Вот мнение Гудзя об этих показаниях, высказанное после ознакомления с протоколом допроса Шебеко: «На личные встречи с „Кротовым“ я пошел уже после того, как были тщательно проанализированы все материалы, переданные им нам за полгода. Встречи были контрольными: чтобы получить личное впечатление о „Кротове“. Вся эта работа по проверке его надежности как агента велась мною в плане задания начальника ИНО Артузова. Припоминаю, что на эту тему (по поводу вербовки Шебеко) я проводил беседу с „Кротовым“, делая такие предложения с тем, чтобы проверить реакцию с его стороны. Реакция „Кротова“ показала, что он не был двойником».
Конечно, нельзя утверждать, что материалы «Кротова» были идеальными и всеобъемлющими. Что-то в них было неполным, каких-то элементов не хватало. Это естественно – каждый агент достает то, что может достать. И не его вина, если чего-то достать не удается. Так было и с «Кротовым» – он давал то, до чего мог добраться, и не более того. Надо иметь в виду и то, что он не был штабным офицером и в документах мобилизационного характера совсем не разбирался. Поэтому неудивительно, что он при фотографировании мог не обратить внимания на некоторые документы и тот же мобилизационный план 1939 года сфотографировать не полностью и без некоторых сопроводительных таблиц. Но материал он давал подлинный, и при всех его недостатках, ни о какой «дезе» стратегического характера не могло быть и речи.
Это подтверждалось и теми экспертизами материалов, которые проводило 5-е (бывшее Разведывательное) Управление РККА в августе 1939 года. В Заключении к присланным материалам из 5-го отдела ГУГБ (бывший ИНО) по мобилизации японской армии на 1939 год и приказам о перемещениях и назначениях отмечалось (дается в сокращении):
«Сопоставив указанные материалы с имеющимися документальными данными 5-го Управления РККА (приказы военного министра о назначении офицерского состава японской армии) можно сделать следующее заключение:
1. Мобплан за 1939 год правильно отображает существование 17 кадровых дивизий и 13 пехотных дивизий второй очереди…
2. Существующие авиационные части и соединения в мобилизационном плане действительно отражены. Не указаны авиационные соединения, дислоцированные в Маньчжурии. В плане они отсутствуют. Есть основание предполагать, что эти авиачасти существуют и развертываются в соответствии с таблицей № 2…
4. Данные об артиллерии РГК и кавалерийских частях совпадают с ранее имевшимися данными…
Выводы:
2. Отсутствие таблицы № 2 не позволяет сделать правильное заключение о правдивости материала. Есть основание полагать, что наличие таблицы № 2 внесло бы ясность для окончательного заключения о реальности и правдивости данного плана.
3. Считать необходимым материал как отражающий ряд действительных положений по организации и отмобилизованию всей японской армии, передать в 5-е Управление РККА для тщательного изучения и сравнения с другими документальными материалами.
Приказы о перемещениях и назначениях офицеров японской армии при проверке по отдельным назначениям соответствуют действительности.
Считаем, что данные материалы необходимо передать в Оперативное управление Генерального штаба».
Материалы, присланные из ИНО, были рассмотрены специальной комиссией. Заключение подписали: председатель комиссии комбриг Иванов и члены комиссии полковник Шевченко и майор Иванов. Общий вывод: материал неполный, таблицы № 2 (основное приложение к мобплану) нет. Но эти документы – не дезинформация. И этот вывод чувствовался, несмотря на некоторые осторожные и обтекаемые формулировки заключения. Устраивала ли такая оценка следователей НКВД? Очевидно, нет. Следствие в августе еще продолжалось, и обвинения, выдвинутые против арестованных, хотели подкрепить солидными документами, чтобы они не выглядели голословными. По мнению следователей – если резидент (в данном случае Шебеко) агент японской разведки, а его источники – японская подставка, то все документы, полученные от него, могут быть только дезинформационными. Не имея в руках всех документов этого следственного дела, автор затрудняется высказывать окончательные выводы. Но все документы, полученные от «Кротова», были включены в сборники документов ИНО и отправлены в 5-е Управление на экспертизу. Может быть, к октябрю 1939-го уже вступила в силу договоренность между НКВД и военным ведомством об оценке военных материалов, получаемых ИНО. Второе заключение по японским документам, данное аналитиками военной разведки в октябре, было более категоричным и отметало все утверждения следователей о дезинформации:
«1. Данные японских документов в сборнике № 14 при сопоставлении с документальными данными, имеющимися в 5-м Управлении, показывают, что данный материал не содержит в себе указаний дезинформационного порядка.
2. По документу № 6, который является приказом о мобилизации японской армии на 1938 год – ввиду отсутствия аналогичных материалов в 5-м Управлении трудно установить его действительность. При ознакомлении с указанным материалом не обнаружено фактов, говорящих о дезинформационном характере настоящих материалов.
3. Данные, указанные в сборнике японских документов № 8, не вызывают сомнения в их достоверности. Материал подтверждается рядом аналогичных документов, находящихся в 5-м Управлении РККА. Документы, изложенные в сборниках материалов №№ 8, 6 и 14, подлежат срочной передаче для детального изучения в 5-е Управление РККА.
Это заключение также подписано комбригом Ивановым и майором Шевченко. Эти экспертизы показывают, что оценка источника «Кротов», данная резидентом Гинце (Гудзь) еще в 1935 году, была правильной и подтвердилась через четыре года его работы. А рекомендация Артузова не исключать попыток к проникновению в жандармские и полицейские органы оправдалась.
Вот так работал основной источник Токийской резидентуры «Кротов», «Кот», «Костя», он же «Красавец». Случай был уникальный для 1930-х годов. Десять лет успешной работы, ценнейшая информация, которую анализировали и изучали и в Разведупре, и в Оперативном управлении Генштаба. И ни одного сбоя в контактах, передаче и возвращении материала. Но весной 1939-го, когда токийский резидент ИНО был отозван – все рухнуло. Ценнейший источник, объявленный в Москве провокатором, японской подставкой и дезинформатором, стал сразу же никому не нужен, и связь с ним прекратили. Ни один резидент, появившийся в Токио после Шебеко, не стал бы рисковать головой и пытаться восстановить с ним прерванные контакты. Именно в этом была причина ухода «Кротова» в небытие, а не мифическая активность японской контрразведки, как об этом пишут в официальной истории Службы внешней разведки (том второй, очерк «Военные планы Японии»). Аргументация автора очерка не выдерживает критики. Ничего непонятного в работе с «Кротовым» не было. И условия работы могли измениться, и режим секретности в преддверии надвигавшейся большой войны вполне могли ужесточить. А требование «Кротова» об увеличении суммы вознаграждения были вполне естественными и справедливыми. Он все годы сотрудничал, выражаясь официальным языком, «на материальной основе». И если до 1937 года его информация не была очень ценной, то он и получал соответственно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161