«Эй, женщина,— с трудом подавляя ярость, снова заговорил Наймов.— Поставь свой ум на место! Ты соображаешь, что делаешь?! Мало того, что ушла от мужа, еще и осрамить меня захотела? Не забывай — ты до сих пор моя жена!»
Назокат засмеялась — злость ее проходила, она видела его бессилие.
«Разве вы мужчина? Неужели до сих пор не поняли, что я больше вам не жена?..»
Наймов вернулся от окна, сел за стол, но работать не мог. Голова разламывалась от забот, а вот на сердце было пусто.
«Зря я погорячился, не так надо было с ней разговаривать. Ведь знаю же: только лестью, только сладостью... Будь оно все проклято!—Он взялся руками за голову, словно это могло остановить назойливый бег мысли.— Что делать? И этот ее проклятый дядя ничем толком не помог. Или обманул меня, подлец, или в самом деле не сумел уговорить ее...»
А ведь Шариф-шабкур сколько доброго видел от него, Наимова, с его помощью набил карманы... в ответ же все обещания, одни обещания. А он, Наймов,— он верил словам этого негодяя. И давал, давал, чего бы тот ни просил. Две машины винограда «хусайни» по государственной цене — десять копеек кило! Проклятый на совхозной машине отвез все на рынок в Душанбе — какие деньги сделал! Продавал небось в шесть-семь раз дороже. А он, Наймов, еще дал ему и бумагу, что товар совхозный, чтобы не попался вдруг, подлец! А десять баранов?.. И этих ведь по государственной цене — каждого по тридцать шесть рублей, а? Да еще ячмень, да пшеницу... и все не взвешивая. Нет, каков негодяй! Однако ж он и сам виноват. А ведь знал, как и все, знал, что жулик этот Шариф. Плут окаянный! Ишь ты! «Не беспокойтесь, все устрою, племянница моя сама вернется в ваш дом, шелковой будет...» Обещал, обещал, наполнял его подол пустыми орехами, а потом — нате вам, объявляет без стеснения: «Что могу поделать? Никак ее не уговорить. Силой-то нельзя...» Ладно, этот жулик еще попадется ему в руки! Уж тогда он, Наймов, не даст ему спуску, покажет, кто есть кто, изо рта вытащит отданное добро... Только потерпеть, некоторое время потерпеть! Сначала нужно помириться с Назокат, ничего, даст бог, сладится у них и без Шарифа. В десять, в сто раз больше потратит сил, а найдет способ, как вернуть ее в дом.
Другое дело — этот Фируз, словно камень на пути. Неужели Назокат уже сговорилась с ним? Нет, дело не в ней, не в Назокат, дело в этом парне. Если он не будет крутиться возле нее... Да, надо сделать так, чтобы он не смел подойти к ней. Но как? Хотя вдруг он возьмет парня в руки, уломает, а эта дура-баба... Ну тогда и черт с ней! Если бы не завистники, если бы не враги... Ведь прицепятся, скажут: «А хвост-то у твоей собаки, оказывается, кривой!» Невест вокруг много, жениться не проблема. Однако верно и то, если уж до конца начистоту, что каким-то своим уголком сердце
его тянется к ней, к Назокат... О всевышний! Откуда только в ней это упрямство? Все ведь было как надо! и умная, и красивая, и тихая... Что за напасть на его голову! Он всегда думал, что раз жена, так уж жена на всю жизнь. Раз жена, так пусть занимается домом и не вмешивается в его дела. Сыта, одета — чего ей еще, выросшей в селе?! Ладно бы городская. Так и эти туда же! Нелегкое, оказывается, дело—иметь жену...
Услышав скрип двери, Наймов поднял голову,
— Входите, дядя!— Он поднялся из-за стола навстречу Аскарову.
Они поздоровались и расспросили друг друга обо всем, о чем положено было расспросить, потом Аскаров опустился на стул, снял с головы каракулевую шапку, всю в мокром снегу, и вытер платком толстую шею.
— Поздравляю, дядя,— сказал Наймов,— стали членом комитета народного контроля...
— Спасибо, спасибо. Однако нам с нашим опытом это, как говорится, от безделья тыкву сеять,— засмеялся Аскаров, стряхивая с шапки на пол растаявший снег.— А я с нуждой к тебе. На тебя вся надежда.., Поможешь — головой небо достану.
— Ну что вы, дядя! Что за нужда такая?
— Да надо мне в хозяйство несколько машин гравия.
— Значит, за машиной?
— Угадал,— снова засмеялся Аскаров,— пришел машину просить,
— Так с удовольствием!— Наймов задумался на мгновение, спросил:— Брата моего знаете?
— Конечно, конечно, зовут его...— замялся Аскаров.
— ...Насир.
— Да, да, Насир, вежливый такой парень. Где бы ни встретился, никогда не забывает поздороваться. Когда вижу его, вспоминаю собственную юность. Сам я всегда относился к человеку старше себя почтительно, с уважением.
— Вот его и пошлю. Сколько гравия понадобится, столько и привезет.
— Сердечное спасибо,— сказал Аскаров, надевая шапку.—Да, еще... Если есть возможность, пошли кого- нибудь с ним. Нагрузить машину, потом выгрузить, да несколько рейсов, значит, столько же раз грузить —
работа тяжелая, а помощника у меня нет. Сам бы сделал, да не могу, сил не осталось, а сыновья мои, сам знаешь, один в Ленинграде, другой в Душанбе. Да и хлопот много у меня с этим народным контролем. Вот уже три дня, как в потребсоюзе одно дело проверяю.
— Понимаю, понимаю, дядя. Вам тоже трудно. Вы не беспокойтесь. Я пришлю кого-нибудь с Насиром.
Аскаров поднялся со стула. На его оплывшем лице застыло выражение удовлетворенности.
— Успехов тебе. Дай тебе бог достичь постов побольше, чем этот...
Тут Наймов сообразил, что ведь Аскаров доводится дядей Фирузу. А что, если попросить его поговорить с племянником? Вдруг да поможет.
Он догнал Аскарова у дверей, просительно взял за локоть.
— Могу я обратиться к вам с одним своим делом?
Аскаров вернулся к столу.
— Вы, конечно, знаете — в прошлом году у меня с женой вышло одно... несогласие.
— Как же, как же... И что, неужто еще не помирились?— притворился удивленным Аскаров.
— Нет, дядя... Не знаю, как и быть, что делать. Прямо голова идет кругом.
— Так, может, помощь какая нужна?
— Я и хотел вот попросить вас...
Наймов запнулся и с обидой подумал, что же это он топчет свою мужскую честь и достоинство при «табармусульманине». Он почувствовал, как лицо обожгло краской стыда, даже уши горели. Однако все же взял себя в руки. Нужно — значит, нужно.
— Ну-ну?
— У вас есть племянник, дядя, Фируз...
— Что он еще натворил?
— Когда он вернулся из армии, я из уважения к вам принял его на работу. Вы ведь сами знаете — у нас в совхозе немало желающих получить машину или трактор... Значит, взял я его на работу. Зарабатывает неплохо. И вместо того чтобы сказать слова благодарности, он становится камнем у меня на дороге,
— А-а-а? Ну-ка, ну-ка, братец, что же он сделал? Если что-нибудь, я этому молокососу...
— Мне кажется, дядя, ваш племянник и сам не представляет последствий того, что делает. .Иначе . не знаю, чем объяснить его поступки. Мне и раньше приходилось слышать, что он вяжется к моей жене, можно сказать, ведет себя беззастенчиво. Однако, если бы я не увидел недавно собственными глазами, я бы не решился сейчас говорить с вами. Сначала, по правде сказать, я сам хотел побеседовать с ним как следует. Однако из уважения к вам...
— Неужто Фируз...— пряча взгляд от Наимова, пробурчал Аскаров. Соображая, он потер лоб, потом гневно сжал пальцы в кулак.— Наш род, братец, не знал еще таких бесстыдников. Чтоб бог переломил ему шею! Если это правда, уж он у- меня дождется.
— Правда, дядя,— с сожалением подтвердил Наймов.— Я повторяю вам: если бы не видел всего своими глазами, не решился бы и заговорить с вами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34