Просто невероятно, до чего же здорово все сейчас складывалось. Радость Аниты по поводу покупки фермы была подлинной, а сам процесс перевода ее из одного дома в другой, от одного образа жизни к другому почти завершился в эти волшебные несколько минут.
– Ведь это именно то окружение, которое подходит тебе, правда?
– Ты ведь знаешь, что это именно так.
– А ты знаешь, в этих часах механизм сделан из дерева? Подумать только! Каждая часть выточена из дерева.
– Не волнуйся. Это легко исправить.
– Хмм?..
– Мы сможем добыть электромеханизм и вставить его в корпус.
– Но ведь тогда все очарование…
Однако сейчас ею завладел дух созидания, и она уже не слушала его.
– Понимаешь, если мы избавимся от маятника, тогда в нижней части корпуса часов можно будет установить электростатический пылеуловитель.
– Ох!
– А знаешь, куда я их поставлю?
Он оглядел комнату, но так и не смог подыскать часам более подходящего места.
– Я полагаю, что эта ниша просто идеально для них подходит, – сказал Пол.
– В прихожую! Неужто ты не видишь, что они прямо туда просятся.
– Да здесь нет прихожей, – с удивлением проговорил он. Дверь с улицы вела прямо в комнату.
– В нашу прихожую, глупенький.
– Но, Анита…
– А эта полочка для специй на стене – представляешь, как великолепна она будет, если ящички выдвинуть и посадить в них филодендроны? Я уже знаю одно местечко для нее в гостиной.
– Да, шикарно.
– А эти потолочные перекрытия, да ведь им цены нет, Пол. Это значит, что мы и в комнатах сможем сделать грубо отесанные потолки. Не только на кухне, но и в комнатах. И я готова съесть твой классификационный билет, если в этом умывальнике не уместится наш телевизор.
– Я и сам собирался изжевать его в недалеком будущем, – тихо проговорил Пол.
– А эти полы с их широченными досками – ты представляешь себе, как здорово они будут выглядеть в нашем баре.
– А что мне до нашего бара? – мрачно сказал Пол.
– Что ты сказал?
– Я сказал: «А что мне до нашего бара?»
– А, понимаю. – Она рассеянно усмехнулась, ее сияющие глаза продолжали осматривать комнату в поисках новой жертвы.
– Анита…
– Да? О! Какой великолепный абажур.
– Послушай же меня хотя бы минуту.
– Конечно, дорогой.
– Я купил этот дом для нас, чтобы жить в нем.
– Ты хочешь сказать, чтобы мы жили в нем, в таком, какой он есть?
– Вот именно. Его нельзя изменять.
– Ты хочешь сказать, что мы ничего не можем отсюда вывезти?
– Да, не можем. Но мы можем сами перебраться сюда.
– Это еще одна из твоих шуток. Не дразни меня, милый. Я ведь так радуюсь.
– Я и не дразню тебя. Вот она, жизнь, какой мне хочется. И это дом, в котором мне хотелось бы жить.
– Здесь так темно, я даже не могу понять по твоему лицу, серьезно ты говоришь или шутишь. Включи свет.
– Здесь нечего включать.
– Нет электричества?
– Только то, что у тебя в волосах. Здесь нет электроотопления.
– А камин?
– Топится дровами. И холодильником здесь служит простой ледник.
– Как здорово ты умеешь разыгрывать!
– Я говорю совершенно серьезно, Анита. Я хочу здесь жить.
– Мы умерли бы здесь через шесть месяцев.
– Род Хэйкоксов жил здесь несколько поколений.
– Ты сегодня шутливо настроен, правда? С таким серьезным лицом и со всеми этими разговорами ты только делаешь шутку более правдоподобной. Иди сюда и поцелуй меня, мой милый клоун.
– Мы проведем здесь ночь и завтрашний день, а завтра я займусь работой по дому. Давай попробуем в любом случае.
– И я превращусь в старую добрую толстую фермерскую мамашу и буду готовить тебе на дровах завтрак кофе, яйца домашней продукции и сливки, домашние бисквиты, залитые тут же взбитым маслом и джемом.
– Будешь?
– Уж лучше я сама сначала утоплюсь в масле и джеме.
– Ты научишься любить такую жизнь.
– Нет, никогда не научусь, и ты это знаешь.
Настроение его опять стало портиться. Это было горькое разочарование, повторялось все то, что произошло всего час назад в Усадьбе. И снова он подыскивал нечто такое, что можно было бы швырнуть ей в лицо, унизить ее. Фраза, которую он произнес, уже давно вертелась у него на языке. Но он произнес ее сейчас не потому, что она была ко времени, она просто невольно вырвалась.
– Неважно, что ты думаешь по этому поводу, – сказал он спокойно. – Я решил уйти с работы и жить здесь. Ты понимаешь? Я собираюсь уходить с работы.
Она охватила руками плечи, как бы сжавшись от холода, и несколько секунд раскачивалась так в молчании.
– Я предполагала, что это произойдет, – сказала она наконец. – Я думала уже, что именно к этому ты и стремишься. И надеялась, что все же это не так, Пол. Я молила бога, чтобы это было не так. Но вот дело дошло до этого, и ты сам об этом заговорил. – Она зажгла сигарету и сделала несколько резких коротких затяжек, выпуская дым через нос. – Шеферд говорил, что ты это сделаешь.
– Он говорил тебе, что я собираюсь уходить с работы?
– Нет. Он сказал, что ты один из тех, кто способен это сделать. – Она тяжело вздохнула. – По-видимому, он знает тебя лучше, чем я.
– Ей-богу, мне было бы совсем нетрудно приспосабливаться к требованиям системы и продолжать продвигаться по служебной лестнице. Вот вырваться из нее – действительно трудно.
– Но зачем же тогда уходить, если так легко держаться ее?
– Неужели ты не слышала ничего из того, что я говорил тебе в Усадьбе? Ведь именно для того, чтобы ты прочувствовала, как обстоят дела, я и повез тебя туда.
– Вся эта дурацкая история с Катариной Финч и Шефердом?
– Нет, господи, конечно, нет. Чтобы ты поняла: люди, подобные нам, лишили чувства самоуважения всех остальных.
– Ты сказал, что ты чувствуешь себя как лошадиная задница. Вот это я помню.
– А ты никогда себя так не чувствуешь?
– С чего бы это вдруг!
– Твоя совесть, черт возьми, неужели она никогда не мучает тебя?
– А с чего это она должна меня мучить? Я никогда не делала ничего неприличного.
– Давай я попытаюсь это объяснить тебе иначе: ты согласна с тем, что дела обстоят паршиво?
– У нас с тобой?
– Всюду! Во всем мире. (Она умела быть удивительно близорукой. Если только это возможно, она всегда пыталась свести все общие проблемы к себе и к тем людям, которых она лично знала.) Например, в Усадьбе.
– А что мы можем дать людям?
– Вот в том-то и дело! Ты сейчас льешь воду на мою мельницу. Вот ты спрашиваешь, что мы можем дать им, как будто все в мире принадлежит нам и только нам дано решать – дать это другим или нет.
– Но кто-то же должен взять на себя ответственность, так всегда и получается, когда кто-то берет на себя ответственность.
– Вот то-то и оно: ведь не всегда было такое положение вещей. Это и есть новшества, и именно такие люди, как мы, их ввели. Господи, ведь у каждого имелись личные способности или стремление – к труду, который можно было обменять на то, что людям нужно. А сейчас, когда машины взяли все это в свои руки, появляется некто, кто может предлагать другим все, что угодно. И все, что останется в удел почти всем людям, – это надеяться на то, что им что-нибудь дадут.
– Если у кого-то имеются мозги, – твердо сказала Анита, – он все равно может взобраться на самую вершину. Это очень по-американски, Пол, и этого не изменить. – Она оценивающе поглядела на него. – Ум и нервы, Пол.
– И еще шоры впридачу. – Сила выветрилась из его голоса, и он почувствовал себя сонным и вялым, какая-то сонливость наваливалась на него из-за того, что выпил он больше, чем следовало, из-за взлетов и падений нервного напряжения, а также из-за полного крушения надежд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90