Когда жители города Эфеса изгнали одного из достойнейших граждан (его звали Гермодор) на том лишь основании, что он выделялся среди них умом и талантом, Гераклит сказал во всеуслышание: «Следовало бы всем взрослым эфесцам удавиться и оставить город подросткам».
Конечно, все течет, все меняется, но только не людские нравы, а что до подростков, то они ведь вырастают, одни — к счастью, но большинство — увы, к сожалению…

КСТАТИ:
«Обманулся Гомер тогда, когда изрек: „Сгинет пусть Рознь из среды богов и людей…“ Ибо не понял он, что молится о том, чтобы все исчезло».
Гераклит
Хорошо понимая, тем не менее, чем чревата Рознь, он сказал как-то: «Война — отец всех вещей, отец всего» .
Эти слова нашли свое безусловное подтверждение в самом ближайшем времени…
Следующий, так называемый классический период истории Греции (V — последняя треть IV вв. до н.э.), начался с персидского нашествия. Царь Дарий I вознамерился присоединить Элладу к своим владениям. Ни больше ни меньше.
В 490 году до н.э. войско персов переправилось на кораблях через Эгейское море и высадилось в Аттике. На Марафонской равнине, расположенной в 42 километрах от Афин, состоялось грандиозное Марафонское сражение, в ходе которого афинское войско разгромило превосходящие силы противника, который спешно ретировался восвояси.
Один из участников этой битвы, желая поскорее принести афинянам радостную весть о победе, пробежал 42 километра от Марафона от Афин. Вбежав в город, он проговорил: «Радуйтесь, афиняне, победа!»
И умер.
В память об этом событии были учреждены соревнования в марафонском беге на 42 километра 195 метров.
А через десять лет, в 480 году до н.э. огромное войско персов под командованием царя Ксеркса, преемника Дария I, вторглось в Северную Грецию и двинулось на юг.
И вот тогда, согласно старой историографической традиции, персидский блицкриг натолкнулся на неожиданно серьезное препятствие, называемое «Фермопилы».
Небольшой греческий отряд под командованием спартанского царя Леонида занимает Фермопильское ущелье и преграждает персам путь в Среднюю Грецию. Далее историки (в частности Геродот) сообщают о том, что Ксеркс направил к Леониду парламентеров с требованием сложить оружие и отдать его персам. Леонид ответил: «Приди и возьми». Тогда один из парламентеров заметил: «Наши стрелы закроют от вас солнце», на что спартанец отреагировал такой фразой: «Что ж, будем сражаться в тени».
Два дня персы безуспешно атаковали греков, пока следующей ночью предатель-грек не указал персам обходной путь через горы. Царь Леонид приказал отступить всему своему отряду, исключая спартанцев. Он и триста его соотечественников пали смертью храбрых в неравном бою, задержав наступление персов и тем самым дав возможность греческому войску отступить с возможно меньшими потерями.
Эта битва, подобно Марафонской, представлена историками как отчаянная борьба горстки героев-греков против неисчислимых полчищ свирепых варваров. Геродот даже приводит точную численность персов — 5 383 220 человек. Многие историки преподносят эту цифру как данность, однако она весьма спорна, и прежде всего потому, что такое войско практически не могло разместиться на поле битвы между греками и персами.
Немецкий историк Ганс Дельбрюк писал, что такая армада при движении к Фермопилам должна была растянуться на 420 миль, то есть когда первые персы подошли бы к ущелью, хвост колонны еще не покинул бы побережья. Но стереотип такой: миллионы персов и всего триста спартанцев. Они ведь и без того совершили величайший подвиг, эти триста, но зачем же омрачать память о нем такой вот забубенной ложью?
В этих войнах греки проявили поистине легендарный героизм, хорошо отдавая себе отчет в том, что на их земле происходит не просто военный конфликт, а решение греческого вопроса: быть или не быть далее их нации, их великой цивилизации.
И вот в Саламинском проливе, на глазах у сотен тысяч греков, стоящих на прибрежных скалах, разворачивается грандиозная битва между греческим и персидским флотами, битва, в которой победа должна была стать абсолютным понятием, и она стала им. Персидский флот, потеряв 200 боевых судов, скрылся за морским горизонтом, причем — если говорить именно об этом периоде Истории, — навсегда.
А войны с персами продолжались еще целых тридцать лет, но, разумеется, уже без фермопильского или саламинского накала. В итоге был заключен мирный договор, в котором Персия признала право Эллады на полную независимость.
После заключения мира с Персией образовался так называемый Афинский морской союз, куда входило 200 городов-государств, которые содержали общий флот и армию. Афины, заняв главенствующее положение в этом союзе, достигли невиданного ранее расцвета и положения некоего «старшего брата» среди других греческих полисов.
Бурно развивались торговля, промышленность, ремесла, искусства.
Общественная жизнь, как это всегда бывает после войны, стала более регламентированной, и вместе с тем в ее лексиконе все чаще встречается слово «народ» («народные нужды», «воля народа», «совесть народа», «мудрость народа»).
Весьма опасный симптом.

КСТАТИ:
«Не рассуждай с детьми, женщинами и народом».
Пифагор
Да, исходя из соображений здравого смысла этого делать ни в коем случае не следует, и если в первых двух случаях рассуждения попросту бессмысленны, то в третьем они чреваты заведомо тяжкими последствиями.

Итак, в V веке до н.э. высшая власть в Афинах принадлежала так называемому народному собранию, которое еженедельно в яростных спорах решало проблемы войны и мира, экономики, законотворчества и многого другого, требующего знаний, опыта, интеллекта и прочих показателей, абсолютно недоступных сборищу случайных особей, как ни назови это сборище — народным собранием, парламентом, думой, верховным советом или как-то по-иному.
А сам принцип управления обществом посредством сборища избранников, воплотивших в себе самые примитивные, самые худшие свойства своих избирателей, получил название: демократия.
То есть «власть демоса».
Или — «власть тьмы».

АРГУМЕНТЫ:
«Признание народной воли верховным началом общественной жизни может быть лишь поклонением формальному, бессодержательному началу, лишь обоготворением человеческого произвола. Не то важно, чего хочет человек, а то, чтобы было то, чего он хочет. Хочу, чтобы было то, чего захочу. Вот предельная формула демократии, народовластия. Глубже она идти не может. Само содержание народной воли не интересует демократический принцип. Народная воля может захотеть самого страшного зла, и демократический принцип ничего не может возразить против этого».
Николай Бердяев
А еще Бердяев писал, что самодержавие народа — самое страшное из всех возможных, потому что «воля немногих не может так далеко простирать свои притязания, как воля всех».
Фильм ужасов с элементами сюрреализма.
Одно лишь утешает: в чистом, так сказать, лабораторном виде демократия практически не встречается. Как правило, она либо вырождается в охлократию (власть толпы), что неизбежно приводит к быстрой избавительной агонии общества, либо передает бразды своего правления в руки некоего человека, у которого хватает ума играть роль покорнейшего слуги народа, на самом деле будучи кучером, погоняющим свою упряжку довольно жестко, а подчас и немилосердно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149