Целый год после
его отъезда дамы толковали об этих обещанных праздниках, ожидая своего
милого старичка с ужасным нетерпением. В ожидании же составлялись даже
поездки в Духаново, где был старинный барский дом и сад, с выстриженными из
акаций львами, с насыпными курганами, с прудами, по которым ходили лодки с
деревянными турками, игравшими на свирелях, с беседками, с павильонами, с
монплезирами и другими затеями.
Наконец князь воротился, но, к всеобщему удивлению и разочарованию, даже и
не заехал в Мордасов, а поселился в своем Духанове совершенным затворником.
Распространились странные слухи, и вообще с этой эпохи история князя
становится туманною и фантастическою. Во-первых, рассказывали, что в
Петербурге ему не совсем удалось, что некоторые из его родственников,
будущие наследники, хотели, по слабоумию князя, выхлопотать над ним
какую-то опеку, вероятно, из боязни, что он опять все промотает. Мало того:
иные прибавляли, что его хотели даже посадить в сумасшедший дом, но что
какой-то из его родственников, один важный барин, будто бы за него
заступился, доказав ясно всем прочим, что бедный князь, вполовину умерший и
поддельный, вероятно, скоро и весь умрет, и тогда имение достанется им и
без сумасшедшего дома. Повторяю опять: мало ли чего не наскажут, особенно у
нас в Мордасове? Все это, как рассказывали, ужасно испугало князя, до того,
что он совершенно изменился характером и обратился в затворника. Некоторые
из мордасовцев из любопытства поехали к нему с поздравлениямии, но - или не
были приняты, или приняты чрезвычайно странным образом. Князь даже не
узнавал своих прежних знакомых. Утверждали, что он и не хотел узнавать.
Посетил его и губернатор.
Он воротился с известием, что, по его мнению, князь действительно немного
помешан, и всегда потом делал кислую мину при воспоминании о своей поездке
в Духаново. Дамы громко негодовали. Узнали наконец одну капитальную вещь,
именно: что князем овладела какая-то неизвестная Степанида Матвеевна, бог
знает какая женщина, приехавшая с ним из Петербурга, пожилая и толстая,
которая ходит в ситцевых платьях и с ключами в руках; что князь слушается
ее во всем как ребенок и не смеет ступить шагу без ее позволения; что она
даже моет его своими руками; балует его, носит и тешит как ребенка; что,
наконец, она-то и отдаляет от него всех посетителей, и в особенности
родственников, которые начали было понемногу заезжать в Духаново, для
разведок. В Мордасове много рассуждали об этой непонятной связи, особенно
дамы. Ко всему этому прибавляли, что Степанида Матвеевна управляет всем
имением князя безгранично и самовластно; отрешает управителей, приказчиков,
прислугу, собирает доходы; но что управляет она хорошо, так что крестьяне
благословляют судьбу свою. Что же касается до самого князя, то узнали, что
дни его проходят почти сплошь за туалетом, в примеривании париков и фраков;
что остальное время он проводит с Степанидой Матвеевной, играет с ней в
свои козыри, гадает на картах, изредка выезжая погулять верхом на смирной
английской кобыле, причем Степанида Матвеевна непременно сопровождает его в
крытых дрожках, на всякий случай, - потому что князь ездит верхом более из
кокетства, а сам чуть держится на седле. Видели его иногда и пешком, в
пальто и в соломенной широкополой шляпке, с розовым дамским платочком на
шее, с стеклышком в глазу и с соломенной корзинкой на левой руке для
собирания грибков, полевых цветков, васильков; Степанида же Матвеевна
всегда при этом сопровождает его, а сзади идут два саженные лакея и едет,
на всякий случай, коляска. Когда же встречается с ним мужик и, остановясь в
стороне, снимает шапку, низко кланяется и приговаривает: "Здравствуй,
батюшка князь, ваше сиятельство, наше красное солнышко!" - то князь
немедленно наводит на него свой лорнет, приветливо кивает головой и ласково
говорит ему "Bonjour, mon ami, bonjour!", и много подобных слухов ходило в
Мордасове; князя никак не могли забыть: он жил в таком близком соседстве!
Каково же было всеобщее изумление, когда в одно прекрасное утро разнесся
слух, что князь, затворник, чудак, своею собственною особою пожаловал в
Мордасов и остановился у Марьи Александровны! Все переполошилось и
взволновалось. Все ждали объяснений, все спрашивали друг у друга: что это
значит? Иные собирались уже ехать к Марье Александровне. Всем приезд князя
казался диковинкой. Дамы пересылались записками, собирались с визитами,
посылали своих горничных и мужей на разведки. Особенно странным казалось,
отчего именно князь остановился у Марьи Александровны, а не у кого другого?
Всех более досадовала Анна Николаевна Антипова, потому что князь приходился
ей как-то очень дальней родней. Но, чтоб разрешить все эти вопросы, нужно
непременно зайти к самой Марье Александровне, к которой милости просим
пожаловать и благосклонного читателя. Теперь, правда, еще только десять
часов утра, но я уверен, что она не откажется принять своих коротких
знакомых. Нас, по крайней мере, примет она непременно.
Глава III
Десять часов утра. Мы в доме Марьи Александровны, на Большой улице, в той
самой комнате, которую хозяйка, в торжественных случаях, называет своим
салоном. У Марьи Александровны есть тоже и будуар. В этом салоне порядочно
выкрашены полы и недурны выписные обои. В мебели, довольно неуклюжей,
преобладает красный цвет. Есть камин, над камином зеркало, перед зеркалом
бронзовые часы с каким-то амуром, весьма дурного вкуса. Между окнами, в
простенках, два зеркала, с которых успели уже снять чехлы. Перед зеркалами,
на столиках, опять часы. У задней стены - превосходный рояль, выписанный
для Зины: Зина - музыкантша. Около затопленного камина расставлены кресла,
по возможности, в живописном беспорядке; между ними маленький столик. На
другом конце комнаты другой стол, накрытый скатертью ослепительной белизны;
на нем кипит серебряный самовар и собран хорошенький чайный прибор.
Самоваром и чаем заведует одна дама, проживающая у Марьи Александровны в
качестве бедной родственницы, Настасья Петровна Зяблова. Два слова об этой
даме. Она вдова, ей за тридцать лет, брюнетка с свежим цветом лица и с
живыми темно-карими глазами. Вообще недурна собою. Она веселого характера и
большая хохотунья, довольно хитра, разумеется, сплетница и умеет обделывать
свои делишки. У ней двое детей, где-то учатся. Ей бы очень хотелось выйти
еще раз замуж. Держит она себя довольно независимо. Муж ее был военный
офицер.
Сама Марья Александровна сидит у камина в превосходнейшем расположении духа
и в светло-зеленом платье, которое к ней идет. Она ужасна обрадована
приездом князя, который в эту минуту сидит наверху за своим туалетом. Она
так рада, что даже не старается скрывать свою радость. Перед ней, стоя,
рисуется молодой человек и что-то с одушевлением рассказывает. По глазам
его видно, что ему хочется угодить своим слушательницам. Ему двадцать пять
лет. Манеры его были бы недурны, но он часто приходит в восторг и, кроме
того, с большой претензией на юмор и остроту. Одет отлично, белокур,
недурен собою. Но мы уже говорили об нем: это господин Мозгляков, подающий
большие надежды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
его отъезда дамы толковали об этих обещанных праздниках, ожидая своего
милого старичка с ужасным нетерпением. В ожидании же составлялись даже
поездки в Духаново, где был старинный барский дом и сад, с выстриженными из
акаций львами, с насыпными курганами, с прудами, по которым ходили лодки с
деревянными турками, игравшими на свирелях, с беседками, с павильонами, с
монплезирами и другими затеями.
Наконец князь воротился, но, к всеобщему удивлению и разочарованию, даже и
не заехал в Мордасов, а поселился в своем Духанове совершенным затворником.
Распространились странные слухи, и вообще с этой эпохи история князя
становится туманною и фантастическою. Во-первых, рассказывали, что в
Петербурге ему не совсем удалось, что некоторые из его родственников,
будущие наследники, хотели, по слабоумию князя, выхлопотать над ним
какую-то опеку, вероятно, из боязни, что он опять все промотает. Мало того:
иные прибавляли, что его хотели даже посадить в сумасшедший дом, но что
какой-то из его родственников, один важный барин, будто бы за него
заступился, доказав ясно всем прочим, что бедный князь, вполовину умерший и
поддельный, вероятно, скоро и весь умрет, и тогда имение достанется им и
без сумасшедшего дома. Повторяю опять: мало ли чего не наскажут, особенно у
нас в Мордасове? Все это, как рассказывали, ужасно испугало князя, до того,
что он совершенно изменился характером и обратился в затворника. Некоторые
из мордасовцев из любопытства поехали к нему с поздравлениямии, но - или не
были приняты, или приняты чрезвычайно странным образом. Князь даже не
узнавал своих прежних знакомых. Утверждали, что он и не хотел узнавать.
Посетил его и губернатор.
Он воротился с известием, что, по его мнению, князь действительно немного
помешан, и всегда потом делал кислую мину при воспоминании о своей поездке
в Духаново. Дамы громко негодовали. Узнали наконец одну капитальную вещь,
именно: что князем овладела какая-то неизвестная Степанида Матвеевна, бог
знает какая женщина, приехавшая с ним из Петербурга, пожилая и толстая,
которая ходит в ситцевых платьях и с ключами в руках; что князь слушается
ее во всем как ребенок и не смеет ступить шагу без ее позволения; что она
даже моет его своими руками; балует его, носит и тешит как ребенка; что,
наконец, она-то и отдаляет от него всех посетителей, и в особенности
родственников, которые начали было понемногу заезжать в Духаново, для
разведок. В Мордасове много рассуждали об этой непонятной связи, особенно
дамы. Ко всему этому прибавляли, что Степанида Матвеевна управляет всем
имением князя безгранично и самовластно; отрешает управителей, приказчиков,
прислугу, собирает доходы; но что управляет она хорошо, так что крестьяне
благословляют судьбу свою. Что же касается до самого князя, то узнали, что
дни его проходят почти сплошь за туалетом, в примеривании париков и фраков;
что остальное время он проводит с Степанидой Матвеевной, играет с ней в
свои козыри, гадает на картах, изредка выезжая погулять верхом на смирной
английской кобыле, причем Степанида Матвеевна непременно сопровождает его в
крытых дрожках, на всякий случай, - потому что князь ездит верхом более из
кокетства, а сам чуть держится на седле. Видели его иногда и пешком, в
пальто и в соломенной широкополой шляпке, с розовым дамским платочком на
шее, с стеклышком в глазу и с соломенной корзинкой на левой руке для
собирания грибков, полевых цветков, васильков; Степанида же Матвеевна
всегда при этом сопровождает его, а сзади идут два саженные лакея и едет,
на всякий случай, коляска. Когда же встречается с ним мужик и, остановясь в
стороне, снимает шапку, низко кланяется и приговаривает: "Здравствуй,
батюшка князь, ваше сиятельство, наше красное солнышко!" - то князь
немедленно наводит на него свой лорнет, приветливо кивает головой и ласково
говорит ему "Bonjour, mon ami, bonjour!", и много подобных слухов ходило в
Мордасове; князя никак не могли забыть: он жил в таком близком соседстве!
Каково же было всеобщее изумление, когда в одно прекрасное утро разнесся
слух, что князь, затворник, чудак, своею собственною особою пожаловал в
Мордасов и остановился у Марьи Александровны! Все переполошилось и
взволновалось. Все ждали объяснений, все спрашивали друг у друга: что это
значит? Иные собирались уже ехать к Марье Александровне. Всем приезд князя
казался диковинкой. Дамы пересылались записками, собирались с визитами,
посылали своих горничных и мужей на разведки. Особенно странным казалось,
отчего именно князь остановился у Марьи Александровны, а не у кого другого?
Всех более досадовала Анна Николаевна Антипова, потому что князь приходился
ей как-то очень дальней родней. Но, чтоб разрешить все эти вопросы, нужно
непременно зайти к самой Марье Александровне, к которой милости просим
пожаловать и благосклонного читателя. Теперь, правда, еще только десять
часов утра, но я уверен, что она не откажется принять своих коротких
знакомых. Нас, по крайней мере, примет она непременно.
Глава III
Десять часов утра. Мы в доме Марьи Александровны, на Большой улице, в той
самой комнате, которую хозяйка, в торжественных случаях, называет своим
салоном. У Марьи Александровны есть тоже и будуар. В этом салоне порядочно
выкрашены полы и недурны выписные обои. В мебели, довольно неуклюжей,
преобладает красный цвет. Есть камин, над камином зеркало, перед зеркалом
бронзовые часы с каким-то амуром, весьма дурного вкуса. Между окнами, в
простенках, два зеркала, с которых успели уже снять чехлы. Перед зеркалами,
на столиках, опять часы. У задней стены - превосходный рояль, выписанный
для Зины: Зина - музыкантша. Около затопленного камина расставлены кресла,
по возможности, в живописном беспорядке; между ними маленький столик. На
другом конце комнаты другой стол, накрытый скатертью ослепительной белизны;
на нем кипит серебряный самовар и собран хорошенький чайный прибор.
Самоваром и чаем заведует одна дама, проживающая у Марьи Александровны в
качестве бедной родственницы, Настасья Петровна Зяблова. Два слова об этой
даме. Она вдова, ей за тридцать лет, брюнетка с свежим цветом лица и с
живыми темно-карими глазами. Вообще недурна собою. Она веселого характера и
большая хохотунья, довольно хитра, разумеется, сплетница и умеет обделывать
свои делишки. У ней двое детей, где-то учатся. Ей бы очень хотелось выйти
еще раз замуж. Держит она себя довольно независимо. Муж ее был военный
офицер.
Сама Марья Александровна сидит у камина в превосходнейшем расположении духа
и в светло-зеленом платье, которое к ней идет. Она ужасна обрадована
приездом князя, который в эту минуту сидит наверху за своим туалетом. Она
так рада, что даже не старается скрывать свою радость. Перед ней, стоя,
рисуется молодой человек и что-то с одушевлением рассказывает. По глазам
его видно, что ему хочется угодить своим слушательницам. Ему двадцать пять
лет. Манеры его были бы недурны, но он часто приходит в восторг и, кроме
того, с большой претензией на юмор и остроту. Одет отлично, белокур,
недурен собою. Но мы уже говорили об нем: это господин Мозгляков, подающий
большие надежды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37