«Кто из вас является так называемым доверенным лицом СД?»
Когда один из них (это был некто Поле из городка Прауста) видимо, не видя в этом ничего предосудительного, подтвердил это, Кампе обрушился на него, сравнивая доверенных лиц со шпионами, не имеющими ни родины, ни совести. Из зала послышались крики: «Шпион!», «Это — методы Чека!» и тому подобные. Кто-то из присутствовавших позже заявил: «Должен отметить, что был очень удивлен, видя ту ненависть, которая проявилась со стороны партийных лидеров по отношению к СС».
Возмущенные аппаратчики ставили перед информаторами СД ультиматум: быть либо с НСДАП, либо с СС. Кампе, в частности, наставлял Поле, что нельзя одновременно подчиняться гауляйтеру и «господину Гиммлеру». Руководство СА запретило любое сотрудничество с СД. Так, шарфюрер СА Герман Шпрингер, являвшийся заместителем квартального представителя СД, получил из своего полка уведомление, в котором говорилось: «В соответствии с приказом начальника группы СА „Висла“ штурмовики не должны находиться на службе СД. В течение восьми дней вы обязаны представить письменное объяснение и клятвенное заверение, что вышли из СД. В противном случае вы будете уволены из СА».
Аппаратчики стремились изобразить доверенных лиц СД как доносчиков, врагов партии и их обезвредить. Тот же Кампе устроил партийный суд над Куртом Элертом — консультантом СД, обвинив его в противоправных действиях, несовместимых с членством в НСДАП.
Целый ряд партийных функционеров объявили СД самый настоящий бойкот. Гауляйтер Вильгельм Кубе, генеральный комиссар Белоруссии, запретил всем своим сотрудникам общение с представителями службы безопасности: никто из них не имел права посещения административных помещений СД, а служебные вопросы надлежало решать только в здании рейхскомиссариата, имея предварительно разрешение самого гауляйтера.
Даже Борман сделал 2 февраля 1943 года предупреждение Гиммлеру: «Недавно я уже обращал ваше внимание, что у многих гауляйтеров сложилось впечатление, будто бы СД видит свою главную задачу в наблюдении за политическим руководством и слежкой за работой партии. Мне представляется необходимым, чтобы вы в ближайшее же время направили всем гауляйтерам циркулярное письмо с объяснением истинного положения дел».
Поскольку шум, поднимаемый партийными функционерами, становился все громче, Гиммлер был вынужден уступить. 18 марта 1943 года он направил Борману письмо, в котором заверил того, что «СД имеет строжайший приказ не заниматься внутрипартийными делами». Борман был удовлетворен, зная, что Гиммлер не очень-то и любил Олендорфа.
«Честно говоря, я не перевариваю Олендорфа, — признался Гиммлер своему лечащему врачу Керстену. — Это — человек, не понимающий юмора, считающий, что знает все лучше других, и видящий в себе рыцаря, охраняющего святой Грааль, имея партийный значок в золоте и невысокий порядковый номер члена партии».
Вне всякого сомнения, из-за Олендорфа Гиммлер не стал ввязываться в споры с партией. Поэтому он ограничивал сферу деятельности СД, отдавая одно распоряжение за другим.
«Сообщения из рейха», посылаемые Гиммлеру, часто возвращались Олендорфу в разорванном виде с угрозой арестовать его и разогнать все его управление, если он будет продолжать совать свой нос в партийные дела. Гитлеру рейхсфюрер эти «сообщения» не посылал, говоря: «Они обычно столь пессимистичны, что могут отрицательно повлиять на настроение фюрера и снизят его работоспособность».
«А если они соответствуют действительности?» — спросил Керстен.
«Это все равно, — отреагировал Гиммлер. — Я должен избавить фюрера от мелких негативных факторов, хотя кое-что и представляется важным».
Но Олендорф не спешил исполнять приказы рейхсфюрера, и его сотрудники продолжали вести наблюдение за партийными аппаратчиками. Тогда Геббельс решил привести в движение лавину, которая с помощью Бормана должна была похоронить Олендорфа. Он потребовал запретить «сообщения» или, по крайней мере, представлять их в министерство пропаганды для подготовки объединенной информации.
К тому же министр пропаганды запретил распространение «сообщений» в отделах своего министерства, хотя они подчас и отражали истинное настроение населения.
12 мая 1943 года Геббельс записал в своем дневнике: «Рейхсфюрер СС проявил готовность прекратить сбор информации службой безопасности, так как она носит пораженческий характер».
Когда в августе 1943 года Гиммлер был назначен рейхсминистром внутренних дел, отношения его с шефом партийной канцелярии Борманом резко обострились, и между СС и партией возникла конфронтация.
Борман присоединился к кругу противников СД и потребовал неукоснительного выполнения партийных распоряжений, которые гласили: оценка внутрипартийных дел и дача характеристик на государственных чиновников относятся исключительно к сфере деятельности партии.
Противники службы безопасности шаг за шагом ограничивали активность аппарата Олендорфа. Летом 1943 года число лиц, получавших «сведения», было значительно сокращено, а через год они были вообще запрещены. Одновременно Борман запретил всем функционерам НСДАП сотрудничать с СД даже на общественных началах. Вскоре такой запрет вынес немецкий рабочий фронт. СА сделало это раньше.
Стал ли Генрих Гиммлер выступать против преследований своей службы безопасности и мобилизовал ли в ее защиту все имеющиеся у него силы? Нет, он и не посмел возражать. По этому поводу Олендорф сказал: «У него была сила, но он ею не воспользовался: и сам Гиммлер, и его сила оказались мыльным пузырем».
Чтобы как-то спасти СД, Гиммлер прибегнул к тактике оттягивания переговоров с партийной канцелярией о новых задачах службы, надеясь на чудо. И эти переговоры шли до самого конца войны. Вместе с тем Гиммлер своей властью передал СД целый ряд функций полицейско-правового характера, принадлежавших министерству внутренних дел.
Уклонение Гиммлера от схватки с партийным аппаратом свидетельствовало о внутренней слабости ордена, прикрытой с фасада тоталитарным единением. Дело в том, что руководство СС так и не решило до конца, в чем собственно заключаются ее интересы. Монолитность «черного ордена» была на самом деле мифом.
Да Гиммлер и не питал иллюзий в этом плане. Еще в 1940 году, выступая перед офицерским составом лейбштандарта «Адольф Гитлер», он высказал свою озабоченность: «Войска СС будут живы только в том случае, если будет жива СС как организация и если весь корпус осознает, что одна его часть немыслима без другой».
А в октябре 1943 года, обращаясь к группенфюрерам СС в Познани, он сформулировал свою мысль еще более отчетливо; «Нельзя допустить, чтобы СС и полиция отделились друг от друга. Случится беда, если оба этих ведомства, ложно понимая свои задачи, попытаются стать самостоятельными. Это будет означать конец СС, закат „черного ордена“. Если внутренние связи нашей организации ослабнут, то все, можете быть в этом уверены, в течение жизни одного поколения или даже раньше возвратится в прежнее ничто, не имеющее практически никакого значения и веса».
Такие высказывания отражают сомнения человека, который, создавая все новые и новые организации, предприятия и фирмы, оказался перед реальной опасностью потери над ними контроля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
Когда один из них (это был некто Поле из городка Прауста) видимо, не видя в этом ничего предосудительного, подтвердил это, Кампе обрушился на него, сравнивая доверенных лиц со шпионами, не имеющими ни родины, ни совести. Из зала послышались крики: «Шпион!», «Это — методы Чека!» и тому подобные. Кто-то из присутствовавших позже заявил: «Должен отметить, что был очень удивлен, видя ту ненависть, которая проявилась со стороны партийных лидеров по отношению к СС».
Возмущенные аппаратчики ставили перед информаторами СД ультиматум: быть либо с НСДАП, либо с СС. Кампе, в частности, наставлял Поле, что нельзя одновременно подчиняться гауляйтеру и «господину Гиммлеру». Руководство СА запретило любое сотрудничество с СД. Так, шарфюрер СА Герман Шпрингер, являвшийся заместителем квартального представителя СД, получил из своего полка уведомление, в котором говорилось: «В соответствии с приказом начальника группы СА „Висла“ штурмовики не должны находиться на службе СД. В течение восьми дней вы обязаны представить письменное объяснение и клятвенное заверение, что вышли из СД. В противном случае вы будете уволены из СА».
Аппаратчики стремились изобразить доверенных лиц СД как доносчиков, врагов партии и их обезвредить. Тот же Кампе устроил партийный суд над Куртом Элертом — консультантом СД, обвинив его в противоправных действиях, несовместимых с членством в НСДАП.
Целый ряд партийных функционеров объявили СД самый настоящий бойкот. Гауляйтер Вильгельм Кубе, генеральный комиссар Белоруссии, запретил всем своим сотрудникам общение с представителями службы безопасности: никто из них не имел права посещения административных помещений СД, а служебные вопросы надлежало решать только в здании рейхскомиссариата, имея предварительно разрешение самого гауляйтера.
Даже Борман сделал 2 февраля 1943 года предупреждение Гиммлеру: «Недавно я уже обращал ваше внимание, что у многих гауляйтеров сложилось впечатление, будто бы СД видит свою главную задачу в наблюдении за политическим руководством и слежкой за работой партии. Мне представляется необходимым, чтобы вы в ближайшее же время направили всем гауляйтерам циркулярное письмо с объяснением истинного положения дел».
Поскольку шум, поднимаемый партийными функционерами, становился все громче, Гиммлер был вынужден уступить. 18 марта 1943 года он направил Борману письмо, в котором заверил того, что «СД имеет строжайший приказ не заниматься внутрипартийными делами». Борман был удовлетворен, зная, что Гиммлер не очень-то и любил Олендорфа.
«Честно говоря, я не перевариваю Олендорфа, — признался Гиммлер своему лечащему врачу Керстену. — Это — человек, не понимающий юмора, считающий, что знает все лучше других, и видящий в себе рыцаря, охраняющего святой Грааль, имея партийный значок в золоте и невысокий порядковый номер члена партии».
Вне всякого сомнения, из-за Олендорфа Гиммлер не стал ввязываться в споры с партией. Поэтому он ограничивал сферу деятельности СД, отдавая одно распоряжение за другим.
«Сообщения из рейха», посылаемые Гиммлеру, часто возвращались Олендорфу в разорванном виде с угрозой арестовать его и разогнать все его управление, если он будет продолжать совать свой нос в партийные дела. Гитлеру рейхсфюрер эти «сообщения» не посылал, говоря: «Они обычно столь пессимистичны, что могут отрицательно повлиять на настроение фюрера и снизят его работоспособность».
«А если они соответствуют действительности?» — спросил Керстен.
«Это все равно, — отреагировал Гиммлер. — Я должен избавить фюрера от мелких негативных факторов, хотя кое-что и представляется важным».
Но Олендорф не спешил исполнять приказы рейхсфюрера, и его сотрудники продолжали вести наблюдение за партийными аппаратчиками. Тогда Геббельс решил привести в движение лавину, которая с помощью Бормана должна была похоронить Олендорфа. Он потребовал запретить «сообщения» или, по крайней мере, представлять их в министерство пропаганды для подготовки объединенной информации.
К тому же министр пропаганды запретил распространение «сообщений» в отделах своего министерства, хотя они подчас и отражали истинное настроение населения.
12 мая 1943 года Геббельс записал в своем дневнике: «Рейхсфюрер СС проявил готовность прекратить сбор информации службой безопасности, так как она носит пораженческий характер».
Когда в августе 1943 года Гиммлер был назначен рейхсминистром внутренних дел, отношения его с шефом партийной канцелярии Борманом резко обострились, и между СС и партией возникла конфронтация.
Борман присоединился к кругу противников СД и потребовал неукоснительного выполнения партийных распоряжений, которые гласили: оценка внутрипартийных дел и дача характеристик на государственных чиновников относятся исключительно к сфере деятельности партии.
Противники службы безопасности шаг за шагом ограничивали активность аппарата Олендорфа. Летом 1943 года число лиц, получавших «сведения», было значительно сокращено, а через год они были вообще запрещены. Одновременно Борман запретил всем функционерам НСДАП сотрудничать с СД даже на общественных началах. Вскоре такой запрет вынес немецкий рабочий фронт. СА сделало это раньше.
Стал ли Генрих Гиммлер выступать против преследований своей службы безопасности и мобилизовал ли в ее защиту все имеющиеся у него силы? Нет, он и не посмел возражать. По этому поводу Олендорф сказал: «У него была сила, но он ею не воспользовался: и сам Гиммлер, и его сила оказались мыльным пузырем».
Чтобы как-то спасти СД, Гиммлер прибегнул к тактике оттягивания переговоров с партийной канцелярией о новых задачах службы, надеясь на чудо. И эти переговоры шли до самого конца войны. Вместе с тем Гиммлер своей властью передал СД целый ряд функций полицейско-правового характера, принадлежавших министерству внутренних дел.
Уклонение Гиммлера от схватки с партийным аппаратом свидетельствовало о внутренней слабости ордена, прикрытой с фасада тоталитарным единением. Дело в том, что руководство СС так и не решило до конца, в чем собственно заключаются ее интересы. Монолитность «черного ордена» была на самом деле мифом.
Да Гиммлер и не питал иллюзий в этом плане. Еще в 1940 году, выступая перед офицерским составом лейбштандарта «Адольф Гитлер», он высказал свою озабоченность: «Войска СС будут живы только в том случае, если будет жива СС как организация и если весь корпус осознает, что одна его часть немыслима без другой».
А в октябре 1943 года, обращаясь к группенфюрерам СС в Познани, он сформулировал свою мысль еще более отчетливо; «Нельзя допустить, чтобы СС и полиция отделились друг от друга. Случится беда, если оба этих ведомства, ложно понимая свои задачи, попытаются стать самостоятельными. Это будет означать конец СС, закат „черного ордена“. Если внутренние связи нашей организации ослабнут, то все, можете быть в этом уверены, в течение жизни одного поколения или даже раньше возвратится в прежнее ничто, не имеющее практически никакого значения и веса».
Такие высказывания отражают сомнения человека, который, создавая все новые и новые организации, предприятия и фирмы, оказался перед реальной опасностью потери над ними контроля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187