Чемодан был вот такой толстый (показывает). Около 18 дюймов. Чемоданы были очень тяжелыми от документов. Я взял с собой специалиста, который открывал все виды замков. Он и вскрыл все замки. Он открыл чемодан, портфели. И когда он открыл чемодан, то оказалось, что он специально сконструирован и в нем сделано 10 – 15 карманов… Чемодан был буквально набит секретными документами всех сортов, из всех департаментов правительства. И все это были оригиналы. В чемодане не было копий. Было одно исключение: в том чемодане я обнаружил машинописный оригинал и четыре копии особого документа, который я искал. Это был документ Управления стратегической разведки по Сиаму.
Кроме этого, думаю, там было еще пять секретных документов разведки, которые мы пропустили, и один из которых был совершенно секретным, и чрезвычайно ценным и конфиденциальным.
Я достал этот материал и разложил вокруг. Бумаги касались почти каждого из департаментов правительства, за исключением ФБР… Были документы от английской разведки, морской разведки, Госдепартамента, цензуры, стратегической разведки и, вероятно, других… Документов было так много, что мы не могли перелистать их все. Документы были объемом от 3 – 4 до 150 страниц. Всего было около трехсот документов.
На каждом из них стоял штамп, что обладание этим документом – нарушение Закона о шпионаже. Такой штамп стоял на всех бумагах.
В этот момент один из моих людей, который ходил в библиотеку, вернулся и сказал, что он обнаружил кое-что в библиотеке.
В руках у него был конверт без штампа. Большой манильский конверт. И должен сказать, что в этом конверте было 15 или 20 документов. Я не могу сказать, были ли они мимеографическими копиями или фотокопиями. Они были немного запачканы, но это были не фотостатические копии. Это, должно быть, были фотокопии. Между этими документами, через один, мы обнаружили совершенно секретные документы ВМФ. Я лично видел их. Но я не помню все шесть из них. Жаль, что я не сделал никаких записей об их содержании, но я ясно помню два из них, вероятно, первые два, которые я прочел. Один был озаглавлен, я не помню точное название, но что-то вроде «Программа бомбардировки Японии». Документ был совершенно секретный. Я прочел его. В нем говорилось, как следует бомбить Японию: по нарастающей, по промышленным центрам, и назывались города.
Во втором, который я прочел, перечислялось местонахождение всех судов японского флота, сразу после битвы в Зеуте. Я полагаю, что это был октябрь 1944 года. В нем перечислялись все названия кораблей и указывалось их местонахождение.
Мы вышли и вошли в другую комнату. И там осмотрели весь материал, и я пришел к выводу, что если отсюда отправлюсь в Управление стратегической разведки и там расскажу, что я видел, мне просто не поверят. И потому я решился взять 12 – 14 документов и принести их, и предъявить в качестве доказательств.
Я выбрал все документы по Управлению стратегической разведки, включая и пять копий одного, который я искал, и еще семь или восемь дополнительных документов. Я выбирал документы, на которых были отметки какого-либо рода, чтобы можно было определить, через чьи руки они прошли.
Я положил документы в левый карман. Я чувствовал уверенность, что там их было так много, что их вряд ли могли бы хватиться, во всяком случае, в течение недели. Я положил бумаги в карман, и мы покинули это место. Мы все сложили обратно, как было. Мы ушли оттуда примерно в 2:30 ночи».
Повторяя этот рассказ перед сенатской подкомиссией по иностранным делам (реабилитационный комитет Тайдингса), Биляски добавил несколько поразительных деталей.
«Есть нечто, о чем я никогда не говорил, ни публично, ни где-либо еще. Но что, я считаю, должен сказать здесь и сейчас. Там был конверт… немного больше, чем этот (показывает)… Конверт лежал открытым на столе, и (в нем) было несколько документов…»
Биляски перелистал совершенно секретные документы, находившиеся в этом конверте. «Третий документ, который я помню, но не настолько, насколько хотел бы, имел отношение к новой бомбе… которая в то время, мне показалось, была просто новой пушкой или орудием. Я уверен в этом, но помню, документ был помечен «А»-бомба или просто большой буквой «А» в кавычках на каждой стороне, и там не говорилось «атомная»… Я не знаю, был ли это отчет о ходе работ, или о плане работ, или что-то еще… Мне показалось, что речь шла просто о бомбе, об А-бомбе, в отличие от В – бомбы или С-бомбы». Другие документы в офисе «Амеразии», заметил Биляски, имели отношение к расположению националистических войск – информация, которая стала бы сущим подарком для китайской Красной армии, а также включали несколько бумаг личного характера, касающихся «интимных» отношений Чан Кайши и мадам Чан, а также депеши от посла в Китае Кристиана Гаусса. И на каждом документе стоял почтовый штамп получателя в Госдепартаменте и предупреждение, что незаконное владение документом есть нарушение Закона о шпионаже.
Через несколько часов Биляски вернулся в Вашингтон и явился в офис Арчибальда ван Берена. С драматическим эффектом он выложил на стол шефа один за одним пригоршню документов, добытых в офисе «Амеразии». В одном из документов речь шла о боевых порядках немецких войск, другой был помечен «Только для руководителя разведки ВМФ», в третьем, согласно отчету ФБР, содержалась совершенно секретная информация о том, что ВМФ расшифровал японский шифр. Что было в остальных документах, ван Берен уже не помнил, когда давал показания подкомиссии Тайдингса в 1950 году. Однако, говоря о документах в целом, сказал: «По моему мнению, хотя я и не могу утверждать это достаточно твердо, все эти документы несомненно пошли бы на пользу врагам Соединенных Штатов и во вред Соединенным Штатам. И я удивлялся все больше и больше, когда (Биляски) рассказывал, при каких обстоятельствах он нашел эти документы».
В тот же самый вечер ван Берен появился в кабинете бригадного генерала Уильяма Донована, шефа Управления стратегической разведки, чтобы сообщить ему плохие новости. «Генерал Донован решил, что поскольку на всех документах стоит печать Госдепартамента… мистеру Стеттиниусу следует узнать об этом деле как можно скорее. И генерал Донован позвонил м-ру Стеттиниусу домой, в его квартиру в Уордман-парке и спросил, не сможет ли он принять их немедленно. Он также предложил госсекретарю, что если тот решит принять их, он может также попросить присутствовать и помощника госсекретаря (Джулиуса) Холмса. Генерал-майор Монигэн и я отправились в Уордман-парк», – давал показания ван Берен. Не прошло еще и суток после того, как Биляски вошел в офис «Амеразии».
«Добрый вечер, Эд, – сказал Донован Стеттиниусу. – У меня есть с собой кое-что, что будет тебе очень интересно».
И пока госсекретарь просматривал документы, Донован вкратце объяснил ему обстоятельства, при которых они были найдены. Стеттиниус повернулся к своему помощнику и произнес одно их тех откровенных, хотя и загадочно-таинственных высказываний, которые заставляют задавать вопросы и удивленно поднимать брови.
«Дай бог, Джулиус, чтобы нам удалось докопаться до дна. Тогда мы пресечем множество вещей, докучающих нам».
Элджер Хисс и Лоуренс Дуггэн по-прежнему работали в Госдепартаменте. Таким же был и Карл Марзани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Кроме этого, думаю, там было еще пять секретных документов разведки, которые мы пропустили, и один из которых был совершенно секретным, и чрезвычайно ценным и конфиденциальным.
Я достал этот материал и разложил вокруг. Бумаги касались почти каждого из департаментов правительства, за исключением ФБР… Были документы от английской разведки, морской разведки, Госдепартамента, цензуры, стратегической разведки и, вероятно, других… Документов было так много, что мы не могли перелистать их все. Документы были объемом от 3 – 4 до 150 страниц. Всего было около трехсот документов.
На каждом из них стоял штамп, что обладание этим документом – нарушение Закона о шпионаже. Такой штамп стоял на всех бумагах.
В этот момент один из моих людей, который ходил в библиотеку, вернулся и сказал, что он обнаружил кое-что в библиотеке.
В руках у него был конверт без штампа. Большой манильский конверт. И должен сказать, что в этом конверте было 15 или 20 документов. Я не могу сказать, были ли они мимеографическими копиями или фотокопиями. Они были немного запачканы, но это были не фотостатические копии. Это, должно быть, были фотокопии. Между этими документами, через один, мы обнаружили совершенно секретные документы ВМФ. Я лично видел их. Но я не помню все шесть из них. Жаль, что я не сделал никаких записей об их содержании, но я ясно помню два из них, вероятно, первые два, которые я прочел. Один был озаглавлен, я не помню точное название, но что-то вроде «Программа бомбардировки Японии». Документ был совершенно секретный. Я прочел его. В нем говорилось, как следует бомбить Японию: по нарастающей, по промышленным центрам, и назывались города.
Во втором, который я прочел, перечислялось местонахождение всех судов японского флота, сразу после битвы в Зеуте. Я полагаю, что это был октябрь 1944 года. В нем перечислялись все названия кораблей и указывалось их местонахождение.
Мы вышли и вошли в другую комнату. И там осмотрели весь материал, и я пришел к выводу, что если отсюда отправлюсь в Управление стратегической разведки и там расскажу, что я видел, мне просто не поверят. И потому я решился взять 12 – 14 документов и принести их, и предъявить в качестве доказательств.
Я выбрал все документы по Управлению стратегической разведки, включая и пять копий одного, который я искал, и еще семь или восемь дополнительных документов. Я выбирал документы, на которых были отметки какого-либо рода, чтобы можно было определить, через чьи руки они прошли.
Я положил документы в левый карман. Я чувствовал уверенность, что там их было так много, что их вряд ли могли бы хватиться, во всяком случае, в течение недели. Я положил бумаги в карман, и мы покинули это место. Мы все сложили обратно, как было. Мы ушли оттуда примерно в 2:30 ночи».
Повторяя этот рассказ перед сенатской подкомиссией по иностранным делам (реабилитационный комитет Тайдингса), Биляски добавил несколько поразительных деталей.
«Есть нечто, о чем я никогда не говорил, ни публично, ни где-либо еще. Но что, я считаю, должен сказать здесь и сейчас. Там был конверт… немного больше, чем этот (показывает)… Конверт лежал открытым на столе, и (в нем) было несколько документов…»
Биляски перелистал совершенно секретные документы, находившиеся в этом конверте. «Третий документ, который я помню, но не настолько, насколько хотел бы, имел отношение к новой бомбе… которая в то время, мне показалось, была просто новой пушкой или орудием. Я уверен в этом, но помню, документ был помечен «А»-бомба или просто большой буквой «А» в кавычках на каждой стороне, и там не говорилось «атомная»… Я не знаю, был ли это отчет о ходе работ, или о плане работ, или что-то еще… Мне показалось, что речь шла просто о бомбе, об А-бомбе, в отличие от В – бомбы или С-бомбы». Другие документы в офисе «Амеразии», заметил Биляски, имели отношение к расположению националистических войск – информация, которая стала бы сущим подарком для китайской Красной армии, а также включали несколько бумаг личного характера, касающихся «интимных» отношений Чан Кайши и мадам Чан, а также депеши от посла в Китае Кристиана Гаусса. И на каждом документе стоял почтовый штамп получателя в Госдепартаменте и предупреждение, что незаконное владение документом есть нарушение Закона о шпионаже.
Через несколько часов Биляски вернулся в Вашингтон и явился в офис Арчибальда ван Берена. С драматическим эффектом он выложил на стол шефа один за одним пригоршню документов, добытых в офисе «Амеразии». В одном из документов речь шла о боевых порядках немецких войск, другой был помечен «Только для руководителя разведки ВМФ», в третьем, согласно отчету ФБР, содержалась совершенно секретная информация о том, что ВМФ расшифровал японский шифр. Что было в остальных документах, ван Берен уже не помнил, когда давал показания подкомиссии Тайдингса в 1950 году. Однако, говоря о документах в целом, сказал: «По моему мнению, хотя я и не могу утверждать это достаточно твердо, все эти документы несомненно пошли бы на пользу врагам Соединенных Штатов и во вред Соединенным Штатам. И я удивлялся все больше и больше, когда (Биляски) рассказывал, при каких обстоятельствах он нашел эти документы».
В тот же самый вечер ван Берен появился в кабинете бригадного генерала Уильяма Донована, шефа Управления стратегической разведки, чтобы сообщить ему плохие новости. «Генерал Донован решил, что поскольку на всех документах стоит печать Госдепартамента… мистеру Стеттиниусу следует узнать об этом деле как можно скорее. И генерал Донован позвонил м-ру Стеттиниусу домой, в его квартиру в Уордман-парке и спросил, не сможет ли он принять их немедленно. Он также предложил госсекретарю, что если тот решит принять их, он может также попросить присутствовать и помощника госсекретаря (Джулиуса) Холмса. Генерал-майор Монигэн и я отправились в Уордман-парк», – давал показания ван Берен. Не прошло еще и суток после того, как Биляски вошел в офис «Амеразии».
«Добрый вечер, Эд, – сказал Донован Стеттиниусу. – У меня есть с собой кое-что, что будет тебе очень интересно».
И пока госсекретарь просматривал документы, Донован вкратце объяснил ему обстоятельства, при которых они были найдены. Стеттиниус повернулся к своему помощнику и произнес одно их тех откровенных, хотя и загадочно-таинственных высказываний, которые заставляют задавать вопросы и удивленно поднимать брови.
«Дай бог, Джулиус, чтобы нам удалось докопаться до дна. Тогда мы пресечем множество вещей, докучающих нам».
Элджер Хисс и Лоуренс Дуггэн по-прежнему работали в Госдепартаменте. Таким же был и Карл Марзани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58