Когда он мне задал этот вопрос в первый раз, я сразу смог найти нужный прибор. Таких приборов было два, и расположены они были не на приборной доске, а на капотах моторов самолета. Один раз я заметил, что давление масла недостаточное, когда мы уже были на старте и почти шли на взлет. Майор уточнил у меня показания приборов, затем крепко выругался и вернул самолет со старта на стоянку. Вылет тогда состоялся только через 2 часа. А 22 января, в день катастрофы, вместо меня полетел майор Осипов, который не только не знал немецкого языка, но и не представлял себе, где находятся приборы «Ol Druck». Таким образом, Ме-110 вполне мог пойти на взлет с пониженным давлением масла, что и вызвало отказ мотора на взлете.
Журавлев очень внимательно относился к показаниям приборов. Как-то на его вопрос: «Какое давление масла?» — я ответил по-немецки: «Ol Druck fallt!» («Давление масла падает!») Летчик не только отругал меня, но и пожаловался начальнику моего управления генерал-лейтенанту Сергею Алексеевичу Данилину. Тот вызвал меня и строго сказал:
— Запомните, Мацкевич: от показаний давления масла зависит работа моторов в первую очередь, а значит, и жизнь экипажа. Поэтому нельзя свои ответы превращать в шутку.
Позже я даже пожаловался Михаилу Михайловичу Громову, что генерал Данилин обидел меня, обозвав за «Ol Druck» несерьезным человеком. Громов немного утешил меня, сказав, что Данилин — это образец серьезности и деловитости и ему угодить очень трудно.
Михаила Михайловича Громова я всегда вспоминаю с большой теплотой. Впервые я столкнулся с ним в гостинице на Чкаловской, где мы оба жили: на меня надвигался гигант в кожаном черном реглане и огромных белых бурках, красиво отделанных желтой кожей. Величественность этого человека потрясла меня.
Встреч с ним в дальнейшем было много. Ко мне он относился очень хорошо и даже как-то сказал:
— Завидую я тебе, ведь самое замечательное, что может быть в жизни, — создавать, творить!
В летной столовой, где я с первого по пятнадцатое число месяца съедал по две нормы — все равно, мол, разобьюсь, — он как-то подошел к моему столику, положил руку мне на плечо и своим громким голосом сказал:
— Посмотрите на этого несчастного, подошло пятнадцатое число, а он еще жив! А талонов у него больше нет, все съедены. Входя в его ужасное положение, я отдаю ему свои талоны за субботние и воскресные дни. Я в эти дни буду в Москве. И призываю остальных москвичей последовать моему примеру.
— Вот ты, Маршак, — обратился он к сыну поэта Маршака, — наверняка будешь в Москве, и папа тебя там как-нибудь прокормит!
Маршак тут же раскошелился, и передо мной выросла гора талонов.
Во время испытаний и исследований Ме-110 было много интересных встреч. Приезжали и военные, и конструкторы. Мне запомнился приезд председателя Комитета радиолокации СССР адмирала Акселя Ивановича Берга. Это очень сильная личность. Он прибыл в нашу лабораторию с основательной свитой специалистов по радиолокации и министерских работников.
Я показал им радиолокатор. При его включении на трех экранах локатора замелькали тончайшие разноцветные линии развертки. Одна из этих трубок, трубка дальности, была закреплена в металлическом кольце. Почему-то эта трубка была сделана съемной. По краю трубки между стеклом и металлом просматривалась светло-серая склейка, похожая на цементную.
Адмирал, показывая на экраны, спросил у присутствующих:
— Ну, как ваше впечатление?
Один из них, указывая на полоску цементной склейки трубки, заявил:
— Да, видно, дела у немцев идут плохо, посмотрите, как грубо приклеена эта трубка!
Адмирал возмутился:
— Вы увидели только клей на трубке, а не суть ее — ее тончайшую, как паутинка, развертку. Обратите внимание на то, какой тонкий рисунок на всех этих осциллографических трубках! Это результат освоения высочайших технологий изготовления электронных систем. А вы увидели только цемент!
Затем были разговоры на различные темы. Кто-то сказал, что говорят, будто «Мессершмитт-110» — это машина туполевской разработки. На это А. И. Берг ответил:
— Самолет действительно похож на последующие разработки Туполева — ТУ-2, и очень может быть, что чертежи цельнометаллического самолета были перехвачены немцами. Для этого существуют шпионаж, разведка и прочее. Но сам Туполев отдать немцам чертежи не мог. Туполев — умный человек. Мы с ним в НКВД в одной камере сидели.
О Ме-110, его боевом применении можно рассказывать очень много. Все было не так просто. Локатор существовал, истребитель перехватывал бомбардировщики Б-29, «Ланкастер», «Бостон», «Либерейтор» и другие. Но американцы и англичане не теряли времени даром. Маршал Новиков только поставил нам задачу, а англичане уже придумали «противоядие». Они, установив диапазон радиолокатора ФУГ-202 60 сантиметров, стали сбрасывать со своих бомбардировщиков так называемые помехи «Виндоу». Это посеребренные ленточки, которые на экранах ФУГ-202 давали сигналы, подобные отражениям от самолетов-бомбардировщиков, и операторы локаторов ФУГ-202 в этих отражениях «Виндоу» теряли истинные сигналы целей. Металлизированные сигналы «Виндоу» были длиною в половину или четверть волны немецкого радиолокатора, и облако таких помех очень надежно укрывало бомбардировщики.
Но война есть война, и немцы приняли совершенно неожиданное ответное решение. Диапазон радиолокаторов ФУГ-202 они изменили до 2,5 метра, назвав локатор этого нового диапазона ФУГ-220. Для этого диапазона на носу самолета Ме-110 пришлось поставить огромный лес из 8 вибраторов длиной в 2,5 метра, они доставали почти до земли. Для диапазона 2,5 метра полоски «Виндоу» должны были быть длиною около 1,5 метра или 75 сантиметров. Но такие полоски сворачивались в комок и не давали прежнего эффекта. Немцы обманули наших союзников, но не надолго.
Англичане и американцы начали устанавливать на бомбардировщики передатчики помех. Мощные передатчики на волне 2,5 метра забивали шумовыми помехами экраны локаторов, и сигнал цели совершенно терялся в них.
Тогда немцы стали использовать на перехватчиках локаторы разного диапазона — от 2 до 3,5 метра. На каждом перехватчике локатор работал на своей волне, и американцам и англичанам на свои самолеты пришлось бы ставить много передатчиков в соответствии с диапазонами немецких РЛС. Это было практически невозможно.
И все же решение было найдено. На самолеты союзников стали ставить разведывательные приемники и перестраиваемые передатчики в диапазоне немецких РЛС. Казалось бы, этому радиолокационному поединку нет конца.
Немцы предприняли следующий шаг в этой радиолокационной войне, они стали устанавливать на Ме-110 радиолокаторы разных поддиапазонов: не только 2,5 метра, но и 2,2, и 2,6, и 2,8 метра и так далее. На каждом самолете были РЛС своего диапазона. Диапазоны РЛС немецких истребителей предугадать было трудно.
В ответ американцы и англичане поставили на свои бомбардировщики разведывательные приемники, которые показывали, в каком диапазоне работают РЛС атакующих Ме-110, и перестраивали передатчики помех. Они нашли возможность изготавливать перестраиваемые передатчики помех и стали ставить на бомбардировщики один мощный перестраиваемый передатчик. Велась разведка диапазона РЛС атакующего самолета, и на выявленной частоте включался передатчик помех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Журавлев очень внимательно относился к показаниям приборов. Как-то на его вопрос: «Какое давление масла?» — я ответил по-немецки: «Ol Druck fallt!» («Давление масла падает!») Летчик не только отругал меня, но и пожаловался начальнику моего управления генерал-лейтенанту Сергею Алексеевичу Данилину. Тот вызвал меня и строго сказал:
— Запомните, Мацкевич: от показаний давления масла зависит работа моторов в первую очередь, а значит, и жизнь экипажа. Поэтому нельзя свои ответы превращать в шутку.
Позже я даже пожаловался Михаилу Михайловичу Громову, что генерал Данилин обидел меня, обозвав за «Ol Druck» несерьезным человеком. Громов немного утешил меня, сказав, что Данилин — это образец серьезности и деловитости и ему угодить очень трудно.
Михаила Михайловича Громова я всегда вспоминаю с большой теплотой. Впервые я столкнулся с ним в гостинице на Чкаловской, где мы оба жили: на меня надвигался гигант в кожаном черном реглане и огромных белых бурках, красиво отделанных желтой кожей. Величественность этого человека потрясла меня.
Встреч с ним в дальнейшем было много. Ко мне он относился очень хорошо и даже как-то сказал:
— Завидую я тебе, ведь самое замечательное, что может быть в жизни, — создавать, творить!
В летной столовой, где я с первого по пятнадцатое число месяца съедал по две нормы — все равно, мол, разобьюсь, — он как-то подошел к моему столику, положил руку мне на плечо и своим громким голосом сказал:
— Посмотрите на этого несчастного, подошло пятнадцатое число, а он еще жив! А талонов у него больше нет, все съедены. Входя в его ужасное положение, я отдаю ему свои талоны за субботние и воскресные дни. Я в эти дни буду в Москве. И призываю остальных москвичей последовать моему примеру.
— Вот ты, Маршак, — обратился он к сыну поэта Маршака, — наверняка будешь в Москве, и папа тебя там как-нибудь прокормит!
Маршак тут же раскошелился, и передо мной выросла гора талонов.
Во время испытаний и исследований Ме-110 было много интересных встреч. Приезжали и военные, и конструкторы. Мне запомнился приезд председателя Комитета радиолокации СССР адмирала Акселя Ивановича Берга. Это очень сильная личность. Он прибыл в нашу лабораторию с основательной свитой специалистов по радиолокации и министерских работников.
Я показал им радиолокатор. При его включении на трех экранах локатора замелькали тончайшие разноцветные линии развертки. Одна из этих трубок, трубка дальности, была закреплена в металлическом кольце. Почему-то эта трубка была сделана съемной. По краю трубки между стеклом и металлом просматривалась светло-серая склейка, похожая на цементную.
Адмирал, показывая на экраны, спросил у присутствующих:
— Ну, как ваше впечатление?
Один из них, указывая на полоску цементной склейки трубки, заявил:
— Да, видно, дела у немцев идут плохо, посмотрите, как грубо приклеена эта трубка!
Адмирал возмутился:
— Вы увидели только клей на трубке, а не суть ее — ее тончайшую, как паутинка, развертку. Обратите внимание на то, какой тонкий рисунок на всех этих осциллографических трубках! Это результат освоения высочайших технологий изготовления электронных систем. А вы увидели только цемент!
Затем были разговоры на различные темы. Кто-то сказал, что говорят, будто «Мессершмитт-110» — это машина туполевской разработки. На это А. И. Берг ответил:
— Самолет действительно похож на последующие разработки Туполева — ТУ-2, и очень может быть, что чертежи цельнометаллического самолета были перехвачены немцами. Для этого существуют шпионаж, разведка и прочее. Но сам Туполев отдать немцам чертежи не мог. Туполев — умный человек. Мы с ним в НКВД в одной камере сидели.
О Ме-110, его боевом применении можно рассказывать очень много. Все было не так просто. Локатор существовал, истребитель перехватывал бомбардировщики Б-29, «Ланкастер», «Бостон», «Либерейтор» и другие. Но американцы и англичане не теряли времени даром. Маршал Новиков только поставил нам задачу, а англичане уже придумали «противоядие». Они, установив диапазон радиолокатора ФУГ-202 60 сантиметров, стали сбрасывать со своих бомбардировщиков так называемые помехи «Виндоу». Это посеребренные ленточки, которые на экранах ФУГ-202 давали сигналы, подобные отражениям от самолетов-бомбардировщиков, и операторы локаторов ФУГ-202 в этих отражениях «Виндоу» теряли истинные сигналы целей. Металлизированные сигналы «Виндоу» были длиною в половину или четверть волны немецкого радиолокатора, и облако таких помех очень надежно укрывало бомбардировщики.
Но война есть война, и немцы приняли совершенно неожиданное ответное решение. Диапазон радиолокаторов ФУГ-202 они изменили до 2,5 метра, назвав локатор этого нового диапазона ФУГ-220. Для этого диапазона на носу самолета Ме-110 пришлось поставить огромный лес из 8 вибраторов длиной в 2,5 метра, они доставали почти до земли. Для диапазона 2,5 метра полоски «Виндоу» должны были быть длиною около 1,5 метра или 75 сантиметров. Но такие полоски сворачивались в комок и не давали прежнего эффекта. Немцы обманули наших союзников, но не надолго.
Англичане и американцы начали устанавливать на бомбардировщики передатчики помех. Мощные передатчики на волне 2,5 метра забивали шумовыми помехами экраны локаторов, и сигнал цели совершенно терялся в них.
Тогда немцы стали использовать на перехватчиках локаторы разного диапазона — от 2 до 3,5 метра. На каждом перехватчике локатор работал на своей волне, и американцам и англичанам на свои самолеты пришлось бы ставить много передатчиков в соответствии с диапазонами немецких РЛС. Это было практически невозможно.
И все же решение было найдено. На самолеты союзников стали ставить разведывательные приемники и перестраиваемые передатчики в диапазоне немецких РЛС. Казалось бы, этому радиолокационному поединку нет конца.
Немцы предприняли следующий шаг в этой радиолокационной войне, они стали устанавливать на Ме-110 радиолокаторы разных поддиапазонов: не только 2,5 метра, но и 2,2, и 2,6, и 2,8 метра и так далее. На каждом самолете были РЛС своего диапазона. Диапазоны РЛС немецких истребителей предугадать было трудно.
В ответ американцы и англичане поставили на свои бомбардировщики разведывательные приемники, которые показывали, в каком диапазоне работают РЛС атакующих Ме-110, и перестраивали передатчики помех. Они нашли возможность изготавливать перестраиваемые передатчики помех и стали ставить на бомбардировщики один мощный перестраиваемый передатчик. Велась разведка диапазона РЛС атакующего самолета, и на выявленной частоте включался передатчик помех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28