В. Куйбышева. Он даже начал подмешивать яд самому Ежову, но не успел добиться своей цели, так как был вовремя уличен.
Самым важным новшеством в теории заговоров, проявившимся в ходе суда над «блоком правых и троцкистов», было перенесение акцента на роль западных правительств и их разведывательных служб. Троцкисты уже не были простыми помощниками иностранных спецслужб, а стали их «рабами», «крепостными» своих господ. Государственный прокурор Андрей Вышинский объявил в своем заключительном слове: «Блок правых и троцкистов» не является политической группой. Это банда шпионов и агентов иностранных разведывательных служб. Это было полностью и безоговорочно доказано, и в этом заключается колоссальное социальное, политическое и историческое значение настоящего процесса.»
Начиная с шахтинского дела десятилетней давности, роль иностранных разведывательных служб в подготовке к свержению Советской власти приобретала все большее значение в теории заговоров Сталина и НКВД. В своем окончательном варианте теория заговоров задним числом отводила главную роль «дьявольской деятельности иностранных разведывательных служб» в контрреволюционной борьбе с Советской властью с самого начала ее существования: «Вся история буржуазной контрреволюции в СССР связана с активными попытками наиболее реакционных кругов международной буржуазии свергнуть власть Советов. Не было ни одного более или менее серьезного заговора в СССР без прямого и очень активного участия иностранных капиталистов и военных клик.»
Среди тех, кто присутствовал на процессе над «блоком правых и троцкистов», был Фицрой Маклин, в то время молодой английский дипломат британского посольства в Москве. Однажды во время процесса свет неожиданно упал на небольшую отдельную ложу в конце зала, в которой Маклин, к своему огромному удивлению, увидел опущенные усы и желтоватое лицо самого Сталина. И хотя Сталин, конечно же, не вдавался во все детали и, безусловно, не знал большинства имен своих жертв, тем не менее, именно он был главной направляющей силой террора. От своего отца и других ветеранов КГБ Гордиевский узнал, что после смерти Кирова Сталин каждый день поздно вечером встречался сначала с Ягодой, а затем с Ежовым. Эти ночные беседы с Ежовым нередко начинались в десять часов вечера, а заканчивались в два часа ночи. Сталин проявлял особый личный интерес не только к наказанию видных деятелей партии, НКВД и вооруженных сил, но и живо интересовался количеством разоблаченных простых «врагов народа». Его наиболее доверенные помощники, такие, как Лазарь Каганович, ездили по стране и следили за тем, чтобы местные планы «разоблачений» выполнялись и перевыполнялись. Даже в самый разгар «Великого Террора» Сталин не был удовлетворен количеством репрессированных, о которых ему докладывали. Начальник милиции Ивановской области Михаил Шрейдер впоследствии вспоминал, как в 1937 году к нему с такой инспекцией приехал Каганович. Каждый день он звонил по нескольку раз Сталину и докладывал о количестве арестов, и хотя местный НКВД уже применял, по словам Шрейдера, «жестокие пытки» для получения признаний от вымышленных врагов народа, после каждого звонка Сталину Каганович настаивал на ускорении процесса получения признаний. Однажды Каганович позвонил Сталину в присутствии Шрейдера и доложил ему о количестве произведенных арестов на этот час. Как всегда, Сталин был недоволен. Шрейдер слышал, как Каганович повторял снова и снова: «Будет исполнено, товарищ Сталин. Я надавлю на начальников отделов НКВД, чтобы они не были слишком либеральны и максимально увеличили число раскрытых врагов народа.»
«Враги народа», имеющие связи за рубежом, должны были признаваться в том, что они были шпионами. Много лет спустя Гордиевский наталкивался на их дела в архивах КГБ. Одним из наиболее типичных тому примеров, запомнившимся ему еще с молодости, было дело немецкого коммуниста по имени Штурм, который шел полуголодный с Украины в Вологду в 1937 году. Сотрудники НКВД арестовали его в Куйбышеве, когда он просил подать ему хлеба. После нескольких изматывающих допросов он признался, что был немецким шпионом, и вскоре был расстрелян.
Террор неудержимо нарастал не по дням, а по часам. Вымышленные «враги народа» должны были выдать таких же вымышленных соучастников, а тень всеобщего подозрения автоматически падала на их друзей и близких. В результате количество арестов в 1937–1938 годах начало расти в геометрической прогрессии. Но главным движителем террора, человеком, стремившимся сделать его всеобъемлющим, был, конечно же, сам Сталин. Он никогда не испытывал угрызений совести, если для достижения максимального эффекта на показательном процессе необходимо было сфабриковать те или иные улики. Но и он, и Ежов, безусловно, верили в свою теорию заговоров, на которой, собственно, и были построены все процессы, ведь в основе абсурдных утверждений о совместном наступлении империалистических спецслужб и их троцкистских наемников лежала безупречная логика ленинской мысли. В открытом письме, опубликованном во время открытого процесса над «блоком правых и троцкистов», Сталин доказывает верность своей теории заговоров ленинскими словами: «Мы живем не просто в государстве, а в системе государств, и существование Советской республики бок о бок с империалистическими государствами, в конечном итоге, немыслимо. Но пока этому не придет конец, страшные схватки между Советской республикой и буржуазными государствами неизбежны… Мы должны помнить, что мы всегда находимся на волоске от агрессии.»
По мнению Сталина, было бы «абсурдно и глупо» полагать, что внешние враги СССР не нападут на него при первом же удобном случае: «Так могут думать слепые хвастуны или скрытые враги народа». Тех же, кто не разделял теории заговоров Сталина, тут же записывали во «враги народа». Исходя из ленинских принципов, империалисты не могли не попытаться уничтожить единственное в мире рабоче-крестьянское государство. А если они планировали его уничтожение, то совершенно естественно, что их разведывательные службы вели против него активную подрывную деятельность. Для того, чтобы опровергнуть этот основополагающий принцип сталинской теории заговоров, необходимо было выступить против самого ленинизма.
Как показала реакция Ленин на «заговор Локкарта» двадцатилетней давности, его манихейское представление о мире, разделенном на буржуазную тьму и большевистский свет, делало его чрезвычайно восприимчивым к теориям заговоров. В сборнике документов, опубликованном в декабре 1937 года к «славному двадцатилетнему юбилею ЧК-ОГПУ-НКВД», приводились слова Ленина, который предупреждал о контрреволюционных «организованных предательствах в тылу», «саботаже производства продуктов питания, грозящем голодом миллионам людей» и «широкой организации шпионажа». Ленин призывал предпринять «срочные меры» для разоблачения «бесконечных заговоров», которые вынашивались неправедным союзом белых русских эмигрантов и иностранных империалистов: «У нас нет другого ответа, кроме ответа организации – „ЧК“, которая знает каждый шаг заговорщиков и не будет пытаться уговаривать, а будет немедленно наказывать.» Но Ленин никогда бы не дошел до дикой жестокости Сталина, его шпиономании и навязчивой идеи вредительства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235
Самым важным новшеством в теории заговоров, проявившимся в ходе суда над «блоком правых и троцкистов», было перенесение акцента на роль западных правительств и их разведывательных служб. Троцкисты уже не были простыми помощниками иностранных спецслужб, а стали их «рабами», «крепостными» своих господ. Государственный прокурор Андрей Вышинский объявил в своем заключительном слове: «Блок правых и троцкистов» не является политической группой. Это банда шпионов и агентов иностранных разведывательных служб. Это было полностью и безоговорочно доказано, и в этом заключается колоссальное социальное, политическое и историческое значение настоящего процесса.»
Начиная с шахтинского дела десятилетней давности, роль иностранных разведывательных служб в подготовке к свержению Советской власти приобретала все большее значение в теории заговоров Сталина и НКВД. В своем окончательном варианте теория заговоров задним числом отводила главную роль «дьявольской деятельности иностранных разведывательных служб» в контрреволюционной борьбе с Советской властью с самого начала ее существования: «Вся история буржуазной контрреволюции в СССР связана с активными попытками наиболее реакционных кругов международной буржуазии свергнуть власть Советов. Не было ни одного более или менее серьезного заговора в СССР без прямого и очень активного участия иностранных капиталистов и военных клик.»
Среди тех, кто присутствовал на процессе над «блоком правых и троцкистов», был Фицрой Маклин, в то время молодой английский дипломат британского посольства в Москве. Однажды во время процесса свет неожиданно упал на небольшую отдельную ложу в конце зала, в которой Маклин, к своему огромному удивлению, увидел опущенные усы и желтоватое лицо самого Сталина. И хотя Сталин, конечно же, не вдавался во все детали и, безусловно, не знал большинства имен своих жертв, тем не менее, именно он был главной направляющей силой террора. От своего отца и других ветеранов КГБ Гордиевский узнал, что после смерти Кирова Сталин каждый день поздно вечером встречался сначала с Ягодой, а затем с Ежовым. Эти ночные беседы с Ежовым нередко начинались в десять часов вечера, а заканчивались в два часа ночи. Сталин проявлял особый личный интерес не только к наказанию видных деятелей партии, НКВД и вооруженных сил, но и живо интересовался количеством разоблаченных простых «врагов народа». Его наиболее доверенные помощники, такие, как Лазарь Каганович, ездили по стране и следили за тем, чтобы местные планы «разоблачений» выполнялись и перевыполнялись. Даже в самый разгар «Великого Террора» Сталин не был удовлетворен количеством репрессированных, о которых ему докладывали. Начальник милиции Ивановской области Михаил Шрейдер впоследствии вспоминал, как в 1937 году к нему с такой инспекцией приехал Каганович. Каждый день он звонил по нескольку раз Сталину и докладывал о количестве арестов, и хотя местный НКВД уже применял, по словам Шрейдера, «жестокие пытки» для получения признаний от вымышленных врагов народа, после каждого звонка Сталину Каганович настаивал на ускорении процесса получения признаний. Однажды Каганович позвонил Сталину в присутствии Шрейдера и доложил ему о количестве произведенных арестов на этот час. Как всегда, Сталин был недоволен. Шрейдер слышал, как Каганович повторял снова и снова: «Будет исполнено, товарищ Сталин. Я надавлю на начальников отделов НКВД, чтобы они не были слишком либеральны и максимально увеличили число раскрытых врагов народа.»
«Враги народа», имеющие связи за рубежом, должны были признаваться в том, что они были шпионами. Много лет спустя Гордиевский наталкивался на их дела в архивах КГБ. Одним из наиболее типичных тому примеров, запомнившимся ему еще с молодости, было дело немецкого коммуниста по имени Штурм, который шел полуголодный с Украины в Вологду в 1937 году. Сотрудники НКВД арестовали его в Куйбышеве, когда он просил подать ему хлеба. После нескольких изматывающих допросов он признался, что был немецким шпионом, и вскоре был расстрелян.
Террор неудержимо нарастал не по дням, а по часам. Вымышленные «враги народа» должны были выдать таких же вымышленных соучастников, а тень всеобщего подозрения автоматически падала на их друзей и близких. В результате количество арестов в 1937–1938 годах начало расти в геометрической прогрессии. Но главным движителем террора, человеком, стремившимся сделать его всеобъемлющим, был, конечно же, сам Сталин. Он никогда не испытывал угрызений совести, если для достижения максимального эффекта на показательном процессе необходимо было сфабриковать те или иные улики. Но и он, и Ежов, безусловно, верили в свою теорию заговоров, на которой, собственно, и были построены все процессы, ведь в основе абсурдных утверждений о совместном наступлении империалистических спецслужб и их троцкистских наемников лежала безупречная логика ленинской мысли. В открытом письме, опубликованном во время открытого процесса над «блоком правых и троцкистов», Сталин доказывает верность своей теории заговоров ленинскими словами: «Мы живем не просто в государстве, а в системе государств, и существование Советской республики бок о бок с империалистическими государствами, в конечном итоге, немыслимо. Но пока этому не придет конец, страшные схватки между Советской республикой и буржуазными государствами неизбежны… Мы должны помнить, что мы всегда находимся на волоске от агрессии.»
По мнению Сталина, было бы «абсурдно и глупо» полагать, что внешние враги СССР не нападут на него при первом же удобном случае: «Так могут думать слепые хвастуны или скрытые враги народа». Тех же, кто не разделял теории заговоров Сталина, тут же записывали во «враги народа». Исходя из ленинских принципов, империалисты не могли не попытаться уничтожить единственное в мире рабоче-крестьянское государство. А если они планировали его уничтожение, то совершенно естественно, что их разведывательные службы вели против него активную подрывную деятельность. Для того, чтобы опровергнуть этот основополагающий принцип сталинской теории заговоров, необходимо было выступить против самого ленинизма.
Как показала реакция Ленин на «заговор Локкарта» двадцатилетней давности, его манихейское представление о мире, разделенном на буржуазную тьму и большевистский свет, делало его чрезвычайно восприимчивым к теориям заговоров. В сборнике документов, опубликованном в декабре 1937 года к «славному двадцатилетнему юбилею ЧК-ОГПУ-НКВД», приводились слова Ленина, который предупреждал о контрреволюционных «организованных предательствах в тылу», «саботаже производства продуктов питания, грозящем голодом миллионам людей» и «широкой организации шпионажа». Ленин призывал предпринять «срочные меры» для разоблачения «бесконечных заговоров», которые вынашивались неправедным союзом белых русских эмигрантов и иностранных империалистов: «У нас нет другого ответа, кроме ответа организации – „ЧК“, которая знает каждый шаг заговорщиков и не будет пытаться уговаривать, а будет немедленно наказывать.» Но Ленин никогда бы не дошел до дикой жестокости Сталина, его шпиономании и навязчивой идеи вредительства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235