- Ох, это не то, не то,-в тоске восклицала Соня, - и
разве можно так... нет, это не так, не так!
- Сама видишь, что не так!.. А я ведь искренно рассказал,
правду!
-Да какая ж это правда! О, господи!
- Я ведь только вошь убил. Соня, бесполезную, гадкую,
зловредную.
- Это человек-то вошь!
ФОРМУЛЫ СМЫСЛА)
-Да и я знаю, что не вошь, -ответил он, странно смотря
на нее. - А впрочем я вру, Соня, - прибавил он, - давно
уже вру... Это всё не то; ты справедливо говоришь. Совсем,
совсем, совсем тут другие причины"... Я давно ни с кем не гово-
рил, Соня... Голова у меня теперь очень болит.
Глаза его горели лихорадочным огнем. Он почти начинал
бредить; беспокойная улыбка бродила на его губах. Сквозь
возбужденное состояние духа уже проглядывало страшное
бессилие. Соня поняла, как он мучается. У ней тоже голова
начинала кружиться. И странно он так говорил: как будто и по-
нятно что-то, но... "но какже! Какже! О господи!" И она ломала
руки в отчаянии.
- Нет, Соня, это не то! - начал он опять, вдруг поднимая
голову, как будто внезапный поворот мыслей поразил и вновь
возбудил его, - это не то! А лучше... предположи (да! этак
действительно лучше!), предположи, что я самолюб, завист-
лив, зол, мерзок, мстителен, ну... и, пожалуй, еще наклонен к
сумасшествию. (Уж пусть всё зараз! Про сумасшествие-то го-
ворили прежде, я заметил!) Я вот тебе сказал давеча, что в
университете себя содержать не мог. А знаешь ли ты, что я,
может, и мог? Мать прислала бы, чтобы внести что надо, а на
сапоги, платье и на хлеб я бы и сам заработал; наверно! Уроки
выходили; по полтиннику предлагали. Работает же Разуми-
хин! Да я озлился и не захотел. Именно озлился (это слово
хорошее!). Я тогда, как паук, к себе в угол забился. Ты ведь
была в моей конуре, видела...А знаешь ли, Соня, что низкие
потолки и тесные комнаты душу и ум теснят! О, как ненавидел
я эту конуру! А всё-таки выходить из нее не хотел. Нарочно не
хотел! По суткам не выходил и работать не хотел, и даже есть
не хотел, всё лежал. Принесет Настасья - поем, не прине-
сет - так и день пройдет; нарочно со зла не спрашивал! Но-
чью огня нет, лежу в темноте, а на свечи не хочу заработать.
Надо было учиться, я книги распродал; а на столе у меня, на
записках, да на тетрадях, на палец и теперь пыли лежит. Я
ПРОЙЛВНЫЕ" ФОРМУЛЫ,
лучше любил лежать и думать. И всё думал... И всё такие у
меня были сны, странные, разные сны, нечего говорить какие!
Но только тогда начало мне тоже мерещиться, что... Нет, это
не так! Я опять не так рассказываю! Видишь, я тогда всё себя
спрашивал: зачем я так глуп, что если другие глупы и коли я
знаю уж наверно, что они глупы, то сам не хочу быть умнее?
Потом я узнал, Соня, что если ждать, пока все станут умны-
ми, то слишком уж долго будет... Потом я еще узнал, что ни-
когда этого и не будет, что не переменятся люди, и не переде-
лать их никому, и труда не стоит тратить! Да, это так! Это их
закон... Закон, Соня! Это так!.. И я теперь знаю, Соня, что кто
крепок и силен умом и духом, тот над ними и влаетелин! Кто
много посмеет, тот у них и прав. Кто на большее может плю-
нуть, тот у них и законодатель, а кто больше всех может по-
сметь, тот и всех правее! Так доселе велось и так всегда бу-
дет! Только слепой не разглядит!
Раскольников, говоря это, хоть и смотрел на Соню, но уж не
заботился более: поймет она или нет. Лихорадка вполне охва-
тила его. Он был в каком-то мрачном восторге. (Действительно,
он слишком долго ни с кем не говорил!) Соня поняла, что этот
мрачный катехизис стал его верой и законом.
- Я догадался тогда, Соня, - продолжал он восторжен-
но, - что впасть дается только тому, кто посмеет наклониться
и взять ее. Тут одно только, одно: стоит только посметь! У меня
тогда одна мысль выдумалась, в первый раз в жизни, которую
никто и никогда еще до меня не выдумывал! Никто! Мне вдруг
ясно, как солнце, представилось, что как же это ни единый до
сих пор не посмел и не смеет, проходя мимо всей этой нелепо-
сти, взять просто-запро.сто всё за хвост и стряхнуть к черту!
Я... я захотел осмелиться, и убил... я только осмелиться захо-
тел, Соня, вот вся причина!
- О, молчите, молчите! - воскликнула Соня, всплес-
нув руками. - От бога вы отошли, и вас бог поразил, дья-
волу пред ал!..
ФОРМУЛЫ смысл.
- Кстати, Соня, это когда я в темноте-то лежал, и мне всё
представлялось, это ведь дьявол смущал меня? а?
- Молчите! Не смейте, богохульник, ничего, ничего-то вы
не понимаете! О господи! Ничего-то, ничего-то он не поймет!
- Молчи, Соня, я совсем не смеюсь, я ведь и сам знаю,
что меня черт тащил. Молчи, Соня, молчи! - повторил он
мрачно и настойчиво. - Я всё знаю. Всё это я уже переду-
мал и перешептал себе, когда лежал тогда в темноте... Всё
это я сам с собой переспорил, до последней малейшей чер-
ты, и всё знаю, всё! И так надоела, так надоела мне тогда
вся эта болтовня! Я всё хотел забыть и вновь начать, Соня, и
перестать болтать! И неужели ты думаешь, что я как дурак
пошел, очертя голову? Я пошел как умник, и это-то меня и
сгубило! И неужель ты думаешь, что я не знал, например,
хоть того, что если уж начал я себя спрашивать и допраши-
вать: имею ль я право власть иметь? - то, стало быть, не
имею права власть иметь. Или что если задаю вопрос: вошь
ли человек? - то, стало быть, уж не вошь человек для меня,
а вошь для того, кому этого и в голову не заходит и кто пря-
мо без вопросов идет... Уж если я столько дней промучился:
пошел ли бы Наполеон, или нет? так ведь уж ясно чувство-
вал, что я не Наполеон... Всю, всю муку всей этой болтовни
я выдержал, Соня, и всю ее с плеч стряхнуть пожелал: я
захотел, Соня, убить без казуистики, убить для себя, для себя
одного! Я лгать не хотел в этом даже себе! Не длятого, что-
бы матери помочь, я убил - вздор! Не для того я убил, что-
бы, получив средства и власть, сделаться благодетелем че-
ловечества. Вздор! Я просто убил; для себя убил, для себя
одного; а там стал ли бы я чьим-нибудь благодетелем или
всю жизнь, как паук, ловил бы всех в паутину и из всех жи-
вые соки высасывал, мне, в ту минуту, всё равно должно
было быть!.. И не деньги, главное, нужны мне были, Соня,
когда я убил; не столько деньги нужны были, как другое... Я
это всё теперь знаю... Пойми меня: может быть,, тою же до-
ПРОБЛЕМНЫЕ" ФОРМУЛЫ,
Худ. Д. А. Шмаринов. Каморка Раскольникова.
/Ф. М. Достоевский. "Преступление и наказание":
<Это была крошечная клетушка, шагов в шесть длиной, имевшая самый
жалкий вид с своими желтенькими, пыльными и всюду отставшими от
стены обоями, и до того низкая, что чуть-чуть высокому человеку стано-
вилось в ней жутко, и всё казалось, что вот-вот стукнешься головой о
потопок. Мебель соответствовала помещению: было три старых стула,
не совсем исправных, крашеный стол в углу, на котором лежало несколь-
ко тетрадей и книг: уже по тому одному, как они были запылены, видно
было, что до них давно уже не касалась ничья рука; и, наконец, неуклюжая
большая софа, занимавшая чуть не всю стену и поповину ширины всей
комнаты, когда-то обитая ситцем, но теперь в лохмотьях, и служившая
постелью Раскольникову. Часто он спал на ней так, как был, не раздева-
ясь, без простыни, покрываясь своим старым, ветхим студенческим паль-
то и с одною маленькою подушкой в головах, под которую подкладывал
всё, что имел белья, чистого и заношенного, чтобы было повыше изголо-
вье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58