Те, кто хорошо знал императрицу, ни на минуту не сомневались в ее
патриотизме. Война между Германией и Россией воспринималась ею как личная
трагедия: брат государыни, великий герцог Гессенский, служил в германской
армии, но сама она считала себя русской. Она рассказывала своей фрейлине,
что прожила в России двадцать лет. "Это родина моего мужа и сына, -
говорила она. - В России я была счастлива, как супруга и мать. Я всем
сердцем привязана к этой стране". И все же ее печалила и судьба Германии.
"Что случилось с Германией моего детства? - спросила она в беседе с Пьером
Жильяром. - У меня остались такие счастливые, поэтические воспоминания о
моих младенческих годах, проведенных в Дармштадте. Но во время более
поздних поездок мне показалось, что Германия изменилась, стала незнакомой
страной, какой я прежде не знала... Ни мыслями, ни чувствами я не могла ни
с кем поделиться". Вину за происшедшее она возлагала на кайзера.
"Пруссачество - это погибель Германии, - заявляла она. - Я ничего не знаю
о моем брате. Где он? Я дрожу при мысли, как бы император Вильгельм из
мести ко мне не послал его против России".
Находясь в столь сложном положении, императрица особенно беспокоилась
о репутациях обоих воюющих наций. Когда германские войска варварски сожгли
старинный город Лувэн, славившийся своей библиотекой, она воскликнула: "Я
краснею, что была немкой". 24 сентября 1914 года она писала государю: "Я
хотела бы, чтобы наши войска вели себя примерно во всех отношениях, не
грабили бы и не разбойничали, пусть эти гадости творят только прусские
войска... Я хотела бы, чтобы имя наших русских войск вспоминалось
впоследствии во всех странах со страхом и уважением, и с восхищением... Я
пристаю к тебе с вещами, которые меня не касаются, но я делаю это из любви
к твоим солдатам и их репутации".
Императрица тяжко страдала от того, что идет война, приносившая людям
столько мук и лишений. Как и многие другие, она желала одного - чтобы их
страдания были не напрасны: "Это вдвойне дает чувствовать страдания войны
и кровопролития. Но, подобно тому, как вслед за зимой шествует лето, так
после страданий и битвы пусть мир и утешение найдут свое место в этом
мире, и пусть вся ненависть превратится, и наша возлюбленная страна
разовьет свою красу во всех смыслах слова. Это новое рождение - новое
начало, очищение души и разума. Только надо их вести по прямому пути и по
правильной дороге".
Как и царь, пламенная патриотка, императрица была убеждена, что они с
государем олицетворяют великое национальное движение, охватившее всю
Россию. Она трудилась в госпиталях в ожидании победы, которая непременно
придет. Лишь весной 1915 года, когда надежда на скорую победу поблекла,
императрица, судя по ее письмам, впервые проявила глубокий интерес к
работе, выполняемой государем.
Объяснялся он ее заботой о государе. До мозга костей проникнутая
идеей самодержавия, веря, что единственно приемлемая форма правления в
России, Александра Федоровна опасалась, что ее нежный супруг, которого она
обожала за доброту и обаяние, ведет себя не так, как подобает самодержцу.
В апреле 1915 года она ему писала: "Извини меня, мой дорогой, но ты сам
знаешь, что ты слишком добр и мягок - громкий голос и строгий взгляд могут
иногда творить чудеса. Будь более решительным и уверенным в себе, ты
отлично знаешь, что правильно, и когда ты прав и не согласен с остальными,
настой на своем мнении и заставь остальных его принять. - Они [министры]
должны лучше помнить, кто - ты. Ты меня, наверное, считаешь назойливой, но
женщина порою яснее видит и чувствует, чем мой слишком кроткий друг.
Смирение - высочайший Божий дар, но монарх должен чаще проявлять свою
волю. - Будь уверен в себе и действуй - никогда не бойся - ты лишнего
никогда не скажешь".
В то же время она и советовала: "Будь самодержцем, мой родной... Будь
хозяином и властелином, ты самодержец".
Императрица предупреждала, чтобы супруг остерегался тех, кто, по ее
мнению, посягает на прерогативы императора. Неизменной мишенью ее критики
был великий князь Николай Николаевич; она продолжала поносить его до тех
пор, пока тот не пал. Одновременно нападкам императрицы подвергалась Дума.
"Дорогой, я слышала, что этот ужасный Родзянко и другие... просят
немедленно созвать Думу, - писала она в июле 1915 года. - Пожалуйста, не
разрешай, это не их дело, они хотят обсуждать вопросы, которые их не
касаются и которые внесут еще больший разлад - их нужно удержать от такого
шага". Вновь и вновь слышен в ее письмах один и тот же мотив: "Мы не
конституционная страна, и не смеем ею быть, наш народ недостаточно для
этого образован... Не забывай, что ты самодержавный император и должен им
оставаться. Мы не готовы для конституционного правления". Императрица
защищала не только прерогативы государя, но и права сына, будущего
монарха: "Ради Бэби мы должны быть твердыми, иначе его наследие будет
ужасным, а он с его характером не будет подчиняться другим, но будет сам
господином, как и должно быть в России, пока народ еще так необразован".
Следующий шаг, с точки зрения императрицы, был вполне естественным.
Ведя великую битву за спасение России и самодержавия, Александра Федоровна
нуждалась в мощном союзнике. Она была убеждена, что Распутин - "божий
человек", доказательством чему были его чудные молитвы, с помощью которых
он не раз останавливал кровотечение у наследника. И теперь, во время
войны, он был воплощением России: неотесанный, малограмотный, но набожный
и преданный царю. Отсюда нетрудно было заключить, что Господь повелел
Распутину провести Россию через военные испытания. Если она могла доверить
ему самое большое ее сокровище - жизнь сына, почему бы не положиться на
советы "старца" при назначении министров, командовании войсками и
управлении страной?
Осенью 1914 года влияние Распутина на обитателей Александровского
дворца ослабло. Император не мог простить "старцу", что тот был против
войны, которую сам он считал патриотической. Императрица с утра до вечера
работала в госпиталях. Однажды Распутин связался по телефону с Анной
Вырубовой и спросил, нельзя ли ему увидеть государыню. Фрейлина ответила,
что ее величество занята, и посоветовала позвонить через несколько дней.
Громко выразив свое недовольство, Распутин повесил трубку.
Но после одного из тех удивительных случаев, каких в жизни Распутина
было множество, влияние его на императрицу полностью восстановилось.
Вечером 15 января 1915 года произошло крушение поезда, на котором Вырубова
ехала из Царского Села в Петроград. Когда раненую извлекли из-под
обломков, она была в безнадежном состоянии. Жизнь фрейлины висела на
волоске. Ноги ее были раздавлены радиатором, голова и лицо повреждены
балкой; она получила значительные травмы черепа и позвоночника. Вырубова
была доставлена в приемный покой лазарета главным врачом его княжной
Гедройц. Узнав от графини Витте о тяжелом состоянии Вырубовой, Распутин
воспользовался любезно предложенным графиней автомобилем и поехал в
Царское Село в приемный покой лазарета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175