Не случайно Платон здесь устами
Сократа задает вопрос именно Зенону. Это и в самом деле тот пункт, в
котором Платон пересматривает учение элеатов. У элеатов ведь единое
выступает как начало ни с чем не соотнесенное, а потому противоположное
многому, т.е. миру чувственному. Чувственный же мир для них противоречив,
ибо в нем вещи "соединяются и разобщаются" одновременно. Платон же
показывает, что это "соединение и разобщение", т.е. единство
противоположностей, свойственно и миру умопостигаемому (т.е. тому, что
элеаты называют "единым") и что лишь благодаря этому единое может быть и
именуемым, и познаваемым. Если же его рассматривать так, как того требуют
Парменид и Зенон, то оно будет вообще непознаваемым и безымянным, а значит,
несуществующим.
Платон, таким образом, ставит идеи в отношение одна к другой и показывает,
что только единство многого, т.е. система, составляет сущность
умопостигаемого мира и она есть то, что может существовать и быть
познаваемо.
Описывая метод, примененный им в диалоге "Парменид", Платон говорит о том,
что разум здесь пользуется гипотезами, предположениями для того, чтобы
постигнуть высшее начало: "Достигнув его (начала, которое уже не
гипотетично. - П.Г.) и придерживаясь всего, с чем оно связано, он (разум. -
П.Г.) приходит затем к заключению, вовсе не пользуясь ничем чувственным, но
лишь самими идеями в их взаимном отношении, и его выводы относятся только к
ним".
Необходимо обратить внимание еще на один момент. Мы уже отмечали в ходе
анализа диалога "Парменид", что Платон нигде не отрывает акт понимания,
познания, от акта называния, именования. То, что невозможно воплотить в
речи, в слове, является алогичным (al"gon), т.е. непознаваемым. Естественно
поэтому, что анализ познавательных структур у Платона неотделим от анализа
речи; структуры языка - это основные логические структуры мысли.
Нам представляется в этой связи вполне вероятным допущение, что тот способ
рассмотрения соотношения единого и многого, который мы находим в диалогах
Платона, впервые возник в греческой науке при анализе языка, т.е. у
софистов. Не случайно же именно софисты были первыми греческими
грамматиками и физиологами; возможно, именно они и раскрыли ту
парадоксальную природу слова и предложения, которую впоследствии до конца
выявил Платон. На тот факт, что именно анализ языка дал толчок к
исследованию природы мышления как соотнесения единого и многого, указывает
следующий отрывок из диалога "Филеб". "Мы утверждаем, - говорит Сократ, -
что тождество единства и множества, обусловленное речью, есть всюду, во
всяком высказывании; было оно прежде, есть и теперь. Это не прекратится
никогда и не теперь началось, но есть, как мне кажется, вечное и
нестареющее свойство нашей речи. Юноша, впервые вкусивший его, наслаждается
им, как если бы нашел некое сокровище мудрости; от наслаждения он приходит
в восторг и радуется тому, что может изменять речь на все лады, то
закручивая ее в одну сторону и сливая все воедино, то снова развертывая и
расчленяя на части..."
К своему удивлению, мы узнаем в этом юноше самого Платона, который в
"Пармениде" именно тем и занимается, что "изменяет речь на все лады", то
приводя все к единому, то снова раздробляя на множество. "Тут прежде и
больше всего недоумевает он сам, а затем повергает в недоумение и своего
собеседника..." Таким образом, оказывается, что не столько Платон ведет
свой диалог, сколько диалог ведет Платона; не Платон ведет речь о едином и
многом, а сама речь ведет Платона, заставляя недоумевать и удивляться не
только его слушателей, но и его самого.
Благодаря переключению внимания с природы на человека, его сознание и язык
- переключению, осуществленному софистами и Сократом, Платон смог
осуществить переход к анализу логических связей, "связей смыслов", с тем
чтобы потом от них вернуться к анализу "связи вещей".
Платон и пифагореизм
В своем учении о едином и многом Платон оказывается пифагорейцем. Он
возвращается к пифагорейскому учению о том, что все существующее есть
единство предела и беспредельного, - правда, возвращается уже на новой
базе, подготовленной логической и теоретико-познавательной рефлексией. В
отличие от пифагорейцев, для которых положение о числе как единстве предела
и беспредельного возникло в докритической ситуации и еще не прошло через
огонь зеноновской и протагоровской критики, Платон возвращается к этому
положению уже на основе преодоления критической рефлексии как элеатов, так
и софистов. Он принял эту критику внутрь своего учения, она присутствует
теперь в нем в виде специально-логического фундамента, требующего отныне
отличать сферу идеальных образований от мира чувственных вещей. Это
различение, рожденное в силу необходимости преодолеть релятивизм софистики,
отныне должно служить гарантией возможности истинного знания.
Платона роднит с пифагорейцами следующая черта: подобно тому как
пифагорейцы рассматривают числа, Платон рассматривает единое (и вообще мир
идей), а именно: не в качестве предиката чего-то другого, а в качестве
субъекта, не в качестве сказуемого, а в качестве подлежащего.
Действительно, как сообщает Аристотель, по мнению пифагорейцев,
"ограниченное, неограниченное и единое - это... не свойства некоторых
других физических реальностей, например огня или земли, или еще чего-нибудь
в этом роде, но само неопределенное и само единое были <у них> сущностью
того, о чем <то и другое> сказываются, вследствие чего число и составляло у
них сущность всех вещей. В этом заключается существенная особенность
раннепифагорейской теории, которая отличает пифагореизм, как мы уже
показали, от древних натурфилософов, несмотря на то что с точки зрения
логической непроработанности исходных понятий они весьма близки к
натурфилософам.
В каком же виде предстает теперь у Платона пифагорейское учение и какое
обоснование он дает науке о числе, т.е. математике? В диалоге "Филеб"
Платон анализирует исходные принципы пифагорейцев, устанавливая их связь с
понятиями своей философии.
Что такое беспредельное, если мы будем рассматривать это понятие не в
соотнесении его с единым, как это делал Платон в диалоге "Парменид", т.е.
не на языке логики, а применительно к эмпирическим явлениям и, так сказать,
на их языке? "Посмотри, можешь ли ты, - обращается Сократ к Протарху, -
мыслить какой-либо предел относительно более теплого и более холодного, или
же обитающие в этих родах увеличение и уменьшение не позволяют дойти до
конца, пока они в них обитают... Наша речь всегда обнаруживает,
следовательно, что более теплое и более холодное не содержат конца; а если
они лишены конца, то, несомненно, они беспредельны".
Значит, беспредельное есть все то, о чем можно сказать только "больше" и
"меньше", а сюда относится все, что мы называем более или менее теплым,
более или менее красным, более или менее сладким и т.д., т.е. все то, что
имеет неопределенно-количественную характеристику и не допускает строгого
определения.
Именно из-за того, что "более или менее" является главным признаком
беспредельного, Платон и называет беспредельное "неопределенной двоицей":
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Сократа задает вопрос именно Зенону. Это и в самом деле тот пункт, в
котором Платон пересматривает учение элеатов. У элеатов ведь единое
выступает как начало ни с чем не соотнесенное, а потому противоположное
многому, т.е. миру чувственному. Чувственный же мир для них противоречив,
ибо в нем вещи "соединяются и разобщаются" одновременно. Платон же
показывает, что это "соединение и разобщение", т.е. единство
противоположностей, свойственно и миру умопостигаемому (т.е. тому, что
элеаты называют "единым") и что лишь благодаря этому единое может быть и
именуемым, и познаваемым. Если же его рассматривать так, как того требуют
Парменид и Зенон, то оно будет вообще непознаваемым и безымянным, а значит,
несуществующим.
Платон, таким образом, ставит идеи в отношение одна к другой и показывает,
что только единство многого, т.е. система, составляет сущность
умопостигаемого мира и она есть то, что может существовать и быть
познаваемо.
Описывая метод, примененный им в диалоге "Парменид", Платон говорит о том,
что разум здесь пользуется гипотезами, предположениями для того, чтобы
постигнуть высшее начало: "Достигнув его (начала, которое уже не
гипотетично. - П.Г.) и придерживаясь всего, с чем оно связано, он (разум. -
П.Г.) приходит затем к заключению, вовсе не пользуясь ничем чувственным, но
лишь самими идеями в их взаимном отношении, и его выводы относятся только к
ним".
Необходимо обратить внимание еще на один момент. Мы уже отмечали в ходе
анализа диалога "Парменид", что Платон нигде не отрывает акт понимания,
познания, от акта называния, именования. То, что невозможно воплотить в
речи, в слове, является алогичным (al"gon), т.е. непознаваемым. Естественно
поэтому, что анализ познавательных структур у Платона неотделим от анализа
речи; структуры языка - это основные логические структуры мысли.
Нам представляется в этой связи вполне вероятным допущение, что тот способ
рассмотрения соотношения единого и многого, который мы находим в диалогах
Платона, впервые возник в греческой науке при анализе языка, т.е. у
софистов. Не случайно же именно софисты были первыми греческими
грамматиками и физиологами; возможно, именно они и раскрыли ту
парадоксальную природу слова и предложения, которую впоследствии до конца
выявил Платон. На тот факт, что именно анализ языка дал толчок к
исследованию природы мышления как соотнесения единого и многого, указывает
следующий отрывок из диалога "Филеб". "Мы утверждаем, - говорит Сократ, -
что тождество единства и множества, обусловленное речью, есть всюду, во
всяком высказывании; было оно прежде, есть и теперь. Это не прекратится
никогда и не теперь началось, но есть, как мне кажется, вечное и
нестареющее свойство нашей речи. Юноша, впервые вкусивший его, наслаждается
им, как если бы нашел некое сокровище мудрости; от наслаждения он приходит
в восторг и радуется тому, что может изменять речь на все лады, то
закручивая ее в одну сторону и сливая все воедино, то снова развертывая и
расчленяя на части..."
К своему удивлению, мы узнаем в этом юноше самого Платона, который в
"Пармениде" именно тем и занимается, что "изменяет речь на все лады", то
приводя все к единому, то снова раздробляя на множество. "Тут прежде и
больше всего недоумевает он сам, а затем повергает в недоумение и своего
собеседника..." Таким образом, оказывается, что не столько Платон ведет
свой диалог, сколько диалог ведет Платона; не Платон ведет речь о едином и
многом, а сама речь ведет Платона, заставляя недоумевать и удивляться не
только его слушателей, но и его самого.
Благодаря переключению внимания с природы на человека, его сознание и язык
- переключению, осуществленному софистами и Сократом, Платон смог
осуществить переход к анализу логических связей, "связей смыслов", с тем
чтобы потом от них вернуться к анализу "связи вещей".
Платон и пифагореизм
В своем учении о едином и многом Платон оказывается пифагорейцем. Он
возвращается к пифагорейскому учению о том, что все существующее есть
единство предела и беспредельного, - правда, возвращается уже на новой
базе, подготовленной логической и теоретико-познавательной рефлексией. В
отличие от пифагорейцев, для которых положение о числе как единстве предела
и беспредельного возникло в докритической ситуации и еще не прошло через
огонь зеноновской и протагоровской критики, Платон возвращается к этому
положению уже на основе преодоления критической рефлексии как элеатов, так
и софистов. Он принял эту критику внутрь своего учения, она присутствует
теперь в нем в виде специально-логического фундамента, требующего отныне
отличать сферу идеальных образований от мира чувственных вещей. Это
различение, рожденное в силу необходимости преодолеть релятивизм софистики,
отныне должно служить гарантией возможности истинного знания.
Платона роднит с пифагорейцами следующая черта: подобно тому как
пифагорейцы рассматривают числа, Платон рассматривает единое (и вообще мир
идей), а именно: не в качестве предиката чего-то другого, а в качестве
субъекта, не в качестве сказуемого, а в качестве подлежащего.
Действительно, как сообщает Аристотель, по мнению пифагорейцев,
"ограниченное, неограниченное и единое - это... не свойства некоторых
других физических реальностей, например огня или земли, или еще чего-нибудь
в этом роде, но само неопределенное и само единое были <у них> сущностью
того, о чем <то и другое> сказываются, вследствие чего число и составляло у
них сущность всех вещей. В этом заключается существенная особенность
раннепифагорейской теории, которая отличает пифагореизм, как мы уже
показали, от древних натурфилософов, несмотря на то что с точки зрения
логической непроработанности исходных понятий они весьма близки к
натурфилософам.
В каком же виде предстает теперь у Платона пифагорейское учение и какое
обоснование он дает науке о числе, т.е. математике? В диалоге "Филеб"
Платон анализирует исходные принципы пифагорейцев, устанавливая их связь с
понятиями своей философии.
Что такое беспредельное, если мы будем рассматривать это понятие не в
соотнесении его с единым, как это делал Платон в диалоге "Парменид", т.е.
не на языке логики, а применительно к эмпирическим явлениям и, так сказать,
на их языке? "Посмотри, можешь ли ты, - обращается Сократ к Протарху, -
мыслить какой-либо предел относительно более теплого и более холодного, или
же обитающие в этих родах увеличение и уменьшение не позволяют дойти до
конца, пока они в них обитают... Наша речь всегда обнаруживает,
следовательно, что более теплое и более холодное не содержат конца; а если
они лишены конца, то, несомненно, они беспредельны".
Значит, беспредельное есть все то, о чем можно сказать только "больше" и
"меньше", а сюда относится все, что мы называем более или менее теплым,
более или менее красным, более или менее сладким и т.д., т.е. все то, что
имеет неопределенно-количественную характеристику и не допускает строгого
определения.
Именно из-за того, что "более или менее" является главным признаком
беспредельного, Платон и называет беспредельное "неопределенной двоицей":
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99