, слово-то? Какой-то ведь смысл скрывается за этими раскатистыми и даже несколько нагловатыми звуками… Обязательно скрывается, и надо его найти во что бы то ни стало! Но каким образом?
Привычка решать кроссворды навела на мысль воспользоваться справочниками и словарями, которые не раз выручали в поисках нужного для заполнения пустых клеточек слова. С этой целью несколько лет назад был куплен толстенный словарь русского языка Ожегова, который прочно занял на этажерке место в ряду книг по криминалистике. Максим Петрович спустил было ноги с кровати, нащупал ими шлепанцы, собираясь пробраться к этажерке, но в эту минуту вошла Марья Федоровна и строго спросила, куда это он собрался.
– Мне бы, Машута, словарик… – попросил Максим Петрович, робея перед женой, которой привык покоряться во всех домашних делах.
– Какой еще там словарик? – строго сказала Марья Федоровна, накрывая чистой салфеткой тумбочку и ставя на нее тарелку бульона, подернутого золотистой пленкой. – Вот покушаешь, тогда и занимайся… Опять, что ли, слово не разгадаешь? – сочувственно спросила она, собирая разбросанные по кровати «Огоньки». – Сколько клеточек? Что за слово? На какую букву?
– Да нет, Машута, – улыбнулся Максим Петрович, – тут другого рода дело…
– Ешь, ешь! – приказала Марья Федоровна. – И так уж с лица весь сошел со своими делами…
Максим Петрович вздохнул и принялся за бульон.
Глава пятьдесят пятая
В словаре Ожегова были «бард», «барда», «баржа», но никакого «бардадыма» не оказалось.
Марья Федоровна, погремев на кухне посудой, вошла и присела на краешек кровати.
– Ну, как? – с интересом спросила она, видимо уже и сама вовлеченная в игру.
Максим Петрович молча покачал головой.
– Либо к Ангелине Тимофевне сбегать? – предложила Марья Федоровна. – В Большой Советской поглядеть?
– Сбегай, Машута, – обрадовался Максим Петрович. – Да заодно уж и в Даля загляни.
– Ну, ладно, – подымаясь, сказала Марья Федоровна. – Дай-ка я запишу… как бишь оно? Бар-да-дым? Слово-то какое мудреное!
– Я еще знаешь о чем хотел бы тебя попросить… – нерешительно начал Максим Петрович.
– Знаю, знаю, – сказала Марья Федоровна. – Позвоню, не беспокойся. У меня у самой сердце не на месте…
Бездетные, они оба испытывали к Косте нежные родительские чувства, и то, что четыре дня он не подавал о себе никаких вестей, тревожило их обоих. Марья Федоровна даже как-то упрекнула мужа в том, что он слишком мало уделяет внимания «мальчику», по целым неделям предоставляя его самому себе.
– Его к вам на практику прислали, – сказала она, – под твое наблюдение… А как ты за ним наблюдаешь? Мальчонка ведь еще, дело ваше – не дай бог какое опасное, ну-ка вдруг что случится…
«Действительно, молод еще… – подумал Максим Петрович, оставшись один. – Но ведь умен, инициативен! Да и обстоятельства так сложились, что ему, именно ему надо быть там…»
Внезапно усталость охватила его. Он повернулся к стене, подумал: «Заснуть, что ли?» – но взгляд его упал на тигра и – сна как не бывало.
Тигр крался в камышовых зарослях…
– А, чтоб тебе пусто было! – с досадой вслух произнес Максим Петрович и принялся за новый кроссворд. «Великий русский художник», состоящий из пяти клеточек по горизонтали, был, разумеется, Репин или Серов; слово, начинающееся с первой буквы художника по вертикали, обозначалось как сорное растение, то есть, верней всего, репейник. Серов, таким образом, отпадал…
В дверь постучали.
– Входите! – крикнул Максим Петрович. – Там не заперто…
– Можно? – раздался тоненький голосок Изваловой. – Уж вы извините, – пропела она не без кокетства, входя в комнату и наполняя ее удушливым сладким запахом духов и каких-то косметических кремов. – Я к товарищу Муратову ходила, да он, сказали, занят, так я уж вас решилась побеспокоить…
– Садитесь, – сказал Максим Петрович, угадывая, зачем пришла Извалова и удивляясь ее бестактной нетерпеливости. – Вы насчет денег, конечно?
– Да, да… – вздохнула Извалова. – Эти ужасные деньги…
«И чего кривляешься? – неприязненно подумал Максим Петрович. – «Ужасные»! Сама рада-радехонька, а ишь какую мировую скорбь развела!»
– С деньгами, Евгения Васильевна, придется немножко обождать, – подумав сказал Максим Петрович. – Андрей Павлыч намерен подвергнуть банковские билеты кое-каким лабораторным анализам. Отпечатки пальцев его, в частности, интересуют.
– И это еще долго протянется? – спросила Извалова.
– Как вам сказать? Следствие… сами понимаете, – замялся Максим Петрович. – Да что вам такая вдруг нужда приспела? – пристально поглядел он на Извалову. – Сколько ждали, теперь уж придется потерпеть. Скажите спасибо, что нашлись…
Извалова изобразила на своем большом напудренном лице «мировую скорбь» и вздохнула так глубоко, что ярко-красные клипсы задрожали в кончиках ее ушей.
– Домишко тут себе присмотрела, хочу купить… Бог с ним, с Садовым, – сказала она.
– Конечно, – согласился Максим Петрович, – легко понять…
– Вот, стало быть, и деньги нужны.
– Так много? – удивился Максим Петрович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151