Второй эшелон составили 5-й гвардейский Зимовни-ковский механизированный корпус. В резерве остались части передового отряда (53-й гвардейский танковый полк, 1-й отдельный гвардейский мотоциклетный и 678-й гаубичный артиллерийский полк. – Б. С.) и 689-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк…
Около девятнадцати часов 11 июля на мой КП прибыл маршал Василевский… Он одобрил мое решение и сообщил, что у него состоялся разговор с Верховным Главнокомандующим Сталиным, который поручил ему неотлучно находиться в 5-й гвардейской танковой и 5-й гвардейской общевойсковой армиях, координировать их действия в ходе сражения и оказывать необходимую помощь… Оставалось еще достаточно светлого времени, и маршал предложил осмотреть намеченные мною исходные районы 29-то и 18-го танковых корпусов… Вдруг Василевский приказал водителю остановиться. Машина свернула на обочину и резко затормозила у запыленных придорожных кустов… Явно послышался рокот танковых моторов. Потом показались и сами танки.
– Генерал! В чем дело? – резко повернувшись ко мне, с досадой в голосе спросил Александр Михайлович. – Вас же предупреждали, что о прибытии ваших танков противник не должен знать. А они гуляют средь бела дня на глазах у немцев…
Я мгновенно вскинул бинокль. Действительно, через поле, подминая созревшие хлеба, в боевом порядке шли десятки танков, на ходу стреляя из короткоствольных пушек.
– Но это, товарищ маршал, не наши танки. Немецкие…
– Так… Где-то противник прорвался. Хочет упредить нас и захватить Прохоровку.
– Этого допустить нельзя, – сказал я Василевскому и по радио дал указание генералу Кириченко (командиру 29-го корпуса. – Б. С.) немедленно выделить две танковые бригады навстречу немецким танкам и остановить их продвижение…
Ранее намеченный нами исходный район для контрудара оказался в руках гитлеровцев. В связи с этим, подготовку к наступлению и, в частности, выбор огневых позиций артиллерии, рубежей развертывания и атаки следовало проводить заново. В сжатые сроки требовалось уточнить задачи, организовать взаимодействие между корпусами и частями, пересмотреть график артиллерийской подготовки и сделать все для четкого управления войсками в бою…
В шесть часов утра 12 июля я с группой офицеров приехал на командный пункт 29-го танкового корпуса. Он был избран моим наблюдательным пунктом, и весьма удачно. С холма юго-западнее Прохоровки хорошо просматривалась впереди лежащая местность, которой суждено было стать полем грандиозного танкового побоища. Из прочно построенного блиндажа в сожженном и вырубленном наполовину яблоневом саду открывался широкий обзор всхолмленной равнины с перелесками и оврагами. За пожелтевшей, позолоченной первыми лучами солнца тучной нивой виднелась темная опушка большого лесного массива. Там укрывался враг…
В 6.30 в небе появились «мессеры», чтобы очистить воздушное пространство… Примерно в 7 часов послышался монотонный гул немецких самолетов. И вот в безоблачном небе обозначились десятки «юнкерсов». Выбрав цели, они перестраивались и, блеснув на солнце стеклами кабин, тяжело, кренились на крыло, переходя в пике. Фашистская авиация наносила удары, в основном, по населенным пунктам и отдельным рощам. Над лесом и деревьями вздымались фонтаны земли, облака дыма, прорезаемые багровымц языками вспышек. В различных местах загорелись хлеба.
Вражеские самолеты не успели отбомбиться, как появились звенья советских истребителей. В воздухе завязались жаркие схватки. Один за другим запылали самолеты и, оставляя за собой густые шлейфы черного дыма, охваченные пламенем врезались в землю. Большинство «юнкерсов», преследуемые нашими истребителями, поворачивали назад, где попало сбрасывая свой бомбовый груз или уходя не отбомбившись. А вот в воздухе и наши бомбардировщики! Они шли на юго-эапад волна за волной, соблюдая четкое равнение. Их сопровождали истребители, всей своей решительностью показывая, что они хозяева неба…
Наконец грянули первые залпы армейской артиллерийской группы. Ударили артиллерийские батареи непосредственной поддержки танков. Артиллерия вела огонь, в основном, по площадям – предполагаемым районам скоплений танков врага и огневым позициям его артиллерии. У нас не было времени для того, чтобы точно установить, где расположены вражеские батареи и сосредоточены танки, поэтому определить эффективность артиллерийского огня не представлялось возможным.
Еще не умолк огневой шквал нашей артиллерии, как раздались залпы полков гвардейских минометов. Это начало атаки, которое продублировала моя радиостанция. «Сталь», «Сталь», «Сталь», – передавал в эфир начальник радиостанции младший техник-лейтенант В. Константинов. Тут же последовали сигналы командиров танковых корпусов, бригад, батальонов, рот и взводов.
Смотрю в бинокль и вижу, как справа и слева выходят из укрытий и, набирая скорость, устремляются вперед наши славные тридцатьчетверки. И тут же обнаруживаю массу танков противника. Оказалось, что немцы и мы одновременно перешли в наступление. Я удивился, насколько близко друг от друга скапливались наши и вражеские танки. Навстречу двигались две громадные танковые лавины. Поднявшееся на востоке солнце слепило глаза немецких танкистов и ярко освещало нашим контуры фашистских танков.
Через несколько минут танки первого эшелона наших 29-го и 18-го корпусов, стреляя на ходу, лобовым ударом врезались в боевые порядки немецко-фашистских войск, стремительной сквозной атакой буквально пронзив боевой порядок противника. Гитлеровцы, очевидно, не ожидали встретить такую большую массу наших боевых мащин и такую решительную их атаку. Управление в передовых частях и подразделениях врага было явно нарушено. Его «тигры» и «пантеры», лишенные в ближнем бою своего огневого преимущества, которым они в начале наступления пользовались в столкновении с другими нашими танковыми соединениями, теперь успешно поражались советскими танками Т-34 и даже Т-70 с коротких дистанций. Поле сражения клубилось дымом и пылью, земля содрогалась от мощных взрывов. Танки наскакивали друг на друга и, сцепившись, уже не могли разойтись, бились насмерть, пока один из них не вспыхивал факелом или не останавливался с перебитыми гусеницами. Но и подбитые танки, если у них не выходило из строя вооружение, продолжали вести огонь… В связи с тем что боевые порядки перемешались, артиллерия обеих сторон огонь прекратила. По той же причине не бомбила поле боя ни наша, ни вражеская авиация, хотя в воздухе продолжались яростные схватки, и вой сбитых, объятых пламенем самолетов смешивался с грохотом танковой битвы на земле. Отдельных выстрелов не было слышно: все слилось в единый грозный гул.
Напряжение сражения нарастало с потрясающей яростью и силой. Из-за огня, дыма и пыли становилось все труднее разобрать, где свои и где чужие. Однако, имея даже ограниченную возможность наблюдать за полем боя и зная решения командиров корпусов, получая их донесения по радио, я представлял, как действуют войска армии. Что там происходит, можно было определить и по улавливаемым моей радиостанцией приказаниям командиров наших и немецких частей и подразделений, отдаваемых открытым текстом: «Вперед!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204
Около девятнадцати часов 11 июля на мой КП прибыл маршал Василевский… Он одобрил мое решение и сообщил, что у него состоялся разговор с Верховным Главнокомандующим Сталиным, который поручил ему неотлучно находиться в 5-й гвардейской танковой и 5-й гвардейской общевойсковой армиях, координировать их действия в ходе сражения и оказывать необходимую помощь… Оставалось еще достаточно светлого времени, и маршал предложил осмотреть намеченные мною исходные районы 29-то и 18-го танковых корпусов… Вдруг Василевский приказал водителю остановиться. Машина свернула на обочину и резко затормозила у запыленных придорожных кустов… Явно послышался рокот танковых моторов. Потом показались и сами танки.
– Генерал! В чем дело? – резко повернувшись ко мне, с досадой в голосе спросил Александр Михайлович. – Вас же предупреждали, что о прибытии ваших танков противник не должен знать. А они гуляют средь бела дня на глазах у немцев…
Я мгновенно вскинул бинокль. Действительно, через поле, подминая созревшие хлеба, в боевом порядке шли десятки танков, на ходу стреляя из короткоствольных пушек.
– Но это, товарищ маршал, не наши танки. Немецкие…
– Так… Где-то противник прорвался. Хочет упредить нас и захватить Прохоровку.
– Этого допустить нельзя, – сказал я Василевскому и по радио дал указание генералу Кириченко (командиру 29-го корпуса. – Б. С.) немедленно выделить две танковые бригады навстречу немецким танкам и остановить их продвижение…
Ранее намеченный нами исходный район для контрудара оказался в руках гитлеровцев. В связи с этим, подготовку к наступлению и, в частности, выбор огневых позиций артиллерии, рубежей развертывания и атаки следовало проводить заново. В сжатые сроки требовалось уточнить задачи, организовать взаимодействие между корпусами и частями, пересмотреть график артиллерийской подготовки и сделать все для четкого управления войсками в бою…
В шесть часов утра 12 июля я с группой офицеров приехал на командный пункт 29-го танкового корпуса. Он был избран моим наблюдательным пунктом, и весьма удачно. С холма юго-западнее Прохоровки хорошо просматривалась впереди лежащая местность, которой суждено было стать полем грандиозного танкового побоища. Из прочно построенного блиндажа в сожженном и вырубленном наполовину яблоневом саду открывался широкий обзор всхолмленной равнины с перелесками и оврагами. За пожелтевшей, позолоченной первыми лучами солнца тучной нивой виднелась темная опушка большого лесного массива. Там укрывался враг…
В 6.30 в небе появились «мессеры», чтобы очистить воздушное пространство… Примерно в 7 часов послышался монотонный гул немецких самолетов. И вот в безоблачном небе обозначились десятки «юнкерсов». Выбрав цели, они перестраивались и, блеснув на солнце стеклами кабин, тяжело, кренились на крыло, переходя в пике. Фашистская авиация наносила удары, в основном, по населенным пунктам и отдельным рощам. Над лесом и деревьями вздымались фонтаны земли, облака дыма, прорезаемые багровымц языками вспышек. В различных местах загорелись хлеба.
Вражеские самолеты не успели отбомбиться, как появились звенья советских истребителей. В воздухе завязались жаркие схватки. Один за другим запылали самолеты и, оставляя за собой густые шлейфы черного дыма, охваченные пламенем врезались в землю. Большинство «юнкерсов», преследуемые нашими истребителями, поворачивали назад, где попало сбрасывая свой бомбовый груз или уходя не отбомбившись. А вот в воздухе и наши бомбардировщики! Они шли на юго-эапад волна за волной, соблюдая четкое равнение. Их сопровождали истребители, всей своей решительностью показывая, что они хозяева неба…
Наконец грянули первые залпы армейской артиллерийской группы. Ударили артиллерийские батареи непосредственной поддержки танков. Артиллерия вела огонь, в основном, по площадям – предполагаемым районам скоплений танков врага и огневым позициям его артиллерии. У нас не было времени для того, чтобы точно установить, где расположены вражеские батареи и сосредоточены танки, поэтому определить эффективность артиллерийского огня не представлялось возможным.
Еще не умолк огневой шквал нашей артиллерии, как раздались залпы полков гвардейских минометов. Это начало атаки, которое продублировала моя радиостанция. «Сталь», «Сталь», «Сталь», – передавал в эфир начальник радиостанции младший техник-лейтенант В. Константинов. Тут же последовали сигналы командиров танковых корпусов, бригад, батальонов, рот и взводов.
Смотрю в бинокль и вижу, как справа и слева выходят из укрытий и, набирая скорость, устремляются вперед наши славные тридцатьчетверки. И тут же обнаруживаю массу танков противника. Оказалось, что немцы и мы одновременно перешли в наступление. Я удивился, насколько близко друг от друга скапливались наши и вражеские танки. Навстречу двигались две громадные танковые лавины. Поднявшееся на востоке солнце слепило глаза немецких танкистов и ярко освещало нашим контуры фашистских танков.
Через несколько минут танки первого эшелона наших 29-го и 18-го корпусов, стреляя на ходу, лобовым ударом врезались в боевые порядки немецко-фашистских войск, стремительной сквозной атакой буквально пронзив боевой порядок противника. Гитлеровцы, очевидно, не ожидали встретить такую большую массу наших боевых мащин и такую решительную их атаку. Управление в передовых частях и подразделениях врага было явно нарушено. Его «тигры» и «пантеры», лишенные в ближнем бою своего огневого преимущества, которым они в начале наступления пользовались в столкновении с другими нашими танковыми соединениями, теперь успешно поражались советскими танками Т-34 и даже Т-70 с коротких дистанций. Поле сражения клубилось дымом и пылью, земля содрогалась от мощных взрывов. Танки наскакивали друг на друга и, сцепившись, уже не могли разойтись, бились насмерть, пока один из них не вспыхивал факелом или не останавливался с перебитыми гусеницами. Но и подбитые танки, если у них не выходило из строя вооружение, продолжали вести огонь… В связи с тем что боевые порядки перемешались, артиллерия обеих сторон огонь прекратила. По той же причине не бомбила поле боя ни наша, ни вражеская авиация, хотя в воздухе продолжались яростные схватки, и вой сбитых, объятых пламенем самолетов смешивался с грохотом танковой битвы на земле. Отдельных выстрелов не было слышно: все слилось в единый грозный гул.
Напряжение сражения нарастало с потрясающей яростью и силой. Из-за огня, дыма и пыли становилось все труднее разобрать, где свои и где чужие. Однако, имея даже ограниченную возможность наблюдать за полем боя и зная решения командиров корпусов, получая их донесения по радио, я представлял, как действуют войска армии. Что там происходит, можно было определить и по улавливаемым моей радиостанцией приказаниям командиров наших и немецких частей и подразделений, отдаваемых открытым текстом: «Вперед!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204