Везде можно было встретить наружное проявление веры, но внутреннее и духовное благочестие было забыто.
Поскольку Церковь являла собой мирской институт и большинство тех, кто претендовал и называл себя христианами, были простыми участниками или зрителями в пышном зрелище, о смысле которого они никогда не задумывались, она не осознала, что провалила свою миссию по донесению учения Христа до верующих. Она, возможно, и смогла передать его многим, но, как и в любую другую эпоху с момента появления христианства, истинных последователей было очень мало. Однако пронизанные на протяжении веков языческого варварства ложью, полуправдой и суевериями, анналы христианства все еще побуждали мужчин и женщин пытаться строить свою жизнь в соответствии с примером Христа. Смирение и долготерпение, истина и честность, рыцарство и благородство по отношению к слабым, ненависть к насилию и жестокости – вот те ценности, которые появились благодаря христианству, и все это совокупно влияло на учение Церкви и культ, которые и побуждали людей к этому. Христос присутствовал на земле, но не на троне Св. Петра, а в сердце каждого христианина; при этом без трона Св. Петра вряд ли можно было бы найти много сердец, пустивших к себе Христа.
О том, что представляла собой Церковь конца XIV века в своем лучшем проявлении, мы имеем свидетельство Чосера. Ибо когда при описании своей процессии мирских пилигримов, светских и духовных, он дошел до простого деревенского священника, этот циничный, толерантный, но исключительно честный наблюдатель современной ему жизни сделал паузу в своем забавном каталоге человеческого порока, чтобы нарисовать портрет того, кто более всех приблизился к житию согласно заповедям христианства:
«Священник ехал с нами приходской,
Он добр был, беден, изнурен нуждой.
Его богатство – мысли и дела,
Направленные против лжи и зла.
Он человек был умный и ученый,
Борьбой житейской, знаньем закаленный.
Он прихожан Евангелью учил
И праведной, простою жизнью жил.
Был добродушен, кроток и прилежен
И чистою душою безмятежен.
Он нехотя проклятью предавал
Того, кто десятину забывал
Внести на храм и на дела прихода.
Зато он сам из скудного дохода
Готов был неимущих наделять.
Хотя б пришлось при этом голодать.
Воздержан в пище был, неприхотлив.
В несчастье тверд и долготерпелив.
Пусть буря, град, любая непогода
Свирепствует, он в дальний край прихода
Пешком на ферму бедную идет,
Когда больной иль страждущий зовет
Примером пастве жизнь его была:
В ней перед проповедью шли дела
Ведь если золота коснулась ржа,
Как тут железо чистым удержать?..
...Благочестивый, ласковый и скромный,
Он грешных прихожан не презирал
И наставленье им преподавал...
Не ждал он почестей с наградой купно
И совестью не хвастал неподкупной;
Он слову Божью и святым делам
Учил, но прежде следовал им сам».
Именно его прихожанин и брат, пахарь, который делил с ним и старым рыцарем крестоносцем честь быть единственными истинными христианскими образами в этой компании исповедовавших христианство. Однако неудовлетворительными, какими могли быть приходские священники – а это была в основном вина церкви, что их было достаточно много, – хороший священник все еще мог создать христианскую деревню.
Хотя их и было меньшинство, но не было недостатка в преданных мирянах в XIV веке. Это была эпоха тайных отшельников, и духовного сана, и мирян, но в особенности последних – кто, отказываясь от мира в пользу религиозного уединения, находили во внутреннем сердечном переживании новое откровение. Некоторые из них оставили трактаты и книги, сохранившие их переживания для пользы своих христианских собратьев, чтобы научить, как один из них написал, «простых мужчин и женщин, имеющих добрую волю, правильному пути на небеса». Таков был безымянный автор – один из отцов-основателей английской прозы – двух великих классических благочестивых трактатов «Тьма незнания» (The Cloud of Unknowing)и «Книга личных наставлений» (The Book of Privy Counsel),и Уолтер Хилтон, каноник августинец из Тергартона в Ноттингемшире, который написал в своем трактате «Путь совершенства» (The Scale of Perfection):«He надобно ехать ни в Рим, ни в Иерусалим, чтобы найти Христа, но надобно обратить мысли твои к своей собственной душе, где Он сокровенен... и искать его там». Таков был также и неизвестный поэт, оставивший потомству великолепное лирическое наследие «Жалоба Христа своей сестре» (Christ's Complaint for his Sister),«Человеческая душа» (Mans Soul),со своим западающим в память рефреном Quia Amore Langueo:
«Я есть любовь, вовеки не бывшая ложью,
Таковой и сестру свою душу любил.
И поскольку расставаться с нею негоже,
Я оставил славное царство свое и удел;
Я воздвиг для нее дворец драгоценный,
Но бежала она, я последовал с ней. О,
Я любил ее так, что страданья чрезмерны
Quia Amore Langueo».
Другое такое же красивое стихотворение «Песнь о страстной любви», возможно, вышло из-под пера йоркширского отшельника, Ричарда Ролла из Хемпоула – «пленника любви», как он себя называл, – который переложил псалтырь на английский язык в прозе и в своем одиноком прибежище на ричмондширских болотах, учил себя слушать духовную музыку и, почитаемый соседями как святой, умер во время первой вспышки Черной Смерти. Из той же избранной компании была и странствующая евангелистка Маргарита Кемп – домохозяйка средних лет из Линна, которая совершила паломничество в Иерусалим и к половине мощей святых в Европе, босоногой и пешком – и Юлиана Нориджская, отшельница, которая, запершись в своей келье в монастыре Св. Юлиана в 1373 году, не выходила оттуда почти семьдесят лет, оставив свои «Откровения Божественной Любви» (Revelations of Divine Love) в качестве первого произведения английской литературы, написанного женщиной. Любовь Христа казалась Маргарите Кемп настолько реальной и постоянно присутствующей, что однажды, войдя в церковь в Норидже и увидя «прекрасный образ Богородицы под названием „pieta”», она начала «громко кричать и горестно рыдать, как будто она умирает в смертных муках». А когда священник попытался остановить ее, говоря, «Христос уже давно умер, мадмуазель», она ответила: «Сэр, его смерть так же реальна для меня, как будто он умер в этот самый день, и я думаю, что она должна быть таковой и для вас, и для всех христиан. Нам следует всегда помнить о его доброте и всегда думать о той страдальческой смерти, которой он умер за нас».
Именно среди истинных христиан неудовлетворенность церковью была самой сильной. Контраст между жизнью Христа в бедности и богатством и слабостью ее первосвященников был слишком велик, чтобы его не замечать. Лучшие представители духовенства постоянно привлекали к этому внимание. Уильям Риминтонский, приор Цистерцианского аббатства в Солее и бывший некоторое время канцлером Оксфордского университета, спрашивал в проповеди, как священник может исправлять мирян, если он есть «раб обжорства и разврата, преданный презренному металлу... и поглощенный тщетными или недозволенными делами?» В рукописных проповедях, дошедших до нас из тех времен разочарования, можно почувствовать накал недовольства, вызываемого дракой за приходы и унижение тех, кто был втянут в нее, – молодые подающие надежды ученые, «бедные и часто поначалу абсолютно невинные, которые, перед тем как разбогатеть, были верны посещению церквей, своим молитвам и всем тем обещаниям, которые давали Господу, но которые, как только продвинулись выше и сделались жирными и богатыми, пренебрегли Господом, своим создателем».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191
Поскольку Церковь являла собой мирской институт и большинство тех, кто претендовал и называл себя христианами, были простыми участниками или зрителями в пышном зрелище, о смысле которого они никогда не задумывались, она не осознала, что провалила свою миссию по донесению учения Христа до верующих. Она, возможно, и смогла передать его многим, но, как и в любую другую эпоху с момента появления христианства, истинных последователей было очень мало. Однако пронизанные на протяжении веков языческого варварства ложью, полуправдой и суевериями, анналы христианства все еще побуждали мужчин и женщин пытаться строить свою жизнь в соответствии с примером Христа. Смирение и долготерпение, истина и честность, рыцарство и благородство по отношению к слабым, ненависть к насилию и жестокости – вот те ценности, которые появились благодаря христианству, и все это совокупно влияло на учение Церкви и культ, которые и побуждали людей к этому. Христос присутствовал на земле, но не на троне Св. Петра, а в сердце каждого христианина; при этом без трона Св. Петра вряд ли можно было бы найти много сердец, пустивших к себе Христа.
О том, что представляла собой Церковь конца XIV века в своем лучшем проявлении, мы имеем свидетельство Чосера. Ибо когда при описании своей процессии мирских пилигримов, светских и духовных, он дошел до простого деревенского священника, этот циничный, толерантный, но исключительно честный наблюдатель современной ему жизни сделал паузу в своем забавном каталоге человеческого порока, чтобы нарисовать портрет того, кто более всех приблизился к житию согласно заповедям христианства:
«Священник ехал с нами приходской,
Он добр был, беден, изнурен нуждой.
Его богатство – мысли и дела,
Направленные против лжи и зла.
Он человек был умный и ученый,
Борьбой житейской, знаньем закаленный.
Он прихожан Евангелью учил
И праведной, простою жизнью жил.
Был добродушен, кроток и прилежен
И чистою душою безмятежен.
Он нехотя проклятью предавал
Того, кто десятину забывал
Внести на храм и на дела прихода.
Зато он сам из скудного дохода
Готов был неимущих наделять.
Хотя б пришлось при этом голодать.
Воздержан в пище был, неприхотлив.
В несчастье тверд и долготерпелив.
Пусть буря, град, любая непогода
Свирепствует, он в дальний край прихода
Пешком на ферму бедную идет,
Когда больной иль страждущий зовет
Примером пастве жизнь его была:
В ней перед проповедью шли дела
Ведь если золота коснулась ржа,
Как тут железо чистым удержать?..
...Благочестивый, ласковый и скромный,
Он грешных прихожан не презирал
И наставленье им преподавал...
Не ждал он почестей с наградой купно
И совестью не хвастал неподкупной;
Он слову Божью и святым делам
Учил, но прежде следовал им сам».
Именно его прихожанин и брат, пахарь, который делил с ним и старым рыцарем крестоносцем честь быть единственными истинными христианскими образами в этой компании исповедовавших христианство. Однако неудовлетворительными, какими могли быть приходские священники – а это была в основном вина церкви, что их было достаточно много, – хороший священник все еще мог создать христианскую деревню.
Хотя их и было меньшинство, но не было недостатка в преданных мирянах в XIV веке. Это была эпоха тайных отшельников, и духовного сана, и мирян, но в особенности последних – кто, отказываясь от мира в пользу религиозного уединения, находили во внутреннем сердечном переживании новое откровение. Некоторые из них оставили трактаты и книги, сохранившие их переживания для пользы своих христианских собратьев, чтобы научить, как один из них написал, «простых мужчин и женщин, имеющих добрую волю, правильному пути на небеса». Таков был безымянный автор – один из отцов-основателей английской прозы – двух великих классических благочестивых трактатов «Тьма незнания» (The Cloud of Unknowing)и «Книга личных наставлений» (The Book of Privy Counsel),и Уолтер Хилтон, каноник августинец из Тергартона в Ноттингемшире, который написал в своем трактате «Путь совершенства» (The Scale of Perfection):«He надобно ехать ни в Рим, ни в Иерусалим, чтобы найти Христа, но надобно обратить мысли твои к своей собственной душе, где Он сокровенен... и искать его там». Таков был также и неизвестный поэт, оставивший потомству великолепное лирическое наследие «Жалоба Христа своей сестре» (Christ's Complaint for his Sister),«Человеческая душа» (Mans Soul),со своим западающим в память рефреном Quia Amore Langueo:
«Я есть любовь, вовеки не бывшая ложью,
Таковой и сестру свою душу любил.
И поскольку расставаться с нею негоже,
Я оставил славное царство свое и удел;
Я воздвиг для нее дворец драгоценный,
Но бежала она, я последовал с ней. О,
Я любил ее так, что страданья чрезмерны
Quia Amore Langueo».
Другое такое же красивое стихотворение «Песнь о страстной любви», возможно, вышло из-под пера йоркширского отшельника, Ричарда Ролла из Хемпоула – «пленника любви», как он себя называл, – который переложил псалтырь на английский язык в прозе и в своем одиноком прибежище на ричмондширских болотах, учил себя слушать духовную музыку и, почитаемый соседями как святой, умер во время первой вспышки Черной Смерти. Из той же избранной компании была и странствующая евангелистка Маргарита Кемп – домохозяйка средних лет из Линна, которая совершила паломничество в Иерусалим и к половине мощей святых в Европе, босоногой и пешком – и Юлиана Нориджская, отшельница, которая, запершись в своей келье в монастыре Св. Юлиана в 1373 году, не выходила оттуда почти семьдесят лет, оставив свои «Откровения Божественной Любви» (Revelations of Divine Love) в качестве первого произведения английской литературы, написанного женщиной. Любовь Христа казалась Маргарите Кемп настолько реальной и постоянно присутствующей, что однажды, войдя в церковь в Норидже и увидя «прекрасный образ Богородицы под названием „pieta”», она начала «громко кричать и горестно рыдать, как будто она умирает в смертных муках». А когда священник попытался остановить ее, говоря, «Христос уже давно умер, мадмуазель», она ответила: «Сэр, его смерть так же реальна для меня, как будто он умер в этот самый день, и я думаю, что она должна быть таковой и для вас, и для всех христиан. Нам следует всегда помнить о его доброте и всегда думать о той страдальческой смерти, которой он умер за нас».
Именно среди истинных христиан неудовлетворенность церковью была самой сильной. Контраст между жизнью Христа в бедности и богатством и слабостью ее первосвященников был слишком велик, чтобы его не замечать. Лучшие представители духовенства постоянно привлекали к этому внимание. Уильям Риминтонский, приор Цистерцианского аббатства в Солее и бывший некоторое время канцлером Оксфордского университета, спрашивал в проповеди, как священник может исправлять мирян, если он есть «раб обжорства и разврата, преданный презренному металлу... и поглощенный тщетными или недозволенными делами?» В рукописных проповедях, дошедших до нас из тех времен разочарования, можно почувствовать накал недовольства, вызываемого дракой за приходы и унижение тех, кто был втянут в нее, – молодые подающие надежды ученые, «бедные и часто поначалу абсолютно невинные, которые, перед тем как разбогатеть, были верны посещению церквей, своим молитвам и всем тем обещаниям, которые давали Господу, но которые, как только продвинулись выше и сделались жирными и богатыми, пренебрегли Господом, своим создателем».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191