Сосуд, как и
вода, таким образом, принимают форму Универсума. Aqua permanens
называлась также "чревом" (matrix), из которого происходит очищенная
материя. Парацельс писал о первичном чреве как о невидимой воде:
...вода была чревом мира и всех творений. <...> Чрево это невидимо, и
никто не может видеть первичной субстанции; кто же может видеть, что бьшо до
него? Все мы вышли из чрева, но никто никогда его не видел потому, что оно
существовало до человека14.
Стоячая вода Хармса, в которой ничего нельзя увидеть, -- возможно,
matrix Парацельса15. Любопытно, что невидимость этой воды, которую
швейцарский врач ассоциировал с квинтэссенцией алхимиков, связана с ее
особым отношением к темпоральности. Она -- целиком в прошлом, она целиком в
мире циклической синхронности, а потому недоступна нашим органам чувств.
Между стоячей водой Хармса и его шарами нет принципиальной разницы. И
то и другое -- выражение Единого, нерасчленимого, невидимого. И в том и в
другом расстворяется множественность мира, из того и другого она возникает
вновь.
Вода принципиально не отличается и от дыма, сопровождающего
исчезновение, огонь сжигает перспективный объем, дым застилает его глубину,
делает многообразие невидимым.
Хармс в конце двадцатых годов связывает шар с огнем и дымом16. Шар
возникает в дыме как единое в гибнущем многообразии вещей.
________________
12 Patai Raphael. The Jewish Alchemists. Princeton: Princeton
University Press, 1994. P. 332.
13 Jung Carl Gustav. Psychology and Alchemy. Princeton:
Princeton University Press, 1968. P. 236-238.
14 Paracelsus. Selected Writings / Ed. by Jolande Jacobi.
Princeton: Princeton University Press, 1951. P. 13.
15 Когда Хармс вглядывается в воду, "нависает" над водой, он почти
буквально воспроизводит первоначальный акт творения -- "...и Дух Божий
носился над водою" (Бытие, 1, 2).
16 Первоначально Единое Эмпедокловой сферы неподвижно. Но Распря
приводит к разделению в ней первоэлементов. Воздух отделяется от огня.
Огонь, как более тяжелый, по мнению Эмпедокла, опускается и нарушает
равновесие сферы, которая приходит в движение. (То, что огонь тяжелее
воздуха, объясняется тем, что до введения системы пяти первоэлементов воздух
ассоциировался с эфиром. Эта тема нарушения равновесия как истока
множественности имеет для Хармса существенное значение -- см. его текст "О
равновесии":
"Только нет в мире никакого равновесия. И ошибка-то на какие-нибудь
полтора килограмма на всю вселенную..." (Х2, 65). См.: Жаккар, 142--149. У
Мейринка сходный мотив: "Две чаши весов -- на каждой половина вселенной --
колеблются где-то в царстве первопричины, мерещилось мне, -- на какую я
брошу пылинку, та и опустится" (Мейринк Густав. Го-лем. Вальпургиева
ночь. М.: Прометей, 1990. С. 99). Хармс основал шуточный орден равновесия с
небольшой погрешностью.) Движение ускоряет процесс дифференциации единого в
множество и одновременно запускает время, которое все ускоряется и
ускоряется. Первоначальный день тянулся десять месяцев, например.
Огонь обладает совершенно особыми свойствами. Не имея формы, он создает
форму вещей. Аристотель так формулирует его связь с формообразованием:
...из всех простых тел, возникающих друг из друга, только огонь питает
сам себя, как говорят наши предшественники. Ведь только огонь состоит
преимущественно из формы, потому что ему от природы свойственно стремиться к
границе [Вселенной]. Стремиться к своему месту свойственно по природе любому
[элементу], но у всех образ и форма зависят от их границы
(Аристотель. О возникновении и уничтожении, 335а, 18-- 24 / Пер. Т.
А. Миллер // Аристотель. Соч.: В 4 т. Т. 3. М.: Мысль, 1981. С. 432).
Поскольку огонь стремится к поверхности шара, он инициирует формообразование
на этой, из этой поверхности. Работа огня -- это работа обтекания
поверхности, это создание формы не по правилам геометрии, но из "места" и
"предела".
Шар 203
Эта связь шара и дыма, конечно, стоит по ту сторону геометрии и идеи
объема.
В тексте 1933 года "Архитектор" явлению дома как некой умозрительной
геометрической конструкции предшествует выстрел, который Хармс описывает
так: "Дым раздвинул воздух сизыми шарами" (ПВН, 142).
Позже, например в первом тексте "О явлениях и существованиях" (1934),
дым вновь возникает как некий эквивалент единого в "теории" Николая
Ивановича Ступина, который считал, что "все -- дым".
4
Шар имеет несколько важных отличий от других геометрических фигур.
Прежде всего -- это бесконечная и нечленимая поверхность (поэтому он, как и
круг, символизирует бесконечность, вечность). Кроме того, он порожден
центром -- некой умозрительной точкой, которая не принадлежит ему самому и
нигде не входит с ним в соприкосновение, будучи одновременно соотнесенной со
всеми точками сферической поверхности.
Поэтому, как заметил средневековый схоласт Пьер Ориоль (Pierre Auriol):
некоторые пользуются образом центра круга в его отношении со всеми
точками окружности; и они утверждают, что в его отношении со всеми частицами
времени он похож на Nunc вечности . Вечность, говорят они, актуально
сосуществует со всей совокупностью времени17.
Круг -- это воплощение идеи тела как вечности.
Но, пожалуй, самая существенная функция шара у Хармса -- быть фигурой,
в которую превращаются тела, исчезая.
Образ шара, поглощающего многообразие мира, восходящий к Эмпедоклу, мог
дойти до Хармса в рассказе одного из любимых Хармсом писателей -- Густава
Мейринка "Черный шар". Странным образом этот шар в каком-то смысле был
подобен черному квадрату Малевича -- образу супрематического единства.
Рассказ, напечатанный в России в 1923 году, скорее всего был известен
писателю.
_______________
17Сit. in: Poulet Georges. Les metamorphoses du cercle. Paris:
Flammarion, 1979. P. 28--29.
204 Глава 7
Мейринк придумал притчу о браминах, которые приехали в Берлин и
выступают перед публикой с особым номером -- воплощением мыслей. Воплощением
мыслей некоего прусского обер-лейтенанта становится черный шар -- знак
чистой негативности:
Юраман с изумлением взял колбу в руки. Шар коснулся стенки колбы,
которая моментально разорвалась. Ее осколки, притянутые, как бы магнитом,
исчезли в шаре и точно поглотились им. Черный шар висел свободно и
неподвижно в пространстве. Собственно говоря, он походил не на шар, а
производил впечатление какой-то дыры. Это и была дыра.
Это было абсолютное, математическое "ничто". То, что последовало, было
необходимым следствием этого "ничто". Все, граничившее с этим "ничто",
устремлялось по естественным причинам в это "ничто", для того чтобы
моментально превратиться в "ничто", т. е. бесследно исчезнуть.
И действительно поднялся сильный свист, т. к. воздух в зале втягивался,
всасывался в этот шар.
Кусочки бумаги, перчатки, дамские вуали -- все это уносилось с воздухом
туда, в эту страшную дыру.
И когда какой-то офицер ткнул саблей в эту дыру, лезвие ее исчезло, как
будто расплавившись18.
Шар действительно оказывается сочетанием беспредметности и "несмысла",
по Малевичу.
Каким же образом происходит это "засасывание" мира? Мейринк пишет о
"необходимом следствии "ничто"".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
вода, таким образом, принимают форму Универсума. Aqua permanens
называлась также "чревом" (matrix), из которого происходит очищенная
материя. Парацельс писал о первичном чреве как о невидимой воде:
...вода была чревом мира и всех творений. <...> Чрево это невидимо, и
никто не может видеть первичной субстанции; кто же может видеть, что бьшо до
него? Все мы вышли из чрева, но никто никогда его не видел потому, что оно
существовало до человека14.
Стоячая вода Хармса, в которой ничего нельзя увидеть, -- возможно,
matrix Парацельса15. Любопытно, что невидимость этой воды, которую
швейцарский врач ассоциировал с квинтэссенцией алхимиков, связана с ее
особым отношением к темпоральности. Она -- целиком в прошлом, она целиком в
мире циклической синхронности, а потому недоступна нашим органам чувств.
Между стоячей водой Хармса и его шарами нет принципиальной разницы. И
то и другое -- выражение Единого, нерасчленимого, невидимого. И в том и в
другом расстворяется множественность мира, из того и другого она возникает
вновь.
Вода принципиально не отличается и от дыма, сопровождающего
исчезновение, огонь сжигает перспективный объем, дым застилает его глубину,
делает многообразие невидимым.
Хармс в конце двадцатых годов связывает шар с огнем и дымом16. Шар
возникает в дыме как единое в гибнущем многообразии вещей.
________________
12 Patai Raphael. The Jewish Alchemists. Princeton: Princeton
University Press, 1994. P. 332.
13 Jung Carl Gustav. Psychology and Alchemy. Princeton:
Princeton University Press, 1968. P. 236-238.
14 Paracelsus. Selected Writings / Ed. by Jolande Jacobi.
Princeton: Princeton University Press, 1951. P. 13.
15 Когда Хармс вглядывается в воду, "нависает" над водой, он почти
буквально воспроизводит первоначальный акт творения -- "...и Дух Божий
носился над водою" (Бытие, 1, 2).
16 Первоначально Единое Эмпедокловой сферы неподвижно. Но Распря
приводит к разделению в ней первоэлементов. Воздух отделяется от огня.
Огонь, как более тяжелый, по мнению Эмпедокла, опускается и нарушает
равновесие сферы, которая приходит в движение. (То, что огонь тяжелее
воздуха, объясняется тем, что до введения системы пяти первоэлементов воздух
ассоциировался с эфиром. Эта тема нарушения равновесия как истока
множественности имеет для Хармса существенное значение -- см. его текст "О
равновесии":
"Только нет в мире никакого равновесия. И ошибка-то на какие-нибудь
полтора килограмма на всю вселенную..." (Х2, 65). См.: Жаккар, 142--149. У
Мейринка сходный мотив: "Две чаши весов -- на каждой половина вселенной --
колеблются где-то в царстве первопричины, мерещилось мне, -- на какую я
брошу пылинку, та и опустится" (Мейринк Густав. Го-лем. Вальпургиева
ночь. М.: Прометей, 1990. С. 99). Хармс основал шуточный орден равновесия с
небольшой погрешностью.) Движение ускоряет процесс дифференциации единого в
множество и одновременно запускает время, которое все ускоряется и
ускоряется. Первоначальный день тянулся десять месяцев, например.
Огонь обладает совершенно особыми свойствами. Не имея формы, он создает
форму вещей. Аристотель так формулирует его связь с формообразованием:
...из всех простых тел, возникающих друг из друга, только огонь питает
сам себя, как говорят наши предшественники. Ведь только огонь состоит
преимущественно из формы, потому что ему от природы свойственно стремиться к
границе [Вселенной]. Стремиться к своему месту свойственно по природе любому
[элементу], но у всех образ и форма зависят от их границы
(Аристотель. О возникновении и уничтожении, 335а, 18-- 24 / Пер. Т.
А. Миллер // Аристотель. Соч.: В 4 т. Т. 3. М.: Мысль, 1981. С. 432).
Поскольку огонь стремится к поверхности шара, он инициирует формообразование
на этой, из этой поверхности. Работа огня -- это работа обтекания
поверхности, это создание формы не по правилам геометрии, но из "места" и
"предела".
Шар 203
Эта связь шара и дыма, конечно, стоит по ту сторону геометрии и идеи
объема.
В тексте 1933 года "Архитектор" явлению дома как некой умозрительной
геометрической конструкции предшествует выстрел, который Хармс описывает
так: "Дым раздвинул воздух сизыми шарами" (ПВН, 142).
Позже, например в первом тексте "О явлениях и существованиях" (1934),
дым вновь возникает как некий эквивалент единого в "теории" Николая
Ивановича Ступина, который считал, что "все -- дым".
4
Шар имеет несколько важных отличий от других геометрических фигур.
Прежде всего -- это бесконечная и нечленимая поверхность (поэтому он, как и
круг, символизирует бесконечность, вечность). Кроме того, он порожден
центром -- некой умозрительной точкой, которая не принадлежит ему самому и
нигде не входит с ним в соприкосновение, будучи одновременно соотнесенной со
всеми точками сферической поверхности.
Поэтому, как заметил средневековый схоласт Пьер Ориоль (Pierre Auriol):
некоторые пользуются образом центра круга в его отношении со всеми
точками окружности; и они утверждают, что в его отношении со всеми частицами
времени он похож на Nunc вечности . Вечность, говорят они, актуально
сосуществует со всей совокупностью времени17.
Круг -- это воплощение идеи тела как вечности.
Но, пожалуй, самая существенная функция шара у Хармса -- быть фигурой,
в которую превращаются тела, исчезая.
Образ шара, поглощающего многообразие мира, восходящий к Эмпедоклу, мог
дойти до Хармса в рассказе одного из любимых Хармсом писателей -- Густава
Мейринка "Черный шар". Странным образом этот шар в каком-то смысле был
подобен черному квадрату Малевича -- образу супрематического единства.
Рассказ, напечатанный в России в 1923 году, скорее всего был известен
писателю.
_______________
17Сit. in: Poulet Georges. Les metamorphoses du cercle. Paris:
Flammarion, 1979. P. 28--29.
204 Глава 7
Мейринк придумал притчу о браминах, которые приехали в Берлин и
выступают перед публикой с особым номером -- воплощением мыслей. Воплощением
мыслей некоего прусского обер-лейтенанта становится черный шар -- знак
чистой негативности:
Юраман с изумлением взял колбу в руки. Шар коснулся стенки колбы,
которая моментально разорвалась. Ее осколки, притянутые, как бы магнитом,
исчезли в шаре и точно поглотились им. Черный шар висел свободно и
неподвижно в пространстве. Собственно говоря, он походил не на шар, а
производил впечатление какой-то дыры. Это и была дыра.
Это было абсолютное, математическое "ничто". То, что последовало, было
необходимым следствием этого "ничто". Все, граничившее с этим "ничто",
устремлялось по естественным причинам в это "ничто", для того чтобы
моментально превратиться в "ничто", т. е. бесследно исчезнуть.
И действительно поднялся сильный свист, т. к. воздух в зале втягивался,
всасывался в этот шар.
Кусочки бумаги, перчатки, дамские вуали -- все это уносилось с воздухом
туда, в эту страшную дыру.
И когда какой-то офицер ткнул саблей в эту дыру, лезвие ее исчезло, как
будто расплавившись18.
Шар действительно оказывается сочетанием беспредметности и "несмысла",
по Малевичу.
Каким же образом происходит это "засасывание" мира? Мейринк пишет о
"необходимом следствии "ничто"".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143