В Шестнадцатом отделе было также непреложное правило, запрещавшее встречу с агентами в тех странах, где они работают. Излюбленными местами встреч Шестнадцатого отдела были Вена, Хельсинки и Дели – три крупные столицы, находившиеся за пределами стран советского блока, где КГБ пользовался наибольшей свободой действий.
Хотя Уокер перешел под контроль оператора из Шестнадцатого отдела ПГУ, разработку Прайма продолжало Третье управление, которое отказывалось передать свою «звезду» конкурирующему ПГУ. Ему предложили на выбор встречаться с оператором в Финляндии или Австрии. Возможно, из-за того, что он знал немецкий, Прайм выбрал Австрию. Не исключено, что со своим оператором Прайм встречался также и в Ирландской Республике во время отпуска в 1970 году, в Риме в 1971 году и на Кипре в 1972 году. В основном его связь с КГБ осуществлялась через «почтовые ящики», с помощью написанных симпатическими чернилами писем и через передачи московского радио. Связь Уокера с Шестнадцатым отделом ПГУ была еще более тщательно засекречена. После встречи в универмаге в Александрии в феврале 1968 года, больше в личные контакты с КГБ он не вступал до августа 1977 года, когда встретился со своим оператором из Шестнадцатого отдела в Касабланке. Поскольку в прошлом году Уокер уволился с флота и контролировал своего сослуживца Джерри Альфреда Уитуорта, который был его субагентом, оператор Уокера договорился с ним, что они будут встречаться два раза в год в Индии или в Австрии. Уокер выбрал Вену. Несмотря на то, что Уокер иногда игнорировал рекомендации Шестнадцатого отдела, там его постоянно призывали к осторожности: «Если есть какой-то риск, лучше не браться за дело.» Идейная база, подведенная КГБ под сотрудничество, которая вряд ли интересовала Уокера, но, возможно, имела какой-то смысл для Прайма, была предельно проста: оба они служили делу мира во всем мире. «Мы хотим только мира, – говорили им, – а империалисты хотят войны.»
Хотя работа Третьего управления с Праймом велась не так тонко, как разработка Уокера Шестнадцатым отделом, безопасность и секретность также поддерживались на самом высоком уровне. Ни разу за семь с половиной лет, которые Прайм проработал в ЛГО (с сентября 1968 по март 1976 года), или за полтора года работы в ШКПС в Челтнеме (с марта 1976 по сентябрь 1977 года) он не попал под подозрения. После ухода из ШКПС он устроился таксистом и виноторговцем и прервал контакт с КГБ на три года. Однако в 1980 году КГБ возобновил связь с Праймом и убедил его встретиться со своим оператором в Вене, где Прайм передал КГБ больше пятнадцати кассет с пленкой (большинство из них, как ему потом сказали, плохо проявились) и некоторые фотокопии и записи, которые он хранил у себя после ухода из ШКПС. Оператор не стал отчитывать его ни за то, что он ушел из ШКПС, ни за то, что прервал контакт с КГБ, но настоятельно посоветовал вновь устроиться в ШКПС (правда, из этого ничего не вышло). Перед отъездом из Вены Прайм получил 600 фунтов. В 1981 году он отправился в Потсдам, чтобы дать пояснения и ответить на вопросы по поводу документов, которые он передал в прошлом году. На сей раз ему предложили (также безрезультатно), чтобы он стал преподавателем русского языка в образовательной службе британской армии в Биконсфилде, где он мог бы подбирать кандидатов для будущей работы на КГБ. На прощание ему дали четыре тысячи фунтов.
МИ5 и ШКПС уличили Прайма в шпионаже только после того, как он был арестован за развратные действия в отношении несовершеннолетних девочек летом 1982 года. Операции Третьего управления были настолько изолированы от ПГУ, что Гордиевский, который работал в британском секторе Московского центра с 1971 года и прибыл в лондонскую резидентуру в июне 1982 года, узнал о деле Прайма только после его ареста. По оценкам Пентагона, ущерб, нанесенный разведывательному союзу Англии и США в результате деятельности Прайма, составил один миллиард долларов. На протяжении десяти лет Прайм передавал КГБ подробные сведения о деятельности ШКПС, личном составе и базах внутри страны и за рубежом. Во время работы в Челтнеме с 1976 по 1977 год он имел доступ к совершенно секретным сведениям об успехах и неудачах ШКПС в расшифровке советских материалов, а также к материалам о двух сверхсекретных американских разведывательных спутниках «Биг Берд» и «Райолайт».
Однако самую важную информацию КГБ получал от двух американских агентов, которые сами предложили свои услуги. С апреля 1975 до конца 1976 года американский торговец наркотиками Эндрю Долтон Ли передавал в резидентуру КГБ в Мехико инструкции по эксплуатации системы «Райолайт» и подробное техническое описание других спутниковых систем, которые он получал от своего друга Кристофера Бойса, сотрудника корпорации ТРВ в Калифорнии – изготовителя «Райолайт». В начале 1978 года Уильям Кэмпайлз, который в течение какого-то времени работал в Центре наблюдения в штаб-квартире ЦРУ, приехал в Грецию, явился в резидентуру КГБ в Афинах и принес инструкцию по эксплуатации новейшего американского спутника ЭР «КН–11» («Кихоул»).
Хотя самым важным агентом КГБ в английской системе ЭР после Кэрнкросса, действовавшего в 1942–1943 гг., был Прайм, деятельность Ли и Кэмпайлза дает основания предположить, что оценка ущерба от деятельности Прайма, который, по данным Пентагона, составил один миллиард долларов, возможно, завышена. После ареста Прайма в ПГУ была высказана критика в адрес Третьего управления за неудачную технику работы с агентом. Третьему управлению не удавалось поддерживать постоянный контакт с Праймом, как это делал Шестнадцатый отдел ПГУ при работе с Уокером. Как раз в тот год, когда он работал в Челтнеме и имел самый широкий доступ к секретам ШКПС, инструкции Третьего управления, которые он получал по радио, по какой-то причине не поддавались расшифровке, и поэтому контакт с ним был прерван. В результате часть информации, добытую им в Челтнеме, Прайм смог передать своему оператору только на встрече в Вене в 1980 году.
У Шестнадцатого отдела при работе с Уокером таких проблем не возникало. Джон Уокер работал на КГБ в течение семнадцати лет до того самого момента, когда его жена наконец набралась смелости и донесла на него в ФБР в 1985 году. Кроме того, что Уокер в начале восьмидесятых в течение девяти лет контролировал своего субагента Джерри Уитуорта, он также пытался, правда, безуспешно, завербовать свою дочь. Он поставлял подробную информацию о системах, которые использовались не только на флоте, но и в других видах вооруженных сил, в госдепартаменте, ЦРУ и ФБР. Шестнадцатый отдел также требовал от него ежедневные ключи, которые использовались на шифровальных аппаратах, для того, чтобы иметь возможность расшифровывать различные сообщения. Шпионская группа Уокера предоставила так много таких ключей, что при оценке нанесенного ущерба после его ареста было установлено: его предательство помогло советским дешифровальщикам расшифровать миллион американских сообщений. Самая большая ценность расшифровок для Советского Союза заключалась в том, что они позволяли заранее узнать об американских операциях. По словам Теодора Шекли, начальника резидентуры ЦРУ в Сайгоне с 1968 по 1973 год, на заключительном этапе войны во Вьетнаме «они (вьетнамцы) обычно заранее знали о рейдах В–52.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235
Хотя Уокер перешел под контроль оператора из Шестнадцатого отдела ПГУ, разработку Прайма продолжало Третье управление, которое отказывалось передать свою «звезду» конкурирующему ПГУ. Ему предложили на выбор встречаться с оператором в Финляндии или Австрии. Возможно, из-за того, что он знал немецкий, Прайм выбрал Австрию. Не исключено, что со своим оператором Прайм встречался также и в Ирландской Республике во время отпуска в 1970 году, в Риме в 1971 году и на Кипре в 1972 году. В основном его связь с КГБ осуществлялась через «почтовые ящики», с помощью написанных симпатическими чернилами писем и через передачи московского радио. Связь Уокера с Шестнадцатым отделом ПГУ была еще более тщательно засекречена. После встречи в универмаге в Александрии в феврале 1968 года, больше в личные контакты с КГБ он не вступал до августа 1977 года, когда встретился со своим оператором из Шестнадцатого отдела в Касабланке. Поскольку в прошлом году Уокер уволился с флота и контролировал своего сослуживца Джерри Альфреда Уитуорта, который был его субагентом, оператор Уокера договорился с ним, что они будут встречаться два раза в год в Индии или в Австрии. Уокер выбрал Вену. Несмотря на то, что Уокер иногда игнорировал рекомендации Шестнадцатого отдела, там его постоянно призывали к осторожности: «Если есть какой-то риск, лучше не браться за дело.» Идейная база, подведенная КГБ под сотрудничество, которая вряд ли интересовала Уокера, но, возможно, имела какой-то смысл для Прайма, была предельно проста: оба они служили делу мира во всем мире. «Мы хотим только мира, – говорили им, – а империалисты хотят войны.»
Хотя работа Третьего управления с Праймом велась не так тонко, как разработка Уокера Шестнадцатым отделом, безопасность и секретность также поддерживались на самом высоком уровне. Ни разу за семь с половиной лет, которые Прайм проработал в ЛГО (с сентября 1968 по март 1976 года), или за полтора года работы в ШКПС в Челтнеме (с марта 1976 по сентябрь 1977 года) он не попал под подозрения. После ухода из ШКПС он устроился таксистом и виноторговцем и прервал контакт с КГБ на три года. Однако в 1980 году КГБ возобновил связь с Праймом и убедил его встретиться со своим оператором в Вене, где Прайм передал КГБ больше пятнадцати кассет с пленкой (большинство из них, как ему потом сказали, плохо проявились) и некоторые фотокопии и записи, которые он хранил у себя после ухода из ШКПС. Оператор не стал отчитывать его ни за то, что он ушел из ШКПС, ни за то, что прервал контакт с КГБ, но настоятельно посоветовал вновь устроиться в ШКПС (правда, из этого ничего не вышло). Перед отъездом из Вены Прайм получил 600 фунтов. В 1981 году он отправился в Потсдам, чтобы дать пояснения и ответить на вопросы по поводу документов, которые он передал в прошлом году. На сей раз ему предложили (также безрезультатно), чтобы он стал преподавателем русского языка в образовательной службе британской армии в Биконсфилде, где он мог бы подбирать кандидатов для будущей работы на КГБ. На прощание ему дали четыре тысячи фунтов.
МИ5 и ШКПС уличили Прайма в шпионаже только после того, как он был арестован за развратные действия в отношении несовершеннолетних девочек летом 1982 года. Операции Третьего управления были настолько изолированы от ПГУ, что Гордиевский, который работал в британском секторе Московского центра с 1971 года и прибыл в лондонскую резидентуру в июне 1982 года, узнал о деле Прайма только после его ареста. По оценкам Пентагона, ущерб, нанесенный разведывательному союзу Англии и США в результате деятельности Прайма, составил один миллиард долларов. На протяжении десяти лет Прайм передавал КГБ подробные сведения о деятельности ШКПС, личном составе и базах внутри страны и за рубежом. Во время работы в Челтнеме с 1976 по 1977 год он имел доступ к совершенно секретным сведениям об успехах и неудачах ШКПС в расшифровке советских материалов, а также к материалам о двух сверхсекретных американских разведывательных спутниках «Биг Берд» и «Райолайт».
Однако самую важную информацию КГБ получал от двух американских агентов, которые сами предложили свои услуги. С апреля 1975 до конца 1976 года американский торговец наркотиками Эндрю Долтон Ли передавал в резидентуру КГБ в Мехико инструкции по эксплуатации системы «Райолайт» и подробное техническое описание других спутниковых систем, которые он получал от своего друга Кристофера Бойса, сотрудника корпорации ТРВ в Калифорнии – изготовителя «Райолайт». В начале 1978 года Уильям Кэмпайлз, который в течение какого-то времени работал в Центре наблюдения в штаб-квартире ЦРУ, приехал в Грецию, явился в резидентуру КГБ в Афинах и принес инструкцию по эксплуатации новейшего американского спутника ЭР «КН–11» («Кихоул»).
Хотя самым важным агентом КГБ в английской системе ЭР после Кэрнкросса, действовавшего в 1942–1943 гг., был Прайм, деятельность Ли и Кэмпайлза дает основания предположить, что оценка ущерба от деятельности Прайма, который, по данным Пентагона, составил один миллиард долларов, возможно, завышена. После ареста Прайма в ПГУ была высказана критика в адрес Третьего управления за неудачную технику работы с агентом. Третьему управлению не удавалось поддерживать постоянный контакт с Праймом, как это делал Шестнадцатый отдел ПГУ при работе с Уокером. Как раз в тот год, когда он работал в Челтнеме и имел самый широкий доступ к секретам ШКПС, инструкции Третьего управления, которые он получал по радио, по какой-то причине не поддавались расшифровке, и поэтому контакт с ним был прерван. В результате часть информации, добытую им в Челтнеме, Прайм смог передать своему оператору только на встрече в Вене в 1980 году.
У Шестнадцатого отдела при работе с Уокером таких проблем не возникало. Джон Уокер работал на КГБ в течение семнадцати лет до того самого момента, когда его жена наконец набралась смелости и донесла на него в ФБР в 1985 году. Кроме того, что Уокер в начале восьмидесятых в течение девяти лет контролировал своего субагента Джерри Уитуорта, он также пытался, правда, безуспешно, завербовать свою дочь. Он поставлял подробную информацию о системах, которые использовались не только на флоте, но и в других видах вооруженных сил, в госдепартаменте, ЦРУ и ФБР. Шестнадцатый отдел также требовал от него ежедневные ключи, которые использовались на шифровальных аппаратах, для того, чтобы иметь возможность расшифровывать различные сообщения. Шпионская группа Уокера предоставила так много таких ключей, что при оценке нанесенного ущерба после его ареста было установлено: его предательство помогло советским дешифровальщикам расшифровать миллион американских сообщений. Самая большая ценность расшифровок для Советского Союза заключалась в том, что они позволяли заранее узнать об американских операциях. По словам Теодора Шекли, начальника резидентуры ЦРУ в Сайгоне с 1968 по 1973 год, на заключительном этапе войны во Вьетнаме «они (вьетнамцы) обычно заранее знали о рейдах В–52.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235