Вспомним шпетовское:
Если бы под словом не подразумевался предмет, сковывающий и
цементирующий вещи в единство мыслимой формы, они рассыпались бы под своим
названием, как сыпется с ладони песок, стоит только сжать наполненную им
руку.
Дождь -- "странная" вещь, он выражает неопределенность, текучесть, это
"предмет", не имеющий места, нигде не помещенный, а потому предмет, как бы
трансцендирующий статику собственной идентичности. То же самое можно сказать
и о страннике, который движется, не имеет места, "идет". Проблема
существования смыслов за этими вещами -- как раз в том, что они "идут", что
они "уходят". Под собственными названиями странник и дождь "рассыпаются",
вернее, "растекаются", а вместе с этим растеканием утекает и смысл.
Если непредставимы сами вещи, потому что они подвижны, то предмет --
нечто противоположное вещи, он неизменен, как неизменен смысл слова "дождь"
или слова "странник". Более того, за двумя вещами в пределе может скрываться
даже один предмет, как-то связанный со словом "идти" -- словом, сохраняющим
причудливую константность при переходе от дождя к страннику.
22 Глава 1
"Предмет" в отличие от "вещи" неизменен, но не имеет материальности. Он
где-то радом, но его нельзя увидеть. Хармс отмечает (и это замечание только
на первый взгляд загадочно), что "странник если не бродяга, во всяком случае
такой где-то находился поблизости может быть за окном". Конкретность такого
"предмета" -- это вовсе не конкретность футуристического или акмеистического
предмета. Это конкретность смысла, данная через столкновения слов. Но это
конкретность, скрывающаяся от взгляда, невидимая, нематериальная, несмотря
на предъявление "сапога". "Предмет", который у Заболоцкого "сколачивается и
уплотняется до отказа", не становится от этого более материальным.
Парадоксальность ситуации заключается в том, что материальное выступает
как эфемерное, лишенное предметности, а умозрительное -- как устойчивое,
несокрушимое, предметное.
В такой ситуации совершенно особое значение приобретает имя. Имя
указывает на "предмет", заклинает его, но не выражает его смысла. Имя у
Хармса чаще всего подчеркнуто бессмысленно. Вот характерный пример,
относящийся к тому же 1930 году:
1. Мы лежали на кровати. Она к стенке на горке лежала, а я к столику
лежал. Обо мне можно сказать только два слова: торчат уши. Она знала все.
2. Вилка это? или ангел? или сто рублей? Нона это. Вилка мала. Ангел
высок. Деньги давно кончились. А Нона -- это она. Она одна Нона. Было шесть
Нон и она одна из них (МНК, 28).
Текст написан от имени "предмета" и о "предметах". На сей раз оба
"предмета" имеют места, и эти места подробно определены. "Предметы"
локализованы, но от этого они не становятся определенней. Хармс пытается
определить их негативно -- не вилка, не ангел, не сто рублей. Позитивная
идентификация наконец происходит, один из "предметов" получает имя -- Нона,
другой с самого начала определен как "я" (ср. с мыслью Шпета о возможности
понимать "я" как предмет), но, в сущности, она ничего не меняет, она столь
же бессодержательна, как и негативное определение. Имя Нона -- такое же
пустое, как местоимение "я", оба -- чистые указатели. Происходит нечто
сходное с примером Шпета про горох, который по-латыни называется
pisum. Утверждение Шпета, что "горох" "не есть значение-смысл слова
pisum", относится и к тексту Хармса, в котором Нона не есть "значение-смысл"
искомого предмета. Более того, Хармс, и это для него характерно,
одновременно обессмысливает само имя Нона, ведь имя это относится к одной из
шести существующих Нон.
3
Шпет спрашивает себя: почему в качестве примера он выбрал именно
"горох"? И отвечает:
...потому что, например, надоело замызганное в логиках и психологиках
"яблоко", а может быть, и по более сложным и "глубокомысленным"
Предмет, имя, случай 23
соображениям, может быть, по случайной ассоциации и т. п. -- все это
психологическое, "личное", субъективное обрастание, ek parergou, но не
вокруг смысловой, а около той же номинативной функции слова,
направленной на вещно (res) предметный момент словесной структуры".
Нетрудно предположить, что выбор "гороха" мог, например, определяться
полукомическим для русского уха звучанием латинского pisum.
Выбор Ноны у Хармса, вероятно, также определяется неким "субъективным
обрастанием" вокруг "номинативной функции". Возможно, Нона -- это
трансформация латинского поп -- "не", "нет". В таком случае само имя
Нона возникает как материализация отрицания -- это не вилка, это
не ангел, это не деньги, это вообще -- НЕ. "Предмет", таким
образом, получает "имя" как выражение его непредставимости. Другое
"субъективное обрастание" может быть связано с латинской вопросительной
формой поппе -- "разве не?", подразумеваемой "вопрошанием"
"предмета". И наконец, цифра шесть, связанная с Ноной, отсылает к латинскому
nonus, попа -- числительному девять, которое совершенно в духе
хармсовских манипуляций с числами (о которых ниже) может через
переворачивание превращаться в шесть14.
Имя у Хармса очень часто определяет именно отсутствие имени, указывает
на несуществующую идентичность15. История европейской ономастики развивалась
от крайней индивидуализации имен к постепенному стиранию их многообразия16.
Эта униформизация имен сопровождалась массивным забыванием и утерей
генеалогий. Андрей Белый, например, считал, что невероятные, причудливые
имена Гоголя -- это реакция
отщепенца от рода над безличием родового чрева; даже имя
"Николай" (почему "Николай"?) превращает я Гоголя в безыменку; почему
оно -- Николай, когда любое "ты" -- Николай, любое "он" -- Николай?17
У Хармса фигурируют как "заурядные", так и необычные имена, но
последние никогда не индивидуализируют героев, вроде гоголевских, по
выражению Белого, "звуковых монстров"18.
___________
13 Шпет Г. Г. Цит. соч. С. 392.
14 Нельзя исключить и другого числового "обрастания": латинское
попае -- "ноны" означает пятый день месяца.
15 Можно предположить, что это "опустошение" имени связано также с
массовым процессом смены имен в послереволюционной России, коллективным
отказом от исторической памяти и генеалогий, зафиксированных в именах. См.:
Селищев А. М. Смена фамилий и личных имен // Труды по знаковым
системам. Вып. 5. Тарту: ТГУ, 1971. С. 493 -- 500.
16 Перелом произошел в XI--XII веках. Так, например, в целом ряде
районов Франции в Х веке на сто человек приходилось 60--80 разных имен. В
XIII веке эта цифра в некоторых районах упала до 16 имен на сто человек.
Таким образом, постепенно множество людей стало называться одним именем, что
отчасти стерло индивидуальность наименования. См. Geary Patrick J.
Phantoms of Remembrance. Memory and Oblivion at the End of the First
Millennium. Princeton: Princeton University Press, 1994. P. 75.
17 Белый Андрей. Мастерство Гоголя. М.: МАЛП, 1996. С. 233.
18 Вот, например, список имен, придуманный Хармсом: "Брабонатов,
Сенерифактов, Кульдыхонин, Амгустов, Черчериков, Холбин, Акинтетерь, Зумин,
Гатет, Люпин, Сипавский, Укивакин" (МНК, 218).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
Если бы под словом не подразумевался предмет, сковывающий и
цементирующий вещи в единство мыслимой формы, они рассыпались бы под своим
названием, как сыпется с ладони песок, стоит только сжать наполненную им
руку.
Дождь -- "странная" вещь, он выражает неопределенность, текучесть, это
"предмет", не имеющий места, нигде не помещенный, а потому предмет, как бы
трансцендирующий статику собственной идентичности. То же самое можно сказать
и о страннике, который движется, не имеет места, "идет". Проблема
существования смыслов за этими вещами -- как раз в том, что они "идут", что
они "уходят". Под собственными названиями странник и дождь "рассыпаются",
вернее, "растекаются", а вместе с этим растеканием утекает и смысл.
Если непредставимы сами вещи, потому что они подвижны, то предмет --
нечто противоположное вещи, он неизменен, как неизменен смысл слова "дождь"
или слова "странник". Более того, за двумя вещами в пределе может скрываться
даже один предмет, как-то связанный со словом "идти" -- словом, сохраняющим
причудливую константность при переходе от дождя к страннику.
22 Глава 1
"Предмет" в отличие от "вещи" неизменен, но не имеет материальности. Он
где-то радом, но его нельзя увидеть. Хармс отмечает (и это замечание только
на первый взгляд загадочно), что "странник если не бродяга, во всяком случае
такой где-то находился поблизости может быть за окном". Конкретность такого
"предмета" -- это вовсе не конкретность футуристического или акмеистического
предмета. Это конкретность смысла, данная через столкновения слов. Но это
конкретность, скрывающаяся от взгляда, невидимая, нематериальная, несмотря
на предъявление "сапога". "Предмет", который у Заболоцкого "сколачивается и
уплотняется до отказа", не становится от этого более материальным.
Парадоксальность ситуации заключается в том, что материальное выступает
как эфемерное, лишенное предметности, а умозрительное -- как устойчивое,
несокрушимое, предметное.
В такой ситуации совершенно особое значение приобретает имя. Имя
указывает на "предмет", заклинает его, но не выражает его смысла. Имя у
Хармса чаще всего подчеркнуто бессмысленно. Вот характерный пример,
относящийся к тому же 1930 году:
1. Мы лежали на кровати. Она к стенке на горке лежала, а я к столику
лежал. Обо мне можно сказать только два слова: торчат уши. Она знала все.
2. Вилка это? или ангел? или сто рублей? Нона это. Вилка мала. Ангел
высок. Деньги давно кончились. А Нона -- это она. Она одна Нона. Было шесть
Нон и она одна из них (МНК, 28).
Текст написан от имени "предмета" и о "предметах". На сей раз оба
"предмета" имеют места, и эти места подробно определены. "Предметы"
локализованы, но от этого они не становятся определенней. Хармс пытается
определить их негативно -- не вилка, не ангел, не сто рублей. Позитивная
идентификация наконец происходит, один из "предметов" получает имя -- Нона,
другой с самого начала определен как "я" (ср. с мыслью Шпета о возможности
понимать "я" как предмет), но, в сущности, она ничего не меняет, она столь
же бессодержательна, как и негативное определение. Имя Нона -- такое же
пустое, как местоимение "я", оба -- чистые указатели. Происходит нечто
сходное с примером Шпета про горох, который по-латыни называется
pisum. Утверждение Шпета, что "горох" "не есть значение-смысл слова
pisum", относится и к тексту Хармса, в котором Нона не есть "значение-смысл"
искомого предмета. Более того, Хармс, и это для него характерно,
одновременно обессмысливает само имя Нона, ведь имя это относится к одной из
шести существующих Нон.
3
Шпет спрашивает себя: почему в качестве примера он выбрал именно
"горох"? И отвечает:
...потому что, например, надоело замызганное в логиках и психологиках
"яблоко", а может быть, и по более сложным и "глубокомысленным"
Предмет, имя, случай 23
соображениям, может быть, по случайной ассоциации и т. п. -- все это
психологическое, "личное", субъективное обрастание, ek parergou, но не
вокруг смысловой, а около той же номинативной функции слова,
направленной на вещно (res) предметный момент словесной структуры".
Нетрудно предположить, что выбор "гороха" мог, например, определяться
полукомическим для русского уха звучанием латинского pisum.
Выбор Ноны у Хармса, вероятно, также определяется неким "субъективным
обрастанием" вокруг "номинативной функции". Возможно, Нона -- это
трансформация латинского поп -- "не", "нет". В таком случае само имя
Нона возникает как материализация отрицания -- это не вилка, это
не ангел, это не деньги, это вообще -- НЕ. "Предмет", таким
образом, получает "имя" как выражение его непредставимости. Другое
"субъективное обрастание" может быть связано с латинской вопросительной
формой поппе -- "разве не?", подразумеваемой "вопрошанием"
"предмета". И наконец, цифра шесть, связанная с Ноной, отсылает к латинскому
nonus, попа -- числительному девять, которое совершенно в духе
хармсовских манипуляций с числами (о которых ниже) может через
переворачивание превращаться в шесть14.
Имя у Хармса очень часто определяет именно отсутствие имени, указывает
на несуществующую идентичность15. История европейской ономастики развивалась
от крайней индивидуализации имен к постепенному стиранию их многообразия16.
Эта униформизация имен сопровождалась массивным забыванием и утерей
генеалогий. Андрей Белый, например, считал, что невероятные, причудливые
имена Гоголя -- это реакция
отщепенца от рода над безличием родового чрева; даже имя
"Николай" (почему "Николай"?) превращает я Гоголя в безыменку; почему
оно -- Николай, когда любое "ты" -- Николай, любое "он" -- Николай?17
У Хармса фигурируют как "заурядные", так и необычные имена, но
последние никогда не индивидуализируют героев, вроде гоголевских, по
выражению Белого, "звуковых монстров"18.
___________
13 Шпет Г. Г. Цит. соч. С. 392.
14 Нельзя исключить и другого числового "обрастания": латинское
попае -- "ноны" означает пятый день месяца.
15 Можно предположить, что это "опустошение" имени связано также с
массовым процессом смены имен в послереволюционной России, коллективным
отказом от исторической памяти и генеалогий, зафиксированных в именах. См.:
Селищев А. М. Смена фамилий и личных имен // Труды по знаковым
системам. Вып. 5. Тарту: ТГУ, 1971. С. 493 -- 500.
16 Перелом произошел в XI--XII веках. Так, например, в целом ряде
районов Франции в Х веке на сто человек приходилось 60--80 разных имен. В
XIII веке эта цифра в некоторых районах упала до 16 имен на сто человек.
Таким образом, постепенно множество людей стало называться одним именем, что
отчасти стерло индивидуальность наименования. См. Geary Patrick J.
Phantoms of Remembrance. Memory and Oblivion at the End of the First
Millennium. Princeton: Princeton University Press, 1994. P. 75.
17 Белый Андрей. Мастерство Гоголя. М.: МАЛП, 1996. С. 233.
18 Вот, например, список имен, придуманный Хармсом: "Брабонатов,
Сенерифактов, Кульдыхонин, Амгустов, Черчериков, Холбин, Акинтетерь, Зумин,
Гатет, Люпин, Сипавский, Укивакин" (МНК, 218).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143