Герман Флорштедт — комендант Майданека, осужден за убийства и казнен; Герман Хакман — начальник охраны люблинского лагеря, осужден за убийства и направлен в штрафную роту, Ханс Лоритц — комендант Ораниенбурга, получил взыскание, Адам Грюневальд — комендант Хертогенбоша, осужден за жестокое обращение с заключенными, направлен в штрафную роту, Карл Кюнстлер — комендант Флоссенбюрга, смещен за пьянство и аморальный образ жизни, Алекс Пиорковски — комендант Дахау, привлекался к суду, но наказания не понес, Максимилиан Грабнер — начальник политотдела Аушвица, привлекался к суду, но наказания не понес.
Но чем больше следователи проникали в тайны мира концлагерей, тем сильнее нервничал Гиммлер. В середине апреля 1944 года он приказал Моргену прекратить расследования. Приказ был для него непростым. Он отражал трудности, с которыми столкнулся Гиммлер — апостол чистоты, с одной стороны, и массовый ликвидатор людей — с другой. Вождь СС приказал обергруппенфюреру СС Полю лично руководить казнью Коха и в то же время предложил подозреваемым добровольно признаться в совершенных преступлениях, с тем чтобы они могли рассчитывать на помилование
Возвратившись в мир иллюзий, он в конце 1943 года на совещании группенфюреров СС заявил: «В целом мы можем сказать, что справились с этой тяжелейшей задачей (ликвидацией евреев), исходя из любви к своему народу. И мы не нанесли никакого вреда нашей сути, нашим душам и нашему характеру».
Не случайно Гиммлер приказал Моргену прекратить расследования в тот момент, когда тот добрался до коменданта Аушвица Хёса. Рудольф Хёс представлял собой как раз тот тип идеального эсэсовца, к которому стремился Гиммлер. Робот, но и сентиментальный отец семейства, выросший в духе антисемитизма. Некий безликий механизм, работающий по-военному, с заводской точностью и ритмом и снимающий личную ответственность с каждого в отдельности.
Историк Мартин Бросцат определяет массовое уничтожение людей как «дело тщеславных, стремившихся беспрекословно выполнять свой долг, веривших в авторитеты и щепетильных филистеров, воспитанных в духе рабского повиновения, лишенных способности наводить критику и фантазировать, принимавших с чистой совестью все на веру, легко поддававшихся уговорам и воспринимавших ликвидацию сотен тысяч людей в качестве службы своему народу и отечеству».
Ханна Арендт отмечала, что аппарат уничтожения евреев обслуживал человек толпы — как она называла немецкого обывателя в связи с отсутствием подходящего социологического термина. В нем наиболее отчетливо прослеживается разделение общественной и частной морали, в связи с чем превалирование личного и неистребимое сознание собственной непогрешности позволяли ему не считать себя убийцей.
Более того, гротескно развитое чувство буржуазной порядочности приводило обывателя к мысли, что он, по сути дела, находясь в самой гуще убийств, был лицом, глубоко переживавшим смерть других, «их возникновение и исчезновение», как лицемерно называл массовое убийство Хёс.
«Нет ничего тяжелее, как идти этим путем, сохраняя хладнокровие и чувства сострадания», — утверждал он.
Как сами каратели, так и технический персонал фабрик смерти прикрывались как броней демагогией о сочувствии, изображая из себя людей, попавших в трагические обстоятельства.
«У меня не было никакой возможности уйти от этого, — писал Хёс впоследствии. — Я должен был продолжать процесс массового уничтожения, переживать за смерть других, смотреть на происходившее холодно, хотя внутри все кипело… Когда происходило нечто чрезвычайное, я не мог сразу идти домой к семье. Тогда я садился на коня, чтобы за диким галопом как-то забыться, избавиться от стоявших перед глазами тягостных картин, или же шел на конюшню, дабы хоть немного забыться со своими любимцами».
Когда же в броне уверенности в собственной правоте появлялись дыры, то эти бюргеры впадали в плаксивую сентиментальность или же обращались к алкоголю. Даже такой бесчеловечный каратель и садист, как бригадефюрер СС Глобочник, подвыпив, признавался фабриканту Шультцу: «Сердцем и душой я уже давно отошел ото всего этого, однако погряз настолько, что мне не остается ничего другого, как победить или погибнуть вместе с Гитлером».
Его помощник, штурмбанфюрер СС Герман Хёфле, ответственный за депортацию 200 000 евреев, пустил слезу на могиле своих умерших от дифтерии детей: «Это мне — небесное наказание за все мои прегрешения!»
Однако если у кого-то из них и появлялись сомнения, главным оставался приказ.
«В то время я ни о чем не размышлял, — разглагольствовал Хёс. — Я получил приказ и должен был его выполнить. Если сам фюрер приказал осуществить окончательное решение еврейского вопроса, то старому национал-социалисту, а тем более эсэсовскому офицеру не о чем было размышлять. „Фюрер приказывает, мы выполняем“ — не было для нас только красивой фразой и даже девизом. Это воспринималось на полном серьезе».
Приказ был для них кумиром, оправданием и последним спасением. Когда американский психолог Джильберт спросил уже после войны Хёса, действительно ли он верил в то, что евреи заслужили такую судьбу, то тот попытался «терпеливо объяснить, что в то время жил в совершенно другом мире», заявив: «Вы должны, наконец, понять, что от эсэсовцев никто не ждал, что они будут задумываться над этими вещами, да такое нам и самим не приходило в голову».
Если бы приказ потерял свою однозначность, а распоряжения стали противоречить друг другу, каратели и ликвидаторы заблудились бы в темном лабиринте без всякой надежды на спасение. С этой проблемой они и столкнулись, когда наступила последняя фаза ликвидации евреев. В дело вступила другая команда эсэсовских руководителей, которая замедлила процесс уничтожения евреев, заявив о необходимости сохранения некоторой их части в качестве рабочей силы для обеспечения возросших нужд и потребностей войны.
Главное административно-хозяйственное управление, возглавлявшееся Освальдом Полем, оказалось новичком в мире концентрационных лагерей и лагерей смерти, которые вначале подчинялись Теодору Айке и формально входили в главное управление штаба СС. После перехода Айке в войска СС, его преемник Рихард Глюкс был переподчинен главному оперативному управлению. В 1942 году Гиммлер еще раз провел реорганизацию и включил концлагеря в состав главного управления Поля.
После этого система концлагерей получила совершенно новые акценты. Если до того они предназначались для наказания и обезвреживания так называемых врагов государства и расовой политики, то теперь концлагеря стали рассматриваться как места размещения армии рабов для немецких предприятий.
«Увеличение объемов производства военной продукции, — писал Поль 30 апреля 1942 года Гиммлеру, — делает необходимым мобилизацию всех сил и использование заключенных в качестве рабочей силы. В связи с этим необходимо проведение мероприятий для превращения концентрационных лагерей, выполнявших ранее одностороннюю политическую функцию, в организацию обеспечения выполнения экономико-хозяйственных задач».
Если прежде с заключенными сознательно обращались жестоко и безжалостно, чтобы уменьшить их численность, то теперь их стали беречь для ежедневного использования на различных работах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
Но чем больше следователи проникали в тайны мира концлагерей, тем сильнее нервничал Гиммлер. В середине апреля 1944 года он приказал Моргену прекратить расследования. Приказ был для него непростым. Он отражал трудности, с которыми столкнулся Гиммлер — апостол чистоты, с одной стороны, и массовый ликвидатор людей — с другой. Вождь СС приказал обергруппенфюреру СС Полю лично руководить казнью Коха и в то же время предложил подозреваемым добровольно признаться в совершенных преступлениях, с тем чтобы они могли рассчитывать на помилование
Возвратившись в мир иллюзий, он в конце 1943 года на совещании группенфюреров СС заявил: «В целом мы можем сказать, что справились с этой тяжелейшей задачей (ликвидацией евреев), исходя из любви к своему народу. И мы не нанесли никакого вреда нашей сути, нашим душам и нашему характеру».
Не случайно Гиммлер приказал Моргену прекратить расследования в тот момент, когда тот добрался до коменданта Аушвица Хёса. Рудольф Хёс представлял собой как раз тот тип идеального эсэсовца, к которому стремился Гиммлер. Робот, но и сентиментальный отец семейства, выросший в духе антисемитизма. Некий безликий механизм, работающий по-военному, с заводской точностью и ритмом и снимающий личную ответственность с каждого в отдельности.
Историк Мартин Бросцат определяет массовое уничтожение людей как «дело тщеславных, стремившихся беспрекословно выполнять свой долг, веривших в авторитеты и щепетильных филистеров, воспитанных в духе рабского повиновения, лишенных способности наводить критику и фантазировать, принимавших с чистой совестью все на веру, легко поддававшихся уговорам и воспринимавших ликвидацию сотен тысяч людей в качестве службы своему народу и отечеству».
Ханна Арендт отмечала, что аппарат уничтожения евреев обслуживал человек толпы — как она называла немецкого обывателя в связи с отсутствием подходящего социологического термина. В нем наиболее отчетливо прослеживается разделение общественной и частной морали, в связи с чем превалирование личного и неистребимое сознание собственной непогрешности позволяли ему не считать себя убийцей.
Более того, гротескно развитое чувство буржуазной порядочности приводило обывателя к мысли, что он, по сути дела, находясь в самой гуще убийств, был лицом, глубоко переживавшим смерть других, «их возникновение и исчезновение», как лицемерно называл массовое убийство Хёс.
«Нет ничего тяжелее, как идти этим путем, сохраняя хладнокровие и чувства сострадания», — утверждал он.
Как сами каратели, так и технический персонал фабрик смерти прикрывались как броней демагогией о сочувствии, изображая из себя людей, попавших в трагические обстоятельства.
«У меня не было никакой возможности уйти от этого, — писал Хёс впоследствии. — Я должен был продолжать процесс массового уничтожения, переживать за смерть других, смотреть на происходившее холодно, хотя внутри все кипело… Когда происходило нечто чрезвычайное, я не мог сразу идти домой к семье. Тогда я садился на коня, чтобы за диким галопом как-то забыться, избавиться от стоявших перед глазами тягостных картин, или же шел на конюшню, дабы хоть немного забыться со своими любимцами».
Когда же в броне уверенности в собственной правоте появлялись дыры, то эти бюргеры впадали в плаксивую сентиментальность или же обращались к алкоголю. Даже такой бесчеловечный каратель и садист, как бригадефюрер СС Глобочник, подвыпив, признавался фабриканту Шультцу: «Сердцем и душой я уже давно отошел ото всего этого, однако погряз настолько, что мне не остается ничего другого, как победить или погибнуть вместе с Гитлером».
Его помощник, штурмбанфюрер СС Герман Хёфле, ответственный за депортацию 200 000 евреев, пустил слезу на могиле своих умерших от дифтерии детей: «Это мне — небесное наказание за все мои прегрешения!»
Однако если у кого-то из них и появлялись сомнения, главным оставался приказ.
«В то время я ни о чем не размышлял, — разглагольствовал Хёс. — Я получил приказ и должен был его выполнить. Если сам фюрер приказал осуществить окончательное решение еврейского вопроса, то старому национал-социалисту, а тем более эсэсовскому офицеру не о чем было размышлять. „Фюрер приказывает, мы выполняем“ — не было для нас только красивой фразой и даже девизом. Это воспринималось на полном серьезе».
Приказ был для них кумиром, оправданием и последним спасением. Когда американский психолог Джильберт спросил уже после войны Хёса, действительно ли он верил в то, что евреи заслужили такую судьбу, то тот попытался «терпеливо объяснить, что в то время жил в совершенно другом мире», заявив: «Вы должны, наконец, понять, что от эсэсовцев никто не ждал, что они будут задумываться над этими вещами, да такое нам и самим не приходило в голову».
Если бы приказ потерял свою однозначность, а распоряжения стали противоречить друг другу, каратели и ликвидаторы заблудились бы в темном лабиринте без всякой надежды на спасение. С этой проблемой они и столкнулись, когда наступила последняя фаза ликвидации евреев. В дело вступила другая команда эсэсовских руководителей, которая замедлила процесс уничтожения евреев, заявив о необходимости сохранения некоторой их части в качестве рабочей силы для обеспечения возросших нужд и потребностей войны.
Главное административно-хозяйственное управление, возглавлявшееся Освальдом Полем, оказалось новичком в мире концентрационных лагерей и лагерей смерти, которые вначале подчинялись Теодору Айке и формально входили в главное управление штаба СС. После перехода Айке в войска СС, его преемник Рихард Глюкс был переподчинен главному оперативному управлению. В 1942 году Гиммлер еще раз провел реорганизацию и включил концлагеря в состав главного управления Поля.
После этого система концлагерей получила совершенно новые акценты. Если до того они предназначались для наказания и обезвреживания так называемых врагов государства и расовой политики, то теперь концлагеря стали рассматриваться как места размещения армии рабов для немецких предприятий.
«Увеличение объемов производства военной продукции, — писал Поль 30 апреля 1942 года Гиммлеру, — делает необходимым мобилизацию всех сил и использование заключенных в качестве рабочей силы. В связи с этим необходимо проведение мероприятий для превращения концентрационных лагерей, выполнявших ранее одностороннюю политическую функцию, в организацию обеспечения выполнения экономико-хозяйственных задач».
Если прежде с заключенными сознательно обращались жестоко и безжалостно, чтобы уменьшить их численность, то теперь их стали беречь для ежедневного использования на различных работах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187