Буквой "ф" обозначен американский посол в Риме Филиппе".
Сотрудники СД были столь хорошо информированы о всех переговорах фрондеров, что стали даже выступать от имени американцев. Фон Хассель не мог скрыть своего изумления, когда один из них, Данфельд, объявился у него и передал сердечные приветы от мистера Сталфорта. Хассель записал тогда в своем дневнике: «Этот еще молодой эсэсовец хорошо подкован в вопросах внешней политики, здраво их оценивает и свободно высказывается. Он пробыл у меня около полутора часов, затронув темы, по которым я из чувства осторожности разговор не поддержал. Из его посещения можно сделать вывод, что в гитлеровских кругах… начинают серьезно задумываться о выходе из создавшегося положения».
Шелленберг считал тогда, однако, что знакомить Гиммлера со своими планами время еще не пришло. Немецкие войска продолжали одерживать в России победы, и скоро должно было стать ясным, удастся ли Гитлеру быстро окончить войну. Во время своей поездки в Испанию и Португалию в апреле 1942 года Шелленберг заявил полицейским атташе Винцеру (в Мадриде) и Шрёдеру (в Лиссабоне), что все вопросы будут решены предстоящим летом: если немецким войскам удастся совершить прорыв на юге России и в Египте, то исход войны будет предрешен, если же нет, то рейх ее проиграет.
Когда поздним летом стали приходить все более тревожные сообщения, Шелленберг, как он потом вспоминал в своих мемуарах, в августе 1942 года, приехав к Гиммлеру на его командный пункт под Винницей на Украине, задал тому вопрос: «Рейхсфюрер, в каком ящике вашего письменного стола лежит альтернатива окончания войны?»
На это Гиммлер ответил: «Вы не с ума ли сошли? Или же у вас сдают нервы?»
Шелленберг же будто бы добавил: «Я знал, рейхсфюрер, что вы именно так отреагируете. И думал даже, что гораздо резче».
Как рассказывает далее Шеленберг, Гиммлер, успокоившись, поставил ему задачу разработать соответствующий план. А он, Шелленберг, предложил начать немедленно тайные переговоры с западными союзниками о заключении сепаратного мира, воспользовавшись трениями между ними и Россией. Однако для этого необходимо, чтобы министр иностранных дел Риббентроп исчез, ибо именно он, как следует из заявления американца Сталфорта, является «одним из главных виновников развязанной войны». Гиммлер в принципе одобрил этот план начальника внешней разведки, пожав ему руку и пообещав: «Риббентроп еще до Рождества будет освобожден от своей должности».
Проходил ли разговор именно в таком духе или нет, очевидно, что Шелленберг и Гиммлер при поддержке его лечащего врача Феликса Керстена и начальника личного штаба, обергруппенфюрера СС Карла Вольфа, стали уже поздним летом 1942 года нащупывать пути установления контактов с западными союзниками для достижения сепаратного мира, не исключая и устранения Гитлера. У Гиммлера к этому времени появилась заманчивая мысль, не является ли именно он тем человеком, который при ухудшении военного положения вместо Гитлера приведет Германию и остальные воющие страны к миру. Правда, он попытался отделаться от этой мысли, сказав сам себе, что не изменит величайшему уму всех времен и народов. Но соблазнительная мысль возвращалась снова и снова. Еще в мае 1941 года швейцарец Буркхардт рассказывал жене фон Хасселя, что у него побывал доверенный человек Гиммлера и задал ему вопрос: «Готова ли Англия вести переговоры о мире с Гиммлером вместо Гитлера». А министр иностранных дел Италии граф Чиано записал 9 апреля 1942 года в своем дневнике: «Гиммлер, бывший ранее экстремистом, держит ныне руку на пульсе народа и желает компромиссного мира».
Представителям нынешнего поколения кажется странным и нереальным, что шеф СС, на совести которого были самые тяжкие преступления века, полагал на полном серьезе, что именно с ним будут вестись переговоры о мире. Современники же воспринимали это иначе: видя в его руках силу, союзники были бы готовы вести переговоры как раз с ним. Некоторые государственные деятели в тайне аргументировали такое положение вещей, подобно генеральному директору министерства иностранных дел Испании Хосе Марии Дуссинаге, который относил Гиммлера «к числу тех, кто искал мира с союзниками, чтобы не допустить советско-русского вторжения в Европу. При этом все исходили из необходимости ликвидации Гитлера и его ближайшего окружения, что мог осуществить только Гиммлер. Таким образом, именно в его руках находился ключ, которым можно было открыть дверь для мирных переговоров».
И все же Гиммлер не решался на разрыв с Гитлером, хотя с лета 1942 года у него уже было оружие, с помощью которого он мог в случае необходимости устранить диктатора. Из истории болезни на 26 страницах следовало, что Гитлер страдает последствиями заболевания сифилисом и ему угрожает прогрессивный паралич. Гиммлер задал тогда своему лечащему врачу Керстену вопрос: «Доктор, скажите мне, наконец, можно ли считать фюрера душевнобольным?»
Керстен ответил ему кратко: «Место Адольфа Гитлера не в штаб-квартире, а в нервно-психической лечебнице».
Гиммлер тем не менее так и не мог прийти к окончательному решению, сказав: «Будучи рейхсфюрером СС, на пряжке ремня которого написано: „Моя честь означает верность“, я не могу выступать против фюрера».
Шелленберг подобных угрызений совести не испытывал. Он начал проведение операции, шедшей по многим каналам и преследующей две цели: начать переговоры с американской стороной и сбросить Риббентропа. Бригадефюрер СС использовал при этом целый ряд импозантных личностей. Коррумпированного помощника статс-секретаря Мартина Лютера Шелленберг вовлек в борьбу против Риббентропа. Сопротивленца Лангбена послал в нейтральные страны для установления контактов с союзниками. Через оберфюрера СС Фрица Кранефуса, секретаря «кружка друзей рейхсфюрера СС», вышел на международные связи деловых людей, членов этого кружка. Не погнушался он и советами представителя европейской аристократической верхушки, который проходил в его списках доверенных лиц под номером 144/7957, — принца Макса Эгона Гоэнлоэ-Лангенбурга.
Принц, 1897 года рождения, лейтенант в отставке, женатый на испанской маркизе де Белвис де Навас, живший уже долгое время в Испании, поддерживал тесные связи с СД, движимый имущественной политикой своего дома, имевшего крупные земельные владения в Судетской области. Именно из-за соображений обеспечения своих прав на эти земли принц в 1938 году во время Судетского кризиса поддержал Гитлера и предложил СД свои дипломатические способности и довольно широкие связи. В начавшейся затем войне он использовал шанс «мирного сосуществования» с нацистами.
Но не только имущественные соображения объясняли ту роль, которую принц играл в операции Шелленберга. В его душе жили еще определенные представления о классической дипломатии и роли высшей аристократии в истории Европы. Ведь в XIX веке из династии Гоэнлоэ произошли немецкий рейхсканцлер, французский маршал, кардинал римско-католической церкви, фельдмаршал австро-венгерской монархии, несколько прусских и баденских генералов, а также вюртембергских маршалов и генерал-адъютантов кайзера и даже русский царь. Вместе с тем Макс Гоэнлоэ верил в старый европейский принцип разделения сил, в связи с чем использовал высших национал-социалистских функционеров, чтобы научить властителей третьего рейха некоторым премудростям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
Сотрудники СД были столь хорошо информированы о всех переговорах фрондеров, что стали даже выступать от имени американцев. Фон Хассель не мог скрыть своего изумления, когда один из них, Данфельд, объявился у него и передал сердечные приветы от мистера Сталфорта. Хассель записал тогда в своем дневнике: «Этот еще молодой эсэсовец хорошо подкован в вопросах внешней политики, здраво их оценивает и свободно высказывается. Он пробыл у меня около полутора часов, затронув темы, по которым я из чувства осторожности разговор не поддержал. Из его посещения можно сделать вывод, что в гитлеровских кругах… начинают серьезно задумываться о выходе из создавшегося положения».
Шелленберг считал тогда, однако, что знакомить Гиммлера со своими планами время еще не пришло. Немецкие войска продолжали одерживать в России победы, и скоро должно было стать ясным, удастся ли Гитлеру быстро окончить войну. Во время своей поездки в Испанию и Португалию в апреле 1942 года Шелленберг заявил полицейским атташе Винцеру (в Мадриде) и Шрёдеру (в Лиссабоне), что все вопросы будут решены предстоящим летом: если немецким войскам удастся совершить прорыв на юге России и в Египте, то исход войны будет предрешен, если же нет, то рейх ее проиграет.
Когда поздним летом стали приходить все более тревожные сообщения, Шелленберг, как он потом вспоминал в своих мемуарах, в августе 1942 года, приехав к Гиммлеру на его командный пункт под Винницей на Украине, задал тому вопрос: «Рейхсфюрер, в каком ящике вашего письменного стола лежит альтернатива окончания войны?»
На это Гиммлер ответил: «Вы не с ума ли сошли? Или же у вас сдают нервы?»
Шелленберг же будто бы добавил: «Я знал, рейхсфюрер, что вы именно так отреагируете. И думал даже, что гораздо резче».
Как рассказывает далее Шеленберг, Гиммлер, успокоившись, поставил ему задачу разработать соответствующий план. А он, Шелленберг, предложил начать немедленно тайные переговоры с западными союзниками о заключении сепаратного мира, воспользовавшись трениями между ними и Россией. Однако для этого необходимо, чтобы министр иностранных дел Риббентроп исчез, ибо именно он, как следует из заявления американца Сталфорта, является «одним из главных виновников развязанной войны». Гиммлер в принципе одобрил этот план начальника внешней разведки, пожав ему руку и пообещав: «Риббентроп еще до Рождества будет освобожден от своей должности».
Проходил ли разговор именно в таком духе или нет, очевидно, что Шелленберг и Гиммлер при поддержке его лечащего врача Феликса Керстена и начальника личного штаба, обергруппенфюрера СС Карла Вольфа, стали уже поздним летом 1942 года нащупывать пути установления контактов с западными союзниками для достижения сепаратного мира, не исключая и устранения Гитлера. У Гиммлера к этому времени появилась заманчивая мысль, не является ли именно он тем человеком, который при ухудшении военного положения вместо Гитлера приведет Германию и остальные воющие страны к миру. Правда, он попытался отделаться от этой мысли, сказав сам себе, что не изменит величайшему уму всех времен и народов. Но соблазнительная мысль возвращалась снова и снова. Еще в мае 1941 года швейцарец Буркхардт рассказывал жене фон Хасселя, что у него побывал доверенный человек Гиммлера и задал ему вопрос: «Готова ли Англия вести переговоры о мире с Гиммлером вместо Гитлера». А министр иностранных дел Италии граф Чиано записал 9 апреля 1942 года в своем дневнике: «Гиммлер, бывший ранее экстремистом, держит ныне руку на пульсе народа и желает компромиссного мира».
Представителям нынешнего поколения кажется странным и нереальным, что шеф СС, на совести которого были самые тяжкие преступления века, полагал на полном серьезе, что именно с ним будут вестись переговоры о мире. Современники же воспринимали это иначе: видя в его руках силу, союзники были бы готовы вести переговоры как раз с ним. Некоторые государственные деятели в тайне аргументировали такое положение вещей, подобно генеральному директору министерства иностранных дел Испании Хосе Марии Дуссинаге, который относил Гиммлера «к числу тех, кто искал мира с союзниками, чтобы не допустить советско-русского вторжения в Европу. При этом все исходили из необходимости ликвидации Гитлера и его ближайшего окружения, что мог осуществить только Гиммлер. Таким образом, именно в его руках находился ключ, которым можно было открыть дверь для мирных переговоров».
И все же Гиммлер не решался на разрыв с Гитлером, хотя с лета 1942 года у него уже было оружие, с помощью которого он мог в случае необходимости устранить диктатора. Из истории болезни на 26 страницах следовало, что Гитлер страдает последствиями заболевания сифилисом и ему угрожает прогрессивный паралич. Гиммлер задал тогда своему лечащему врачу Керстену вопрос: «Доктор, скажите мне, наконец, можно ли считать фюрера душевнобольным?»
Керстен ответил ему кратко: «Место Адольфа Гитлера не в штаб-квартире, а в нервно-психической лечебнице».
Гиммлер тем не менее так и не мог прийти к окончательному решению, сказав: «Будучи рейхсфюрером СС, на пряжке ремня которого написано: „Моя честь означает верность“, я не могу выступать против фюрера».
Шелленберг подобных угрызений совести не испытывал. Он начал проведение операции, шедшей по многим каналам и преследующей две цели: начать переговоры с американской стороной и сбросить Риббентропа. Бригадефюрер СС использовал при этом целый ряд импозантных личностей. Коррумпированного помощника статс-секретаря Мартина Лютера Шелленберг вовлек в борьбу против Риббентропа. Сопротивленца Лангбена послал в нейтральные страны для установления контактов с союзниками. Через оберфюрера СС Фрица Кранефуса, секретаря «кружка друзей рейхсфюрера СС», вышел на международные связи деловых людей, членов этого кружка. Не погнушался он и советами представителя европейской аристократической верхушки, который проходил в его списках доверенных лиц под номером 144/7957, — принца Макса Эгона Гоэнлоэ-Лангенбурга.
Принц, 1897 года рождения, лейтенант в отставке, женатый на испанской маркизе де Белвис де Навас, живший уже долгое время в Испании, поддерживал тесные связи с СД, движимый имущественной политикой своего дома, имевшего крупные земельные владения в Судетской области. Именно из-за соображений обеспечения своих прав на эти земли принц в 1938 году во время Судетского кризиса поддержал Гитлера и предложил СД свои дипломатические способности и довольно широкие связи. В начавшейся затем войне он использовал шанс «мирного сосуществования» с нацистами.
Но не только имущественные соображения объясняли ту роль, которую принц играл в операции Шелленберга. В его душе жили еще определенные представления о классической дипломатии и роли высшей аристократии в истории Европы. Ведь в XIX веке из династии Гоэнлоэ произошли немецкий рейхсканцлер, французский маршал, кардинал римско-католической церкви, фельдмаршал австро-венгерской монархии, несколько прусских и баденских генералов, а также вюртембергских маршалов и генерал-адъютантов кайзера и даже русский царь. Вместе с тем Макс Гоэнлоэ верил в старый европейский принцип разделения сил, в связи с чем использовал высших национал-социалистских функционеров, чтобы научить властителей третьего рейха некоторым премудростям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187