», «Орлов, заходи с фланга!», «Шнеллер!», «Ткаченко, прорывайся в тыл!», «Форвертс!», «Действуй, как я!», «Шнеллер!», «Вперед!», «Форвертс!». Доносились и злые, ядреные выражения, не публикуемые ни в русских, ни в немецких словарях.
Танки кружили, словно подхваченные гигантским водоворотом. Тридцатьчетверки, маневрируя, изворачиваясь, расстреливали «тигров» и «пантер», но и сами, попадая под прямые выстрелы тяжелых вражеских танков и самоходных орудий, замирали, горели, гибли. Ударяясь о броню, рикошетили снаряды, на куски рвались гусеницы, вылетали катки, взрывы боеприпасов внутри машин срывали и отбрасывали в сторону танковые башни…
На исходе дня 12 июля противник вводом в бой вторых эшелонов и резервов усилил сопротивление, особенно на прохоровском направлении. Одно за другим начали поступать донесения командиров корпусов о мощных контратаках свежих танковых частей врага. В условиях, когда гитлеровцы добились явного превосходства в танках, наступать было нецелесообразно. Оценив обстановку, я с разрешения представителя Ставки Василевского приказал всем корпусам закрепиться на достигнутых рубежах, подтянуть артиллерийские противотанковые полки и отбивать атаки противника огнем танков и артиллерии. За ночь танковые корпуса должны были дозаправить машины горючим, пополнить боеприпасы, накормить людей и с утра быть в готовности возобновить наступление. Предстояло также оказать помощь раненым, собрать и похоронить убитых, отбуксировать в тыл подбитые танки и приступить к их ремонту.
Наступила ночь, тревожная и душная. Боевые действия прекратились на всем фронте… Противник вел себя как-то странно. В его расположении раздавались взрывы. Потом выяснилось, что немцы подрывали свои подбитые танки, которые нельзя было эвакуировать…
Ясно было, что гитлеровцы готовятся к новому натиску… В то утро, когда я уже находился на КП 29-го танкового корпуса, после короткого артиллерийского налета гитлеровцы первыми атаковали 18-й танковый корпус. Более 50 танков противника, за которыми следовали цепи мотопехоты, стреляя на ходу или с коротких остановок, двинулись на наши позиции. Но войска корпуса сумели за ночь подготовиться к встрече врага. Подпустив фашистов на дистанцию 500-600 метров, противотанковая артиллерия и наши танки открыли по ним огонь прямой наводкой. Несколько вражеских машин застыли на месте с перебитыми гусеницами или заметались по полю, объятые пламенем. Те же, которые еще продвигались вперед, нарвались на мины. Однако фашистская мотопехота еще шла. Но тут последовал залп 80-го гвардейского минометного полка… Огонь наших «катюш» всегда приводил фашистов в ужас. Понеся большие потери, противник вынужден был откатываться назад, оставляя горящие танки, трупы убитых солдат и офицеров… Ожесточенные бои… продолжались до позднего вечера, причем в одном месте наши танкисты и мотострелки контратаковали врага, в другом – отбивали его контратаки. Только с наступлением темноты обе стороны, измотанные напряженным боем, перешли к обороне».
Потери немцев в Прохоровском сражении Ротмистров в мемуарах оценивает в более чем 350 танков и свыше 10 тысяч убитых за один только день 12 июля. Правда, из контекста не очень ясно, идет ли речь об общих или только безвозвратных потерях в танках, но, скорее всего, Павел Алексеевич имел в виду только безвозвратные потери противника. Собственные же потери бывший командующий 5-й гвардейской танковой армией определяет как-то туманно: «Мы тоже потеряли немало танков, особенно легких, погибли в яростных схватках многие отважные гвардейцы». В другом месте Ротмистров признает, что в его армии «уже за первые два дня встречного сражения под Прохоровкой, не считая безвозвратных потерь, количество поврежденных танков превышало 400». А в статье, опубликованной в 1970 году в сборнике «Курская битва», Павел Алексеевич говорил, что в течение 12 июля «обе стороны понесли серьезные потери, примерно по 300 танков» (можно понять, что речь идет только о безвозвратных потерях). Здесь же, как и в мемуарах, утверждается, что враг бросил против 5-й гвардейской танковой до 700 танков, в том числе более 100 тяжелых, тогда как «тяжелых танков и самоходно-артиллерийских установок армия имела лишь 35». Сразу отмечу, что никаких самолетов: ни наших, ни немецких – над полем боя у Прохоровки не было и в помине. Ведь стояла нелетная погода, что было четко зафиксировано в дневнике Главного Командования вермахта. Поэтому немецкая авиация в воздух не поднималась. Значит, можно быть уверенным, что и советские летчики над Прохоровкой не летали и никаких «юнкерсов» и «мессеров» не сбивали. Ведь еще во время битвы под Москвой Жуков не раз жаловался в донесениях, что наши самолеты не поднимаются в воздух, ссылаясь на нелетную погоду, хотя в то же самое время люфтваффе оказывали активную поддержку своим наземным войскам. Возможно, Ротмистрову (или даже безвестному литобработчику его мемуаров) воздушные схватки в день Прохоровского сражения понадобились для того, чтобы придать еще более вселенский масштаб схватке. А заодно и убедить читателей, что была ясная погода и солнце слепило глаза вражеским танкистам, помогая нашим. Это – древний мифологический образ, никакого отношения к действительному ходу боев 12 июля, понятно, не имеющий. Потому что в этот день погода была пасмурная, и солнце никому из танкистов в глаза светить не могло.
Столь же фантастичны упоминаемые Ротмистровым «пантеры» и «фердинанды», с которыми будто бы пришлось сражаться его армии. На самом деле все 88 «фердинандов» действовали в составе 656-го танкоистребителыюго полка в группе армий «Центр» на северном фасе Курской дуги. В группе армий «Юг» не было ни одной машины этого типа. Также ни одной «пантеры» не действовало против 5-й гвардейской танковой армии ни 12-го, ни 13 июля.
Павел Алексеевич в посмертно вышедших мемуарах настаивает, что «гитлеровцы превосходили нас по числу машин, особенно тяжелых» и что всего в Прохоровском сражении участвовало до 1200 танков и САУ. Правда, если принять его данные о численности 5-й гвардейской танковой армии – около 850 машин, то получится, что немцы противопоставили ей не более 350 танков и штурмовых орудий. Поэтому в статье 1970 года Ротмистров уточняет, что под Прохоровкой против более чем 700 немецких танков сражался только первый эшелон его армии – немногим более 500 машин, из них 200 – легких. Тогда вроде все сходится – в сумме с обеих сторон получается около 1 200 танков и САУ, причем у немцев получается перевес в 1,4 раза. Но вот какие именно германские соединения сражались с ним, Ротмистров пишет довольно неопределенно. Он вкладывает в уста Ватутина упоминание о 2-м танковом корпусе СС, 48-м танковом корпусе и неких танковых соединениях оперативной группы «Кемпф». У читателя создается впечатление, что вся эта армада должна была наступать на прохоровском направлении. Однако при рассказе о самом сражении Павел Алексеевич называет только три танковые дивизии 2-го корпуса СС – «Адольф Гитлер», «Рейх» и «Мертвая голова», а также 11-ю танковую дивизию 48-го танкового корпуса и 6-ю танковую дивизию (без указания корпусной принадлежности). Эта последняя входила в состав 3-го танкового корпуса опергруппы «Кемпф».
Однако ни 48-й, ни 3-й корпус против 5-й гвардейской танковой армии вообще не действовали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204