Ничего не было сказано об ее отношениях с Фриде-риком, никто, кроме Яся и Тита, который был в эти дни с отрядом в предместье Варшавы, не знал про колечко с бирюзой, но все приняли Констанцию как родную. Пан Миколай придвинул скамеечку для ног, пани Юстына принесла теплый плед, так как гостья была легко одета, а Живный, как старый знакомый, подсел к ней и постарался развеселить шутками.
С тех пор она еще два раза была у Шопенов. Вместе с Людвикой и Изабеллой она вязала теплые перчатки для бойцов, но почти все время молчала. В один из этих дней пришло письмо от Фридерика, пани Юстына прочитала его вслух. Констанция перестала вязать и внимательно слушала. Изабелла украдкой поглядывала на нее. Она, как и Людвика, уже догадалась, что. не Мориолка была причиной восторгов и беспокойств Фридерика, но ее огорчала молчаливость и неприступность красавицы и было обидно за брата. Она даже поспорила на днях с Людвикой, которая оправдывала Констанцию: сдержанность, мол, признак благородства.
– Да, – сказал пан Миколай, со вздохом отложив письмо сына, – как человек беспомощен и слаб перед лицом истории! Такие события! Я счастлив, что наш сын далеко. Каким вниманием его окружали совсем недавно! А теперь – что ждет его, если бы он вернулся? Ужасное положение артиста, не признанного в собственном отечестве!
Взглянув на Констанцию, пани Юстына положила конец разговору, сказав, что ничего нельзя знать о будущем. И все замолчали.
Ян Матушиньский поведал родителям Шопена, – разумеется, в отсутствие Констанции, – что бедняжке плохо живётся. Возможно, что панне Косе скоро придется выехать в Радому и на время оставить театр. – Но ведь она может жить у нас! – вырвалось у Изабеллы.
Ясь ничего не сказал на это, и всем стало неловко.
Действительно, Констанция скоро уехала и больше не давала о себе знать. Весной в Варшаве возобновилась всеобщая тревога, утихнувшая было после сообщения об отступлении царских войск. Но они опять стали приближаться. У хлебных лавок с самого утра собирались женщины, снег не вывозился за город, стояла непролазная грязь, и в потеплевшем воздухе носился запах тления. В конце апреля в госпиталь к Ясю стали привозить больных с явными п знаками холеры. В мае удалось с большим трудом подавить эти вспышку. Но появилась новая страшная болезнь, похожая на инфлюэнцу, но не в пример пагубнее ее. Она длилась всего несколько дней и убивала без промаха, особенно молодежь. Говорили – и Ян очень скоро убедился в этом, – что новая болезнь беспощадна к молодым женщинам, ожидающим ребенка. Смерть юной Каролины Бржеоской, родственницы Шопенов, всего год тому назад вышедшей замуж, произвела ужасное впечатление в городе. Все, кто мог, спешили уехать в деревню, где, по слухам, губительная горячка не так свирепствовала. Но в деревнях тоже было неспокойно: бунтовали крестьяне. Богатым или даже просто городским жителям лучше было не являться там.
Бывая ежедневно в городе и сталкиваясь с самыми разнообразными людьми, Ян Матушиньский слышал и такие голоса, что, дескать, при русском царе мы были хоть сыты и не дрожали за жизнь детей, а теперь не знаешь, от кого примешь смерть.
Но дух народа не был сломлен, и еще два месяца патриоты храбро сражались, хотя было ясно, что только чудо может спасти Польшу.
Ян уже понимал, что шляхта готова изменить и не сегодня-завтра пойдет на сговор с царем. И если Варшава еще держалась, то лишь стойкостью народа. Видя, как проходят по улицам национальные войска с развевающимися знаменами, слыша, как они поют «Литвинку», «Варшавянку» и «Военную мазурку», Ян начинал верить в несбыточное. Эту веру поддерживало воспоминание о зрелище, которое поразило его еще зимой, в январе. То было удивительное шествие. Медленно и торжественно продвигаясь к центру города, довольно большая группа молодежи несла на скрещенных карабинах пустой гроб. Университетское знамя, овитое траурным крепом, осеняло гроб, а на щитах, которые несли студенты, можно было прочитать начертанные имена: «Рылеев», «Бестужев», «Каховский» – имена всех пяти казненных декабристов. «За нашу и за вашу свободу!» – прочитал Ясь на одном из щитов. – Эти русские – наши братья! – провозгласил Виктор Шокальский, товарищ Яся по университету. Его поддержал громкий хор голосов.
И Тит Войцеховский был тут же, с перевязанной рукой. Он уже оправился от своей контузии, полученной в предместье Варшавы, где шел ожесточенный бой. И теперь он шагал в строю вместе с товарищами и пел:
Вместе с вами, защитники братства,
Мы идем в наш великий поход!
…Ян, как полковой врач, был занят дни и ночи. К нему привозили не только раненых воинов, но и заболевших горожан, которых во время эпидемии становилось все больше и больше. Исключительные способности Матушиньского и горячая, самозабвенная любовь к делу помогли ему распознать немало загадочных случаев и ускорить выздоровление людей, почти безнадежных. Ян еще не окончил университет и работал теперь ассистентом хирурга только потому, что война требовала врачей. Но именно война и чрезмерное количество пациентов сделали Яся самостоятельным. Его проворные, точные руки справлялись с операциями, слишком срочными, чтобы можно было дожидаться диагноза и распоряжения профессора. Приходилось браться за дело на свой страх и риск… В самом госпитале из-за выбитых во время канонады стекол два дня стояла стужа, не только вода, но и спирт замерзал, а под рукой не всегда были необходимые лекарства. Можно понять, чего стоила Ясю каждая схватка со смертью. Впрочем, он уже привык к этому.
Но здоровье у Яна было не крепкое. Во время дежурства однажды ночью у него пошла горлом кровь. Он так ослабел после этого, что вынужден был сам превратиться в пациента.
Когда он вновь вышел на улицу, весна была уже в полном разгаре. Неожиданная, ранящая своим блеском, военная, гибельная весна. На Маршалковской он лицом к лицу столкнулся с Констанцией Гладковской.
– Вы здесь, не в Радоме? – растерянно спросил он.
– Я давно приехала, – ответила она.
– И ни разу не заглянули… к панне Людвике? Она даже не знает, что вы вернулись!
Они пошли по мосту. Было около шести часов. Предзакатное солнце придавало городу почти фантастическую красоту.
– Я, вероятно, не буду больше ходить… туда, – начала Констанция. – Не говорите, я знаю, что это нехорошо с моей стороны. Но скажите, пан Ясь, как вы думаете: он вернется?
– Во всяком случае, не скоро!
– Я его семь месяцев не видала. Сколько это может еще продлиться?
– Если события повернутся в нашу пользу…
– А если нет? Есть ли надежда, что мы увидимся в этом году?
– Нет, панна Кося! Она пошла медленнее.
– Пан Ясь, я хочу, чтобы вы меня поняли. Чтобы вы судили…
– Какое же право я имею судить?
– Имеете, как его друг и мой. Слушайте. В Радоме меня хотели выдать за одного… помещика. Раньше он скрывался, а теперь говорит: – Скоро вернется прежнее, так я им всем покажу! – И лицо такое зверское… Страшный человек!
– Кто же может вас заставить?
– Никто. Но вы не знаете мою мать. Она не похожа на пани Юстыну… Она настаивала. И мне пришлось уехать оттуда!
Констанция умолкла. Ян с участием приготовился слушать дальше.
– Домой я больше не вернусь. Но тогда скажите: куда мне деваться? Я узнала, что театр на время закрывается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
С тех пор она еще два раза была у Шопенов. Вместе с Людвикой и Изабеллой она вязала теплые перчатки для бойцов, но почти все время молчала. В один из этих дней пришло письмо от Фридерика, пани Юстына прочитала его вслух. Констанция перестала вязать и внимательно слушала. Изабелла украдкой поглядывала на нее. Она, как и Людвика, уже догадалась, что. не Мориолка была причиной восторгов и беспокойств Фридерика, но ее огорчала молчаливость и неприступность красавицы и было обидно за брата. Она даже поспорила на днях с Людвикой, которая оправдывала Констанцию: сдержанность, мол, признак благородства.
– Да, – сказал пан Миколай, со вздохом отложив письмо сына, – как человек беспомощен и слаб перед лицом истории! Такие события! Я счастлив, что наш сын далеко. Каким вниманием его окружали совсем недавно! А теперь – что ждет его, если бы он вернулся? Ужасное положение артиста, не признанного в собственном отечестве!
Взглянув на Констанцию, пани Юстына положила конец разговору, сказав, что ничего нельзя знать о будущем. И все замолчали.
Ян Матушиньский поведал родителям Шопена, – разумеется, в отсутствие Констанции, – что бедняжке плохо живётся. Возможно, что панне Косе скоро придется выехать в Радому и на время оставить театр. – Но ведь она может жить у нас! – вырвалось у Изабеллы.
Ясь ничего не сказал на это, и всем стало неловко.
Действительно, Констанция скоро уехала и больше не давала о себе знать. Весной в Варшаве возобновилась всеобщая тревога, утихнувшая было после сообщения об отступлении царских войск. Но они опять стали приближаться. У хлебных лавок с самого утра собирались женщины, снег не вывозился за город, стояла непролазная грязь, и в потеплевшем воздухе носился запах тления. В конце апреля в госпиталь к Ясю стали привозить больных с явными п знаками холеры. В мае удалось с большим трудом подавить эти вспышку. Но появилась новая страшная болезнь, похожая на инфлюэнцу, но не в пример пагубнее ее. Она длилась всего несколько дней и убивала без промаха, особенно молодежь. Говорили – и Ян очень скоро убедился в этом, – что новая болезнь беспощадна к молодым женщинам, ожидающим ребенка. Смерть юной Каролины Бржеоской, родственницы Шопенов, всего год тому назад вышедшей замуж, произвела ужасное впечатление в городе. Все, кто мог, спешили уехать в деревню, где, по слухам, губительная горячка не так свирепствовала. Но в деревнях тоже было неспокойно: бунтовали крестьяне. Богатым или даже просто городским жителям лучше было не являться там.
Бывая ежедневно в городе и сталкиваясь с самыми разнообразными людьми, Ян Матушиньский слышал и такие голоса, что, дескать, при русском царе мы были хоть сыты и не дрожали за жизнь детей, а теперь не знаешь, от кого примешь смерть.
Но дух народа не был сломлен, и еще два месяца патриоты храбро сражались, хотя было ясно, что только чудо может спасти Польшу.
Ян уже понимал, что шляхта готова изменить и не сегодня-завтра пойдет на сговор с царем. И если Варшава еще держалась, то лишь стойкостью народа. Видя, как проходят по улицам национальные войска с развевающимися знаменами, слыша, как они поют «Литвинку», «Варшавянку» и «Военную мазурку», Ян начинал верить в несбыточное. Эту веру поддерживало воспоминание о зрелище, которое поразило его еще зимой, в январе. То было удивительное шествие. Медленно и торжественно продвигаясь к центру города, довольно большая группа молодежи несла на скрещенных карабинах пустой гроб. Университетское знамя, овитое траурным крепом, осеняло гроб, а на щитах, которые несли студенты, можно было прочитать начертанные имена: «Рылеев», «Бестужев», «Каховский» – имена всех пяти казненных декабристов. «За нашу и за вашу свободу!» – прочитал Ясь на одном из щитов. – Эти русские – наши братья! – провозгласил Виктор Шокальский, товарищ Яся по университету. Его поддержал громкий хор голосов.
И Тит Войцеховский был тут же, с перевязанной рукой. Он уже оправился от своей контузии, полученной в предместье Варшавы, где шел ожесточенный бой. И теперь он шагал в строю вместе с товарищами и пел:
Вместе с вами, защитники братства,
Мы идем в наш великий поход!
…Ян, как полковой врач, был занят дни и ночи. К нему привозили не только раненых воинов, но и заболевших горожан, которых во время эпидемии становилось все больше и больше. Исключительные способности Матушиньского и горячая, самозабвенная любовь к делу помогли ему распознать немало загадочных случаев и ускорить выздоровление людей, почти безнадежных. Ян еще не окончил университет и работал теперь ассистентом хирурга только потому, что война требовала врачей. Но именно война и чрезмерное количество пациентов сделали Яся самостоятельным. Его проворные, точные руки справлялись с операциями, слишком срочными, чтобы можно было дожидаться диагноза и распоряжения профессора. Приходилось браться за дело на свой страх и риск… В самом госпитале из-за выбитых во время канонады стекол два дня стояла стужа, не только вода, но и спирт замерзал, а под рукой не всегда были необходимые лекарства. Можно понять, чего стоила Ясю каждая схватка со смертью. Впрочем, он уже привык к этому.
Но здоровье у Яна было не крепкое. Во время дежурства однажды ночью у него пошла горлом кровь. Он так ослабел после этого, что вынужден был сам превратиться в пациента.
Когда он вновь вышел на улицу, весна была уже в полном разгаре. Неожиданная, ранящая своим блеском, военная, гибельная весна. На Маршалковской он лицом к лицу столкнулся с Констанцией Гладковской.
– Вы здесь, не в Радоме? – растерянно спросил он.
– Я давно приехала, – ответила она.
– И ни разу не заглянули… к панне Людвике? Она даже не знает, что вы вернулись!
Они пошли по мосту. Было около шести часов. Предзакатное солнце придавало городу почти фантастическую красоту.
– Я, вероятно, не буду больше ходить… туда, – начала Констанция. – Не говорите, я знаю, что это нехорошо с моей стороны. Но скажите, пан Ясь, как вы думаете: он вернется?
– Во всяком случае, не скоро!
– Я его семь месяцев не видала. Сколько это может еще продлиться?
– Если события повернутся в нашу пользу…
– А если нет? Есть ли надежда, что мы увидимся в этом году?
– Нет, панна Кося! Она пошла медленнее.
– Пан Ясь, я хочу, чтобы вы меня поняли. Чтобы вы судили…
– Какое же право я имею судить?
– Имеете, как его друг и мой. Слушайте. В Радоме меня хотели выдать за одного… помещика. Раньше он скрывался, а теперь говорит: – Скоро вернется прежнее, так я им всем покажу! – И лицо такое зверское… Страшный человек!
– Кто же может вас заставить?
– Никто. Но вы не знаете мою мать. Она не похожа на пани Юстыну… Она настаивала. И мне пришлось уехать оттуда!
Констанция умолкла. Ян с участием приготовился слушать дальше.
– Домой я больше не вернусь. Но тогда скажите: куда мне деваться? Я узнала, что театр на время закрывается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140