Пришли электрики. Идет промывка аккумуляторных баков. Операция несложная, но трудоемкая и неприятная для всех. На лодке и так тесно, а тут приходится поднимать и подвешивать в отсеках тяжелые, остро пахнущие кислотой блоки.
С трубкой в зубах Туровцев вылез на мостик. Следовало продумать план действий — идти к Кречетовой немедленно или отложить до вечера? Откладывать было во всех отношениях рискованно, достаточно командиру самому заговорить с начальницей объекта, и выяснится, что переговоры еще не начинались. С другой стороны, уйти с корабля в начале рабочего дня — свинство, не имеющее себе оправдания. По сравнению с Ждановским Туровцев играл в ремонте роль второстепенную, однако ни у кого не было столь разнообразных и многосложных обязанностей. Горбунов возложил на помощника функции «министра по координации», попросту говоря, диспетчера, никто, даже сам Ждановский, не имел права приступить к разборке какого-либо агрегата без согласия Туровцева. Туровцеву же надлежало блюсти провозглашенный Горбуновым принцип обязательного дублирования.
— Мы ремонтируем лодку, — говорил Горбунов, — в обстановке, которая гораздо ближе к боевой, чем к нормальной заводской. Следовательно, ремонт должен идти так, чтоб жизненно важные функции лодочного организма не были нарушены. Из двух дизелей один всегда должен быть в собранном виде. То же самое относится к батареям, электромоторам, помпам. Не должно быть случая, чтобы из-за ремонта в отсеке не было освещения или бездействовала связь. Ремонт не может быть причиной для задержки обеда — за это отвечает лейтенант Туровцев. Ремонт не может служить препятствием для бесперебойной подачи снарядов к орудию — за это отвечает лейтенант Туровцев. Политическая и культурная работа должна быть приноровлена к интересам ремонта и никоим образом не должна прекращаться — за это отвечает лейтенант Туровцев. Все требования на материалы и инструменты должны концентрироваться у вас, вы же отвечаете за разумное и справедливое распределение, вам предоставляется право маневрировать всей наличной рабочей силой, перебрасывая ее в случае необходимости из одной боевой части в другую, не забывая при этом о нормальном несении службы корабельных нарядов. Дивизионные специалисты, штаб и политотдел бригады не скупятся на запросы, жалко тратить столько времени на отчетность, но что делать — наше дело выполнять. За отчетность отвечает лейтенант Туровцев. При этом за ним остается непосредственное руководство ремонтом навигационных приборов и средств связи. Все же свободное время — при этом должно оставаться свободное время — надо использовать для изучения лоций Балтийского моря и тактики подводной войны.
Таковы были обязанности помощника. Командир осуществлял контроль. Всякое предложение, прежде чем быть принятым, должно было выдержать шквальный огонь горбуновской критики. Горбунов становился невыносимым, он сомневался во всем, даже в законах элементарной физики, но если автор предложения и командир боевой части стойко выдерживали этот огонь, сдавался и давал «добро». Еще невыносимей он был при испытании уже отремонтированных агрегатов. Однажды Митя изловил командира на поступке, который, не будь Горбунов Горбуновым, выглядел бы подозрительно. Командир стоял в центральном посту у только что отремонтированного прибора и поочередно дергал разноцветные жилочки проводов. Кончилось дело тем, что одна из них, плохо припаянная к клемме, оборвалась. Горбунов оглянулся и, думая, что за ним никто не наблюдает, тихонько вышел из центрального поста. На очередной летучке командир разнес Ждановского за то, что его электрикам потребовалось полтора часа, чтоб найти повреждение. Митю очень подмывало сказать, что он видел, как Виктор Иванович ковырялся в проводах, но, подумавши, он почел за благо промолчать.
После нескольких затяжек Митя слегка опьянел, это бывало только с утра и на пустой желудок. Заглянул в блокнот — строчки поплыли. Надо было заставить себя видеть. Сделал усилие — он не взялся бы объяснить, как это делается, — строчки остановились, выровнялись, приобрели четкость. Это был уже третий блокнот. Командир и тут оказался прав, с памятью творилось что-то неладное. Она удерживала и даже накопляла знания, но отказывалась служить на побегушках. Желудок вел себя гораздо последовательнее, он не позволял забывать ни о чем, связанном с едой, и напоминал о себе даже чаще, чем требовалось.
— Итак, — запел Туровцев, листая блокнот, — итак, на сегодня мы имеем, на сегодня мы имеем…
В последнее время он часто бормотал себе под нос одни и те же слова, а когда читал, то шевелил губами. Это был способ держать за хвост ускользающую мысль.
— Что мы имеем на сегодня? — задал он себе вопрос на мотив предсмертной арии Ленского и, найдя нужную страницу, умолк. Предстоял трудный день, труднее вчерашнего.
Глава одиннадцатая
Сразу после ужина Туровцев отправился к Юлии Антоновне. Начальница объекта жила во флигеле. При свете зажигалки Митя разглядел медную дощечку «проф. В.В.Кречетов» и старинный звонок с надписью: «Прошу повернуть». Митя повернул. Раздался хрип. Петрович впустил Митю в темную прихожую и исчез. Вернувшись с зажженной свечой, он вдруг перестал его узнавать и спросил:
— Как прикажете доложить?
Митя засмеялся:
— Помощник командира корабля лейтенант Туровцев.
Петрович опять исчез. На этот раз ненадолго.
— Пожалуйте.
Сопровождаемый Петровичем, Митя прошел заставленную шкафами прихожую и очутился в комнате. Несомненно, покойный В.В.Кречетов был моряком до мозга костей, свой кабинет он обставил с аскетической роскошью адмиральской каюты. При колеблющемся свете двух коптилок Митя увидел дубовые панели и книжные полки, все очень добротное, с латунными скрепами. На высоких подставках — модели кораблей, огромные перламутровые раковины, пудовый обломок коралла. За большим шведским бюро, облокотясь на выдвижную доску, сидела боком Юлия Антоновна. Засаленный ватник был расстегнут, и Митя увидел борт темного жакета и белую кружевную блузку, наглухо заколотую похожей на орден гранатовой брошью. В стеклах пенсне дрожали желтые огоньки коптилок.
— Разрешите, — сказал Туровцев, щелкнув воображаемыми каблуками. Он был в валенках.
Над бюро висели спасательный круг и большой фотографический портрет: покойный был совсем не красив и не представителен, с низким лбом и висячими, как у бульдога, щеками, но глаза излучали кроткое величие, присущее людям, даже не подозревающим, что честность и бесстрашие чем-то выделяют их среди прочих людей. Митя загляделся на портрет, корабли, заморские сувениры. Начальница не проявляла нетерпения, она давала время освоиться.
— Все, как было при Владимире Вячеславиче, — сказала она с гордостью. — Кроме портрета — терпеть не мог выставляться. Садитесь и рассказывайте. Вряд ли вы пришли ко мне просто в гости.
Митя сел и рассказал. Кречетова задумалась.
— Давно бы так. Откровенно говоря, я никогда не понимала, как вы там существуете.
Она встала. Митя тоже вскочил.
— Постойте-ка, — сказала старая дама. — А у вас есть чем топить? — Увидев, что Митя замялся, она усмехнулась. — Ну хорошо. Дрова я дам. Но имейте в виду — я возьму с вас взятку. Пойдемте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140