- Это, дядушка, вероятно, от сегодняшнего падения. Это потрясло ваши нервы,
и вот...
- Я и сам, мой друг, этому же приписываю и нахожу этот случай даже
по-лез-ным; так что я решился простить моего Фео-фи-ла. Знаешь что? мне
кажется, он не покушался на мою жизнь; ты думаешь? Притом же он и без того
был недавно наказан, когда ему бороду сбрили.
- Бороду сбрили, дядюшка! Но у него борода с немецкое государство?
- Ну да, с немецкое государство. Вообще, мой друг, ты совершенно справедлив
в своих за-клю-че-ниях. Но это искусственная. И представьте себе, какой
случай: вдруг присылают мне прейс-курант. Получены вновь из-за границы
превосходнейшие кучерские и господские бо-ро-ды, равномерно бакенбарды,
эспаньолки, усы и прочее, и все это лучшего ка-чес-тва и по самым умеренным
ценам. Дай, думаю, выпишу бо-ро-ду, хоть поглядеть, - чт`о такое? Вот и
выписал я бороду кучерскую, - действительно, борода заглядение! Но
оказывается, что у Феофила своя собственная чуть не в два раза больше.
Разумеется, возникло недоумение: сбрить ли свою или присланную назад
отослать, а носить натуральную? Я думал-думал и решил, что уж лучше носить
искусственную.
- Вероятно, потому, что искусство выше натуры, дядюшка!
- Именно потому. И сколько ему страданий стоило, когда ему бороду сбрили!
Как будто со всей своей карьерой, с бородой расставался... Но не пора ли
нам ехать, мой милый?
- Я готов, дядюшка.
- Но я надеюсь, князь, что вы только к одному губернатору! - в волнении
восклицает Марья Александровна. - Вы теперь мой, князь, и принадлежите
моему семейству на целый день. Я, конечно, ничего вам не буду говорить про
здешнее общество. Может быть, вы пожелаете быть у Анны Николаевны, и я не
вправе разочаровывать: к тому же я вполне уверена, что время покажет свое.
Но помните одно, что я ваша хозяйка, сестра, мамка, нянька на весь этот
день, и, признаюсь, я трепещу за вас, князь! Вы не знаете, нет, вы не
знаете вполне этих людей, по крайней мере, до времени!..
- Положитесь на меня, Марья Александровна. Все, как я вам обещал, так
будет, - говорит Мозгляков.
- Уж вы, ветреник! положись на вас! Я вас жду к обеду, князь. Мы обедаем
рано. И как я жалею, что на этот случай муж мой в деревне! как бы рад он
был вас увидеть! Он так вас уважает, так душевно вас любит!
- Ваш муж? А у вас есть и муж? - спрашивает князь.
- Ах, боже мой! как вы забывчивы, князь! Но вы совершенно, совершенно
забыли все прежнее! Мой муж, Афанасий Матвеич, неужели вы его не помните?
Он теперь в деревне, но вы тысячу раз его видели прежде. Помните, князь:
Афанасий Матвеич?..
- Афанасий Матвеич! в деревне, представьте себе, mais c'est delicieux! Так
у вас есть и муж? Какой странный, однако же, случай! Это точь-в-точь как
есть один водевиль: муж в дверь, а жена в ... позвольте, вот и забыл!
только куда-то и жена тоже поехала, кажется в Тулу или в Ярославль, одним
словом, выходит как-то очень смешно.
- Муж в дверь, а жена в Тверь, дядюшка, - подсказывает Мозгляков.
- Ну-ну! да-да! благодарю тебя, друг мой, именно в Тверь, charmant,
charmant! так что оно и складно выходит. Ты всегда в рифму попадаешь, мой
милый! То-то я помню: в Ярославль или в Кострому, но только куда-то и жена
тоже поехала! Charmant, charmant! Впрочем, я немного забыл, о чем начал
говорить... да! итак, мы едем, друг мой. Au revoir, madame, adieu, ma
charmante demoiselle, - прибавил князь, обращаясь к Зине и целуя кончики
своих пальцев.
- Обедать, обедать, князь! Не забудьте возвратиться скорее! - кричит вслед
Марья Александровна.


Глава V
- Вы бы, Настасья Петровна, взглянули на кухне, - говорит она, проводив
князя. - У меня есть предчувствие, что этот изверг Никитка непременно
испортит обед! Я уверена, что он уже пьян...
Настасья Петровна повинуется. Уходя, она подозрительно взглядывает на Марью
Александровну и замечает в ней какое-то необыкновенное волнение. Вместо
того чтоб идти присмотреть за извергом Никиткой, Настасья Петровна проходит
в зал, оттуда коридором в свою комнату, оттуда в темную комнатку, вроде
чуланчика, где стоят сундуки, развешана кой-какая одежда и сохраняется в
узлах черное белье всего дома. Она на цыпочках подходит к запертым дверям,
скрадывает свое дыхание, нагибается, смотрит в замочную скважину и
подслушивает. Эта дверь - одна из трех дверей той самой комнаты, где
остались теперь Зина и ее маменька, - всегда наглухо заперта и заколочена.
Марья Александровна считает Настасью Петровну плутоватой, но чрезвычайно
легкомысленной женщиной. Конечно, ей приходила иногда мысль, что Настасья
Петровна не поцеремонится и подслушать. Но в настоящую минуту госпожа
Москалева так занята и взволнована, что совершенно забыла о некоторых
предосторожностях. Она садится в кресло и значительно взглядывает на Зину.
Зина чувствует на себе этот взгляд, и какая-то неприятная тоска начинает
щемить ее сердце.
- Зина!
Зина медленно оборачивает к ней свое бледное лицо и подымает свои черные
задумчивые глаза.
- Зина, я намерена поговорить с тобой о чрезвычайно важном деле.
Зина оборачивается совершенно к своей маменьке, складывает свои руки и
стоит в ожидании. В лице ее досада и насмешка, что, впрочем, она старается
скрыть.
- Я хочу тебя спросить, Зина, как показался тебе, сегодня, этот Мозгляков?
- Вы уже давно знаете, как я о нем думаю, - нехотя отвечает Зина.
- Да, mon enfant; но мне кажется, он становится как-то уж слишком
навязчивым с своими... исканиями.
- Он говорит, что влюблен в меня, и навязчивость его извинительна.
- Странно! Ты прежде не извиняла его так... охотно. Напротив, всегда на
него нападала, когда я заговорю об нем.
- Странно и то, что вы всегда защищали и непременно хотели, чтоб я вышла за
него замуж, а теперь первая на него нападаете.
- Почти. Я не запираюсь, Зина: я желала тебя видеть за Мозгляковым. Мне
тяжело было видеть твою беспрерывную тоску, твои страдания, которые я в
состоянии понять (что бы ты ни думала обо мне!) и которые отравляют мой сон
по ночам. Я уверилась, наконец, что одна только значительная перемена в
твоей жизни может спасти тебя! И перемена эта должна быть - замужество. Мы
небогаты и не можем ехать, например, за границу. Здешние ослы удивляются,
что тебе двадцать три года и ты не замужем, и сочиняют об этом истории. Но
неужели ж я тебя выдам за здешнего советника или за Ивана Ивановича, нашего
стряпчего? Есть ли для тебя здесь мужья? Мозгляков, конечно, пуст, но он
все-таки лучше их всех. Он порядочной фамилии, у него есть родство, у него
есть полтораста душ; это все-таки лучше, чем жить крючками да взятками да
бог знает какими приключениями; потому я и бросила на него мои взгляды. Но,
клянусь тебе, я никогда не имела настоящей к нему симпатии. Я уверена, что
сам всевышний предупреждал меня. И если бы бог послал, хоть теперь,
что-нибудь лучше - о! как хорошо тогда, что ты еще не дала ему слова! ты
ведь сегодня ничего не сказала ему наверное, Зина?
- К чему так кривляться, маменька, когда все дело в двух словах? -
раздражительно проговорила Зина.
- Кривляться, Зина, кривляться! и ты могла сказать такое слово матери? Но
что я! Ты давно уже не веришь своей матери! Ты давно уже считаешь меня
своим врагом, а не матерью.
- Э, полноте, маменька! Нам ли с вами за слово спорить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37