Бонфорт и сам был выдвинут от
одного из таких участков - это избавляло его от нужды проводить
предвыборную кампанию. Клифтон выдвигался таким же образом. Если бы
понадобилось, то то же самое могли бы провернуть и с Дэком, но его и так
прекрасно поддерживали братья по гильдии. Родж даже намекнул как-то, что
если бы я когда-нибудь пожелал быть избранным в Ассамблею, то ему стоит
только словечко шепнуть и мое настоящее имя появится в следующем списке
членов парламента.
Некоторые из таких дырок приберегались на всякий случай, чтобы дать
возможность в последний момент сделать необходимые перестановки или дать
возможность какой-либо из тягловых лошадей партии выдвинуть свою
кандидатуру на министерский пост и т.п.
Но вообще-то вся эта кухня отдавала каким-то попечительством и при
том, что из себя представляла коалиция, Бонфорт был вынужден постоянно
примирять враждующие стороны, а в конечном итоге представлять на
рассмотрение исполнительному комитету список кандидатов. Это обычно
делалось в последний момент перед изданием Бюллетеня, чтобы дать комитету
возможность, если потребуется, изменить что-нибудь в списке.
Я как раз велел Пенни гнать в шею любых посетителей, так как работал
над речью. И тут в моем кабинете появились Родж и Дэк. Незадолго до того
Квирога, выступая в Австралии, сделал в Сиднее заявление такого рода, что
нам очень легко было доказать его полную лживость и заставить экс-премьера
покорчиться. Я пробовал свои способности, пытаясь написать ответное
выступление совершенно самостоятельно, не дожидаясь, пока мне предоставят
проект. У меня были все основания рассчитывать, что мой вариант будет
одобрен полностью.
Как только они вошли, я сказал:
- Послушайте-ка вот это место, - и прочитал им абзац, который должен
был стать ключевым. - Ну, как?
- Это просто-таки пришпилит его задом к двери, - согласился Родж. -
Мы тут принесли список. Не хотите ли взглянуть? У нас в распоряжении еще
около двадцати минут.
- Ах да, ведь еще это чертово собрание. А зачем мне, собственно,
просматривать этот список. Или вы что-нибудь хотите мне сказать по его
поводу? - Тем не менее я взял список и просмотрел его. Большинство
кандидатур я знал - кого по фэрли-досье, кого по личным встречам; знал я и
причины, по которым каждый из них попал в список.
И тут мне в глаза бросилось одно имя: Корисмен, Уильям Дж.
Я поборол в себе прилив благородного негодования и спокойно сказал:
- Вижу и Билл попал сюда, Родж.
- Да. Я как раз хотел вам сообщить об этом. Видите ли, шеф, мы все
прекрасно знаем, что между вами пробежала кошка. И я не виню вас, нет: в
основном в этом виноват сам Билл. Но есть здесь и другая сторона дела.
Может быть вы еще не поняли, что у Билла сильнейший комплекс
неполноценности: он чувствует себя ниже всех нас из-за того, что не
занимает никакого официального положения. Это постоянно грызет его. Так
что мы намерены излечить его от этого комплекса, сделав парламентарием.
- Ах, значит так?
- Да. Ведь именно этого он всегда и добивался. Понимаете, все мы
являемся членами Великой Ассамблеи, я имею в виду тех, кто работает плечом
к плечу с... э-э... вами. И Билл это чувствует. Я сам слышал, как он
однажды после третьего стакана признался, что чувствует себя просто
наемным рабочим. Это страшно угнетает его. Но ведь вы не против, правда?
Партия может себе это позволить - ведь это сравнительно небольшая цена за
прекращение всяких трений в ее штаб-квартире.
Теперь я окончательно взял себя в руки.
- Это не мое дело. Да и с чего бы мне возражать против того, что
хочет мистер Бонфорт?
Я заметил, что Родж и Дэк переглянулись. Тогда я добавил:
- Ведь он хочет этого, не так ли, Родж?
Дэк грубо произнес:
- Скажите ему, Родж.
Родж медленно сказал:
- Мы с Дэком сами так решили. Мы считаем, что так будет лучше.
- Следовательно, мистер Бонфорт не давал "добро" на это? Вы, конечно,
спрашивали у него.
- Нет, не спрашивали.
- Почему же?
- Шеф, его нельзя беспокоить такими проблемами. Ведь он измученный,
старый больной человек. Я вообще старался не приставать к нему ни с чем
кроме вопросов политики - а этот вопрос никак к таким не отнесешь. Это уже
относится к чисто нашей сфере деятельности.
- Тогда зачем же вообще спрашивать моего мнения?
- Ну... нам казалось, что вы должны знать об этом - и знать причины,
по которым мы пошли на это. Нам казалось, что вы одобрите.
- Я? Но вы просите меня принять решение, как будто я сам мистер
Бонфорт. А я им не являюсь. - Я побарабанил по столу совершенно как
Бонфорт. - Либо это решение входит в сферу его компетенции, и тогда вы
должны были спрашивать согласие у него, либо решайте сами, но совершенно
незачем спрашивать у меня.
Родж пожевал свою сигару, затем произнес:
- Хорошо. Я не спрашиваю вас.
- Нет!
- Что вы хотите сказать?
- Я хочу сказать "нет". Вы хотели узнать мое мнение, следовательно,
вы в чем-то сомневаетесь. Поэтому, если вы хотите, чтобы я представил это
имя комитету, как будто я сам - Бонфорт - пойдите и спросите его.
Они оба сели и некоторое время молчали. Наконец Дэк вздохнул и
сказал:
- Расскажи ему все до конца. Или хочешь, я сам расскажу.
Я ждал.
- У шефа, мистера Бонфорта, четыре дня назад был удар. Поэтому его ни
в коем случае нельзя беспокоить сейчас.
Я оцепенел и стал про себя напевать старую песенку "о башнях с
вершинами в тучах и о роскошных дворцах" и так далее. Когда я пришел в
себя, то спросил:
- А что с его разумом?
- Кажется, он находится в полном сознании, но совершенно измучен.
Видимо эта неделя в заключении повредила ему больше, чем мы думали. Удар
вогнал его в коматозное состояние на двадцать четыре часа. Сейчас он уже
вышел из комы, но у него парализована вся левая половина лица и частично
левая сторона тела.
- А что говорит доктор Кэнек?
- Он надеется, что как только кровоизлияние в мозгу рассосется, все
болезненные явления исчезнут. Но ему все же придется напрягаться поменьше,
чем раньше. Но, понимаете, шеф, в настоящее время он действительно болен.
Так что остаток кампании нам придется провести, рассчитывая только на
собственные силы.
Я испытал такое же чувство утраты, как и тогда, когда умер мой отец.
Я никогда не видел Бонфорта и никогда не получал от него ничего, кроме
нескольких исправлений в тексте речи. Но за это время я привязался к нему.
Ведь именно то, что он находился в двух шагах от меня за запертой дверью и
сделало возможным то, чего я достиг.
Я сделал глубокий вдох, выдохнул и сказал:
- О'кей, Родж. Постараемся.
- Да, шеф. - Он встал. - Что же, нам пора на собрание. А как насчет
этого? - он указал на список.
- О! - я постарался пораскинуть мозгами. А может быть, Бонфорт и не
был против того, чтобы Биллу предоставили право называться
"достопочтенным" просто ради того, чтобы он был счастлив. Бонфорт никогда
не бывал мелочен по части таких вещей. В одном из своих трудов по политике
он писал: "Я не могу назвать себя высокоинтеллектуальным человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
одного из таких участков - это избавляло его от нужды проводить
предвыборную кампанию. Клифтон выдвигался таким же образом. Если бы
понадобилось, то то же самое могли бы провернуть и с Дэком, но его и так
прекрасно поддерживали братья по гильдии. Родж даже намекнул как-то, что
если бы я когда-нибудь пожелал быть избранным в Ассамблею, то ему стоит
только словечко шепнуть и мое настоящее имя появится в следующем списке
членов парламента.
Некоторые из таких дырок приберегались на всякий случай, чтобы дать
возможность в последний момент сделать необходимые перестановки или дать
возможность какой-либо из тягловых лошадей партии выдвинуть свою
кандидатуру на министерский пост и т.п.
Но вообще-то вся эта кухня отдавала каким-то попечительством и при
том, что из себя представляла коалиция, Бонфорт был вынужден постоянно
примирять враждующие стороны, а в конечном итоге представлять на
рассмотрение исполнительному комитету список кандидатов. Это обычно
делалось в последний момент перед изданием Бюллетеня, чтобы дать комитету
возможность, если потребуется, изменить что-нибудь в списке.
Я как раз велел Пенни гнать в шею любых посетителей, так как работал
над речью. И тут в моем кабинете появились Родж и Дэк. Незадолго до того
Квирога, выступая в Австралии, сделал в Сиднее заявление такого рода, что
нам очень легко было доказать его полную лживость и заставить экс-премьера
покорчиться. Я пробовал свои способности, пытаясь написать ответное
выступление совершенно самостоятельно, не дожидаясь, пока мне предоставят
проект. У меня были все основания рассчитывать, что мой вариант будет
одобрен полностью.
Как только они вошли, я сказал:
- Послушайте-ка вот это место, - и прочитал им абзац, который должен
был стать ключевым. - Ну, как?
- Это просто-таки пришпилит его задом к двери, - согласился Родж. -
Мы тут принесли список. Не хотите ли взглянуть? У нас в распоряжении еще
около двадцати минут.
- Ах да, ведь еще это чертово собрание. А зачем мне, собственно,
просматривать этот список. Или вы что-нибудь хотите мне сказать по его
поводу? - Тем не менее я взял список и просмотрел его. Большинство
кандидатур я знал - кого по фэрли-досье, кого по личным встречам; знал я и
причины, по которым каждый из них попал в список.
И тут мне в глаза бросилось одно имя: Корисмен, Уильям Дж.
Я поборол в себе прилив благородного негодования и спокойно сказал:
- Вижу и Билл попал сюда, Родж.
- Да. Я как раз хотел вам сообщить об этом. Видите ли, шеф, мы все
прекрасно знаем, что между вами пробежала кошка. И я не виню вас, нет: в
основном в этом виноват сам Билл. Но есть здесь и другая сторона дела.
Может быть вы еще не поняли, что у Билла сильнейший комплекс
неполноценности: он чувствует себя ниже всех нас из-за того, что не
занимает никакого официального положения. Это постоянно грызет его. Так
что мы намерены излечить его от этого комплекса, сделав парламентарием.
- Ах, значит так?
- Да. Ведь именно этого он всегда и добивался. Понимаете, все мы
являемся членами Великой Ассамблеи, я имею в виду тех, кто работает плечом
к плечу с... э-э... вами. И Билл это чувствует. Я сам слышал, как он
однажды после третьего стакана признался, что чувствует себя просто
наемным рабочим. Это страшно угнетает его. Но ведь вы не против, правда?
Партия может себе это позволить - ведь это сравнительно небольшая цена за
прекращение всяких трений в ее штаб-квартире.
Теперь я окончательно взял себя в руки.
- Это не мое дело. Да и с чего бы мне возражать против того, что
хочет мистер Бонфорт?
Я заметил, что Родж и Дэк переглянулись. Тогда я добавил:
- Ведь он хочет этого, не так ли, Родж?
Дэк грубо произнес:
- Скажите ему, Родж.
Родж медленно сказал:
- Мы с Дэком сами так решили. Мы считаем, что так будет лучше.
- Следовательно, мистер Бонфорт не давал "добро" на это? Вы, конечно,
спрашивали у него.
- Нет, не спрашивали.
- Почему же?
- Шеф, его нельзя беспокоить такими проблемами. Ведь он измученный,
старый больной человек. Я вообще старался не приставать к нему ни с чем
кроме вопросов политики - а этот вопрос никак к таким не отнесешь. Это уже
относится к чисто нашей сфере деятельности.
- Тогда зачем же вообще спрашивать моего мнения?
- Ну... нам казалось, что вы должны знать об этом - и знать причины,
по которым мы пошли на это. Нам казалось, что вы одобрите.
- Я? Но вы просите меня принять решение, как будто я сам мистер
Бонфорт. А я им не являюсь. - Я побарабанил по столу совершенно как
Бонфорт. - Либо это решение входит в сферу его компетенции, и тогда вы
должны были спрашивать согласие у него, либо решайте сами, но совершенно
незачем спрашивать у меня.
Родж пожевал свою сигару, затем произнес:
- Хорошо. Я не спрашиваю вас.
- Нет!
- Что вы хотите сказать?
- Я хочу сказать "нет". Вы хотели узнать мое мнение, следовательно,
вы в чем-то сомневаетесь. Поэтому, если вы хотите, чтобы я представил это
имя комитету, как будто я сам - Бонфорт - пойдите и спросите его.
Они оба сели и некоторое время молчали. Наконец Дэк вздохнул и
сказал:
- Расскажи ему все до конца. Или хочешь, я сам расскажу.
Я ждал.
- У шефа, мистера Бонфорта, четыре дня назад был удар. Поэтому его ни
в коем случае нельзя беспокоить сейчас.
Я оцепенел и стал про себя напевать старую песенку "о башнях с
вершинами в тучах и о роскошных дворцах" и так далее. Когда я пришел в
себя, то спросил:
- А что с его разумом?
- Кажется, он находится в полном сознании, но совершенно измучен.
Видимо эта неделя в заключении повредила ему больше, чем мы думали. Удар
вогнал его в коматозное состояние на двадцать четыре часа. Сейчас он уже
вышел из комы, но у него парализована вся левая половина лица и частично
левая сторона тела.
- А что говорит доктор Кэнек?
- Он надеется, что как только кровоизлияние в мозгу рассосется, все
болезненные явления исчезнут. Но ему все же придется напрягаться поменьше,
чем раньше. Но, понимаете, шеф, в настоящее время он действительно болен.
Так что остаток кампании нам придется провести, рассчитывая только на
собственные силы.
Я испытал такое же чувство утраты, как и тогда, когда умер мой отец.
Я никогда не видел Бонфорта и никогда не получал от него ничего, кроме
нескольких исправлений в тексте речи. Но за это время я привязался к нему.
Ведь именно то, что он находился в двух шагах от меня за запертой дверью и
сделало возможным то, чего я достиг.
Я сделал глубокий вдох, выдохнул и сказал:
- О'кей, Родж. Постараемся.
- Да, шеф. - Он встал. - Что же, нам пора на собрание. А как насчет
этого? - он указал на список.
- О! - я постарался пораскинуть мозгами. А может быть, Бонфорт и не
был против того, чтобы Биллу предоставили право называться
"достопочтенным" просто ради того, чтобы он был счастлив. Бонфорт никогда
не бывал мелочен по части таких вещей. В одном из своих трудов по политике
он писал: "Я не могу назвать себя высокоинтеллектуальным человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50