Я видел потрясающую игру Москвина, Тарханова, Хмелева, Ливанова, Яншина, Тарасовой, Андровской, Пашенной. Это были феноменальные артисты, каких сейчас уже нет и не может быть. Общий уровень интеллигентности российского общества после 1938 года понизился катастрофически, причиной тому стали массовые политические репрессии, которым подверглась в первую очередь российская интеллигенция.
В июне 41-го началась война. Выступление Молотова о том, что на нашу Родину вероломно напала гитлеровская Германия, прозвучало в самый разгар экзаменов. Нас сразу же посадили в эшелоны и отвезли под Вязьму рыть укрепления: эскарпы, контрэскарпы, всевозможные противотанковые препятствия.
Однажды ночью нас стали перебрасывать в другую деревню. К тому времени мы страшно изголодались: кормили нас все хуже и хуже. Начальником нашей колонны от партийной организации нашего института и начальником политотдела МЭИ был Багратуни. На наше недовольство по поводу обеспечения продовольствием он отреагировал своеобразно: просто назначил меня начальником снабжения и пообещал выгнать из комсомола, если я не сумею накормить колонну.
И вот на машине мы поехали за продуктами. Объехали несколько складов, заваленных продуктами, но никто нам ничего не дал: «специальные фонды». Кто его знает, война идет, может быть, это для армии. Так мы и уехали оттуда ни с чем. И вдруг на мосту через Днепр нам посоветовали добрые люди:
— Поезжайте в Издешково, на станции стоят эшелоны с продуктами из Орши.
Раздобыть продуктов нам удалось, на вокзале действительно были хлеб и сахар. На обратной дороге я обратил внимание на то, что на обочинах стоят какие-то сооружения, похожие на танки, сделанные из земли или навоза, а между дорогой и лесом располагаются сотни темных фанерных квадратов, напоминающих пушки.
Мы были уже почти на середине пути, когда в небе появились немецкие «юнкерсы», штук двадцать, и стали бомбить дорогу, по которой мы ехали. Бомбы падали совсем рядом. Я крикнул шоферу:
— Останавливай машину, давай спрячемся в канаву, ведь погибнем!
А он вцепился двумя руками в руль и кричит:
— Двенадцать негритят пошли купаться в море, двенадцать негритят резвились на просторе. Один из них утоп…
Потом одиннадцать негритят резвились на просторе, потом их осталось пять. А мы все ехали и ехали, оглохнув от взрывов. И вдруг «юнкерсы» развернулись и ушли. Мы уцелели, только в мешках с сахаром и с хлебом застряло с десяток осколков.
Из леса к нам подъехал мотоциклист:
— Поставьте машину, вас приказано доставить в лес.
Машину мы, конечно, не оставили (не дай Бог ее угонят с продуктами!), но к лесу подъехали. А там сотни танков стоят! Нас подвели к штабу. Из штаба вышел командир танковой бригады:
— Кто шофер?
— Я.
— Ты нам очень помог, парень! Видишь, какая получилась штука, немцы разбомбили навозные кучи и дорогу. Вы создали эффект движения, ребята. Я тебя награждаю за отвагу.
И прикрепил медаль к рубашке шофера. Меня тоже поздравили, хотя было ясно, что я не причастен к этому подвигу.
К себе мы вернулись с целой машиной продуктов. В первый раз за долгое время мы наелись почти досыта. Но ночью Багратуни поднял: мы находились между двумя мостами — автомобильным и железнодорожным, угроза десантов нарастала. Немцы уже сбросили десант под Ельней, буквально в 50 километрах от нас. Багратуни повел нас лесами к Вязьме. Мы несли с собой мешки с сахаром, битком набитые продуктами наволочки от подушек и сумки.
Все, кто остался около мостов, на следующий день попали в окружение, а нас Багратуни вывел к Вязьме. От города остались только трубы, все строения были уничтожены. Каким-то образом Багратуни довез нас до Малоярославца. Нашу роту из 40 человек направили на участок обороны, где были вырыты окопы, рвы, и даже стояли железобетонные колпаки для пулеметных или орудийных точек. Нам дали одну винтовку на всех и по обойме патронов на каждого. Руководил нами какой-то сержант, выписанный после ранения из госпиталя:
— У нас винтовка одна, но патронов по сорок штук у каждого. Будем действовать таким образом: если подходят немцы и начинают обстрел, обороняется и отстреливается Рукосуев с правого фланга с винтовкой. Убивают Рукосуева, он передает винтовку Басистову и так далее и тому подобное. Но, возможно, будет легче. Нам винтовок, может, дадут еще, патронов по сорок штук у всех есть. Так и будем держать оборону.
На следующий день в связи с назначением Жукова командующим обороной Москвы к нам прибыл инспектирующий капитан. Боевой офицер, весь в ремнях и при оружии. Мы построились шеренгой, сержант отрапортовал:
— Держим здесь оборону. У нас по сорок патронов на каждого и одна винтовка на левом фланге.
Капитан пошел вдоль строя, поинтересовался, почему я в лаптях. Я ответил, что ботинок или сапог 46 размера не было, вот и пришлось так выходить из положения. В лаптях оказалось еще трое. Проверяющий прошел на левый фланг, где винтовка. И увидел Яшку Ширмана, маленького, в одежде не по росту, в очках с толстенными стеклами, держащего винтовку обеими руками перед собой. Капитан поинтересовался у него, как заряжать винтовку. Яшка немного замешкался, а потом показал на выходное отверстие ствола:
— Наверное, через это отверстие…
Мы сначала подумали, что это он так пошутил, но, как оказалось, Яшка на самом деле совершенно не представлял, как заряжать винтовку.
Капитан буквально взорвался:
— Это не оборона, это дыра в обороне! Немедленно марш в Москву! Там сейчас идут наборы в военные академии: военно-воздушную, бронетанковую, связи. На фронте нужны специалисты, инженеры. У вас наполовину высшее образование. Вон отсюда к чертовой матери!
Так мы поехали в Москву.
Сначала меня отправили в Крюково — в разведшколу. Туда отбирали тех, кто знал немецкий язык и хотя бы немного был похож на немца. В разведшколе курсанты ходили только в немецкой форме, разговоры разрешались только на немецком языке.
Но начальник группы, в которую я попал, меня пожалел. Когда я рассказал ему, что я — изобретатель, сделал робота и так далее, он покачал головой:
— В Москве сейчас идет набор в военные академии, отправлю-ка я тебя туда. Тут тебе не место.
И через неделю я оказался в столице, где сначала поступил в Академию связи. Потом был объявлен набор в Военно-воздушную академию (ВВА), и я перешел в нее.
Академия находилась в эвакуации в Йошкар-Оле. Когда мы прибыли туда, первым делом нас отвели в огромную столовую и как следует накормили. Там на столы поставили большие кастрюли с рисовой кашей. Я никогда не забуду этот белый рис и ярко-желтое масло на нем.
Начальниками курсов были бывшие преподаватели Гражданского воздушного флота, какие-то совершенно не военные. Командир моего отделения Васильев меня не любил. Ему было около сорока (не понятно, как он вообще попал в академию), и мы, пацаны, его просто раздражали. А на занятиях по немецкому языку произошел смешной случай, после которого я попал в его кровные враги. Я тогда сидел на первой парте, прямо перед молоденькой и очень симпатичной учительницей немецкого языка, когда она вызвала Васильева и попросила прочитать стихи Гете. Читал он по складам, выдавливая из себя каждое слово, с ужасным произношением. Учительница вдруг заметила, как я улыбаюсь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
В июне 41-го началась война. Выступление Молотова о том, что на нашу Родину вероломно напала гитлеровская Германия, прозвучало в самый разгар экзаменов. Нас сразу же посадили в эшелоны и отвезли под Вязьму рыть укрепления: эскарпы, контрэскарпы, всевозможные противотанковые препятствия.
Однажды ночью нас стали перебрасывать в другую деревню. К тому времени мы страшно изголодались: кормили нас все хуже и хуже. Начальником нашей колонны от партийной организации нашего института и начальником политотдела МЭИ был Багратуни. На наше недовольство по поводу обеспечения продовольствием он отреагировал своеобразно: просто назначил меня начальником снабжения и пообещал выгнать из комсомола, если я не сумею накормить колонну.
И вот на машине мы поехали за продуктами. Объехали несколько складов, заваленных продуктами, но никто нам ничего не дал: «специальные фонды». Кто его знает, война идет, может быть, это для армии. Так мы и уехали оттуда ни с чем. И вдруг на мосту через Днепр нам посоветовали добрые люди:
— Поезжайте в Издешково, на станции стоят эшелоны с продуктами из Орши.
Раздобыть продуктов нам удалось, на вокзале действительно были хлеб и сахар. На обратной дороге я обратил внимание на то, что на обочинах стоят какие-то сооружения, похожие на танки, сделанные из земли или навоза, а между дорогой и лесом располагаются сотни темных фанерных квадратов, напоминающих пушки.
Мы были уже почти на середине пути, когда в небе появились немецкие «юнкерсы», штук двадцать, и стали бомбить дорогу, по которой мы ехали. Бомбы падали совсем рядом. Я крикнул шоферу:
— Останавливай машину, давай спрячемся в канаву, ведь погибнем!
А он вцепился двумя руками в руль и кричит:
— Двенадцать негритят пошли купаться в море, двенадцать негритят резвились на просторе. Один из них утоп…
Потом одиннадцать негритят резвились на просторе, потом их осталось пять. А мы все ехали и ехали, оглохнув от взрывов. И вдруг «юнкерсы» развернулись и ушли. Мы уцелели, только в мешках с сахаром и с хлебом застряло с десяток осколков.
Из леса к нам подъехал мотоциклист:
— Поставьте машину, вас приказано доставить в лес.
Машину мы, конечно, не оставили (не дай Бог ее угонят с продуктами!), но к лесу подъехали. А там сотни танков стоят! Нас подвели к штабу. Из штаба вышел командир танковой бригады:
— Кто шофер?
— Я.
— Ты нам очень помог, парень! Видишь, какая получилась штука, немцы разбомбили навозные кучи и дорогу. Вы создали эффект движения, ребята. Я тебя награждаю за отвагу.
И прикрепил медаль к рубашке шофера. Меня тоже поздравили, хотя было ясно, что я не причастен к этому подвигу.
К себе мы вернулись с целой машиной продуктов. В первый раз за долгое время мы наелись почти досыта. Но ночью Багратуни поднял: мы находились между двумя мостами — автомобильным и железнодорожным, угроза десантов нарастала. Немцы уже сбросили десант под Ельней, буквально в 50 километрах от нас. Багратуни повел нас лесами к Вязьме. Мы несли с собой мешки с сахаром, битком набитые продуктами наволочки от подушек и сумки.
Все, кто остался около мостов, на следующий день попали в окружение, а нас Багратуни вывел к Вязьме. От города остались только трубы, все строения были уничтожены. Каким-то образом Багратуни довез нас до Малоярославца. Нашу роту из 40 человек направили на участок обороны, где были вырыты окопы, рвы, и даже стояли железобетонные колпаки для пулеметных или орудийных точек. Нам дали одну винтовку на всех и по обойме патронов на каждого. Руководил нами какой-то сержант, выписанный после ранения из госпиталя:
— У нас винтовка одна, но патронов по сорок штук у каждого. Будем действовать таким образом: если подходят немцы и начинают обстрел, обороняется и отстреливается Рукосуев с правого фланга с винтовкой. Убивают Рукосуева, он передает винтовку Басистову и так далее и тому подобное. Но, возможно, будет легче. Нам винтовок, может, дадут еще, патронов по сорок штук у всех есть. Так и будем держать оборону.
На следующий день в связи с назначением Жукова командующим обороной Москвы к нам прибыл инспектирующий капитан. Боевой офицер, весь в ремнях и при оружии. Мы построились шеренгой, сержант отрапортовал:
— Держим здесь оборону. У нас по сорок патронов на каждого и одна винтовка на левом фланге.
Капитан пошел вдоль строя, поинтересовался, почему я в лаптях. Я ответил, что ботинок или сапог 46 размера не было, вот и пришлось так выходить из положения. В лаптях оказалось еще трое. Проверяющий прошел на левый фланг, где винтовка. И увидел Яшку Ширмана, маленького, в одежде не по росту, в очках с толстенными стеклами, держащего винтовку обеими руками перед собой. Капитан поинтересовался у него, как заряжать винтовку. Яшка немного замешкался, а потом показал на выходное отверстие ствола:
— Наверное, через это отверстие…
Мы сначала подумали, что это он так пошутил, но, как оказалось, Яшка на самом деле совершенно не представлял, как заряжать винтовку.
Капитан буквально взорвался:
— Это не оборона, это дыра в обороне! Немедленно марш в Москву! Там сейчас идут наборы в военные академии: военно-воздушную, бронетанковую, связи. На фронте нужны специалисты, инженеры. У вас наполовину высшее образование. Вон отсюда к чертовой матери!
Так мы поехали в Москву.
Сначала меня отправили в Крюково — в разведшколу. Туда отбирали тех, кто знал немецкий язык и хотя бы немного был похож на немца. В разведшколе курсанты ходили только в немецкой форме, разговоры разрешались только на немецком языке.
Но начальник группы, в которую я попал, меня пожалел. Когда я рассказал ему, что я — изобретатель, сделал робота и так далее, он покачал головой:
— В Москве сейчас идет набор в военные академии, отправлю-ка я тебя туда. Тут тебе не место.
И через неделю я оказался в столице, где сначала поступил в Академию связи. Потом был объявлен набор в Военно-воздушную академию (ВВА), и я перешел в нее.
Академия находилась в эвакуации в Йошкар-Оле. Когда мы прибыли туда, первым делом нас отвели в огромную столовую и как следует накормили. Там на столы поставили большие кастрюли с рисовой кашей. Я никогда не забуду этот белый рис и ярко-желтое масло на нем.
Начальниками курсов были бывшие преподаватели Гражданского воздушного флота, какие-то совершенно не военные. Командир моего отделения Васильев меня не любил. Ему было около сорока (не понятно, как он вообще попал в академию), и мы, пацаны, его просто раздражали. А на занятиях по немецкому языку произошел смешной случай, после которого я попал в его кровные враги. Я тогда сидел на первой парте, прямо перед молоденькой и очень симпатичной учительницей немецкого языка, когда она вызвала Васильева и попросила прочитать стихи Гете. Читал он по складам, выдавливая из себя каждое слово, с ужасным произношением. Учительница вдруг заметила, как я улыбаюсь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28