Мы на фронте получали много денег, но в Андуне их девать было некуда. Когда командировка кончилась, около 10 дней мы оставались в Пекине и тратили деньги. Мы были в гражданских костюмах, но на поясах у всех висели пистолеты. Как-то поздним вечером мы шли по Ван-Фу-Дзин — главной улице Пекина и увидели магазин индийских шелков. Вошли и видим: на прилавках разложено огромное количество различного материала и никого нет, ни покупателей, ни продавца. На мой крик: «Где тут индейцы?» — из-под прилавка выбрался… одесский еврей:
— Во-первых, не индейцы, а индусы. А во-вторых, не собираетесь ли вы стрелять?
Мы его заверили, что стрелять не будем. Тут и началась торговля.
В самом начале командировки у меня была возможность убедиться в исключительной честности и обязательности китайцев. Когда мы только прибыли в Пекин, многие частные лавочки стали закрываться, их постепенно вытесняли государственные магазины. Гуляя по городу, мы увидели огромную витрину с красивыми фарфоровыми вазами и зашли в магазин. Навстречу вышел хозяин — старый китаец, с бородкой, в халате, как с картины о Древнем Китае. Он поклонился и сказал, что почти все уже распродано, но, если мы хотим, он покажет то, что еще осталось. Я увидел вазу необычайной красоты. Сероватая, с небольшими трещинками, она была высотой всего сантиметров 30. На ней красовался яркий синий дракон.
Хозяин снял ее с полки:
— Что, нравится? Тогда берите ее!
А у нас тогда не было денег — нам выдали совсем немного, только на сигареты. Я честно об этом и сказал.
Китаец улыбнулся:
— Если она вам так понравилась, я поставлю ее сюда. Она будет стоять на полочке до тех пор, пока у вас не появятся юани и вы за ней не придете. Никому я ее не отдам! Она будет ждать только вас!
Мы улетели в Андунь. Прошло более полугода, прежде чем я вновь оказался на той пекинской улице. Тот самый старый китаец в халате протянул ко мне руки:
— Здравствуйте, здравствуйте! Пожалуйста, пожалуйста, заходите!
В витринах уже не было больших ваз, магазин просто зиял пустотой — ничего, кроме небольшого лоточка с сигаретами. И та самая вазочка с синим драконом на полке. Я растерянно посмотрел на хозяина. Тот кивнул:
— Пожалуйста, я сохранил вашу вазу. Все остальное уже распродано.
Вспоминается еще один случай в Андуне. Как-то поздно вечером возвращались к себе. Около входа, как всегда, дежурил часовой Лю, но почему-то его автомат стоял у стены, а сам он непрерывно сморкался в огромный носовой платок.
— Лю, ты не заболел?
— Нет, нет, я совсем здоров. Мао Цзэдун сказал, что сморкаться пальцами плохо, нужно сморкаться в платок. Нам выдали платки, и вот я сморкаюсь так, как говорил Мао!
Все эти забавные происшествия не идут ни в какое сравнение с тем, которое получило название «Песня о Сталине».
Как-то я отправился на трофейную базу в Корее — там могли быть замечательные спасательные рации летчиков и чудесные кольт-браунинги в деревянных кобурах — оружие американского командования.
Мы выехали 3 октября на ГАЗ-51. Это был день третьей годовщины Китайской республики, и американские бомбардировщики свирепствовали над дорогами. На трофейную базу мы прибыли уже поздно вечером, в темноте нас уложили спать в палатке. Утром я проснулся оттого, что кто-то толкал мои ноги. Оказалось, что около моей палатки собралась целая толпа корейцев: увидев, что из палатки торчат ноги в меховых ботинках 46 размера, они стали примерять свои ступни к моим подошвам.
Нас пригласили на обед — чиоран по случаю третьей годовщины Китайской республики. На огромном праздничном столе было много различных китайских и корейских блюд. К нам подошел переводчик и сказал, что не все блюда могут нам понравиться. Но есть свинина, из которой можно приготовить то, что мы захотим. Я ответил, пусть делают что-нибудь среднее, лишь бы было мясо и сало. Переводчик, видимо, не совсем меня понял, поскольку нам принесли огромный таз жареных ломтиков сала в сухарях. Это, конечно, было мало съедобно.
Начали разливать водку: всем в кружки по 2—3 глотка, а нам почему-то помногу. Мне налили полную эмалированную кружку, объемом не менее полулитра. Помню, внутри она была белой, а снаружи голубой. Я сроду никогда не пил много и не думал, что человек может выпить столько. Отказаться было невозможно, я выпил эту кружку до дна и, конечно, сильно опьянел.
Вокруг началась пальба — стреляли в честь годовщины республики и пытались попасть в мишени — железные банки, поставленные на развалинах фанз. Оказалось, что мой однополчанин Юра не может попасть в банку.
— Вадим Викторович, пожалуйста, выручайте!
А как выручать? Я и трезвый-то не попаду, а уж после выпитого и подавно. Но уговорили: я прицелился, выстрелил, и банка со стены свалилась. Как я в нее попал — до сих пор не понимаю. Вокруг раздались аплодисменты, выкрики: «Сталин — Мао Цзэдун — хо!» Но больше стрелять я не стал.
Нас пригласили в длинный сарай с земляной сценой — на праздничный концерт и на маленькие скамеечки посадили у самой сцены. Народу в сарай набилась уйма.
В каждом номере концерта рабочий и крестьянин под грохот барабанов избивали буржуя, который катался по сцене от одного к другому и обратно. Были отдельные сольные номера, а хор учеников школы спел «Расцветали яблони и груши» и еще несколько русских песен.
Концерт был довольно длинным, а когда он закончился, ко мне подошел переводчик:
— Мы все знаем, что самые лучшие песни и танцы — русские, и все русские очень хорошо поют и танцуют. Мы вас очень просим спеть и станцевать.
А я, совершенно пьяный, не был даже уверен, что сумею подняться со скамьи. Но я сообразил, что Юра — моряк.
— Теперь ты выручай — спляши «Яблочко»!
— Да ну что вы, я танцевать совсем не умею.
Пришлось через переводчика объявить публике, что танцевать мы не умеем, а спеть не можем потому, что не помним слов песен. В ответ раздался ужасный рев. Переводчик улыбнулся:
— Они говорят, что песню о Сталине вы, конечно, помните. Это был удар под дых! Попробуй сказать, что песню о Сталине ты не помнишь!
Юра всполошился:
— Вы ведь хорошо копировали Утесова, спойте им что-нибудь под Утесова!
Делать нечего, я полез на сцену. Юра для страховки держал меня за ноги. Оглядев зал, я начал:
На Дальнем Востоке акула
Охотой была занята.
Злодейка акула дерзнула
Напасть на соседа-кита!
А-а, а-а,
Напасть на соседа-кита!
Ревел я что было мочи:
Но слопать кита, как селедку,
Акула не в силах была,
Не лезет в акулью он глотку,
Для этого глотка мала!
А-а, а-а,
Для этого глотка мала!
Словом, орал я как оглашенный, а зал повторял за мной последние строчки. В Большом театре такого не услышишь!
Со сцены меня не отпустили и попросили спеть еще. Я разошелся и пел все, что помнил, почти полчаса.
Перед отъездом мне вручили два комплекта американских портативных раций и замечательный кольт-браунинг в деревянной кобуре и с ремнем.
— Это из неприкосновенного запаса нашей базы. Только для вас — за песню о Сталине.
Глава 12.
Подарок Мао Цзэдуна
На юге Кореи был сбит американский бомбардировщик. Экипаж самолета спасся на парашютах и попал в плен. А самолет упал на лес и разрушился, но оборудование на нем сохранилось.
К месту падения Б-29 выехали заместитель командира советского авиакорпуса и заместитель командующего истребительной авиацией Китая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28