То-то посмеются теперь над ним в Зальцбурге – Колоредо в особенности, – узнав, что Вольфганг, этот виртуоз, претендующий на звание капельмейстера, убежал с молоденькой девчонкой, вообразившей себя примадонной.
В комнату вошла Наннерль, и Леопольд постарался взять себя в руки; Наннерль, всхлипывая, спросила, как он собирается поступить.
– Как поступить? Остановить его. Пока он окончательно но отбился от рук.
– Только не будьте с ним слишком суровы, Папа.
– Стоит хорошенькой девушке ему улыбнуться, как он уже теряет голову.
– Может, он одинок. Может, хочет жениться?
– В его возрасте легко влюбляются.
– И в моем тоже. Что мне делать, Папа? Неужели я останусь старой девой?
– Тебе еще только…
– Двадцать шесть. Для незамужней девушки немало. Когда я плакала о Вольфганге, я плакала, наверное, и о себе.
– Мужчины не обходят тебя вниманием, нечего тебе отчаиваться.
– Я самая обыкновенная учительница музыки, – всхлипнула она. – Трудно мне жить одним прошлым. – И, сама пугаясь откровенности своих слов, Наннерль выпалила: – Почти все мои подруги замужем.
Леопольд обнял дочь.
– И ты выйдешь. Ты так похожа на Маму, а когда я на ней женился, Мама была самой хорошенькой девушкой в Зальцбурге, значит, и ты тоже, и скоро настанет день, когда вся наша семья снова объединится.
Наннерль прижалась к отцу. Сейчас она снова почувствовала себя маленькой девочкой, путешествовавшей когда-то с ним по Европе. Она поцеловала его, пожелала спокойной ночи и, пообещав больше не плакать, послушно пошла к себе.
Леопольд просидел всю ночь, сочиняя ответ сыну. Ему следует сделать вид, будто он готов помочь этой Алоизии, которая явно хочет поймать его сына на крючок, хотя совершенно ясно, что примадонны из нее не получится. Отправляя письмо, Леопольд молил бога вернуть его сына обратно на землю.
Вольфганг, с надеждой и трепетом ожидая Папиного решения, готовил своих учеников к прощальному концерту. Основное внимание он уделял Алоизии. Вендлинг, которого скорее позабавил, чем обидел, отказ Вольфганга ехать с ним в Париж, выразил желание участвовать в концерте, Рааф тоже согласился, и концерт немало способствовал прославлению Вольфганга.
Но Вольфганг не чувствовал себя счастливым, потому что его мучило безденежье. Он отдал Дежану два из трех заказанных голландцем концертов для флейты и заверил, что скоро закончит и третий, а Дежан ответил:
– Не беспокойтесь о третьем, мне он не понадобится, не уверен, сумею ли я использовать и те два. – И заплатил Вольфгангу всего девяносто шесть гульденов вместо обещанных двухсот.
Вольфганг отдал деньги Маме, чтобы она купила себе новую шубу, а остальные сохранила.
– Может, это Вендлинг сыграл тут какую-то роль? – спросила она.
– Нет! Просто Дежан дурак.
– Ты по-прежнему намерен ехать в Италию? Ведь заработал ты гораздо меньше, чем рассчитывал. А цены все растут.
– И все равно я поеду. Вот получу только согласие Папы.
Однако уверенность его поколебалась, когда вечером того же дня он пришел на урок к Алоизии. Он обещал ей попросить помощи у отца, хотя знал, что Папа воспротивится его решению. Но на поездку в Италию у него не хватит денег, мысль же, что им с Алоизией придется там бедствовать, казалась ему слишком унизительной.
Алоизия все не появлялась, и Фридолин Вебер объяснил:
– Вы же знаете девушек, господин капельмейстер, они любят наряжаться для желанных гостей. Есть известия от господина Леопольда?
– Нет. Но скоро будут. Обычно он не медлит с ответом.
– В Италии вас оценят, маэстро. Это вам не Мангейм, где мелкий завистник Фоглер способен бог знает что наговорить о вас эрцгерцогу и тем подставить ножку, в то время как Каннабих прикидывается, будто разбивается ради вас в лепешку, а сам сидит сложа руки. Вы слишком большой музыкант для наших провинциальных вкусов, в этом вся беда.
То же самое говорили ему в Зальцбурге, с тоской подумал Вольфганг.
– А теперь, когда Карл Теодор сидит в Мюнхене и выжидает, какая из кошек прыгнет первой: Австрия или Пруссия, – в Мангейме и думать перестали о концертах.
Вошла Алоизия, и Вольфганг позабыл обо всем. Лиф ее платья был низко вырезан, она протянула ему руку для поцелуя, и когда он повел ее к фортепьяно, то с трудом удержался, чтобы не обнять. Но стоило ему придвинуться к ней, как Алоизия отодвигалась. И все же, казалось, девушка искренне радовалась его приходу. Она не кокетка, уверял он себя, но через секунду сомнения снова охватывали его. Алоизия беспрекословно слушалась мать, но под этой внешней покорностью чувствовалась сильная воля и упорство. Занималась она пением очень напряженно, с какой-то даже одержимостью.
Начался урок; Фридолин Вебер оставил их вдвоем, но только пение смолкло, как в дверях появилась Цецилия. Вольфганг с раздражением заметил, что так происходило каждый раз. А сегодня вместе с Цецилией Вебер в комнату вошла и Констанца. Вольфганг почти не замечал девушки после первой встречи: рядом с Алоизией Констанца казалась неуклюжим подростком. Сейчас ее улыбка говорила, что она искренне рада его видеть.
– Маэстро, вы сообщите нам, когда получите ответ от отца? – спросила Цецилия Вебер.
– Разумеется! Я ведь не меньше Алоизии мечтаю о поездке в Италию. Я три раза ездил туда, и каждый раз с большим успехом. И папа римский, и падре Мартини, и…
– Знаем, знаем! – перебила Алоизия, весело добавив: – Вы произвели там фурор! – и, улыбнувшись ангельской улыбкой, проводила его до дверей.
Дома его ждало письмо от Папы. Папа отказал – Вольфганг сразу догадался по Маминому тону. Смешно было ожидать другого ответа, с обидой подумал он. Некоторые страницы он перечитал дважды, поражаясь проницательности отца, как ни неприятны казались его наставления.
«Ты говоришь, что хочешь сопровождать фрейлейн Вебер в Италию и устроить ее там в оперу на амплуа примадонны. Дорогой сын, назови хоть одного певца, который появился бы на итальянской сцене, не выступив раньше многократно в Германии. Но и тогда для достижения своей цели им приходилось заручиться поддержкой могущественных покровителей вроде князей и кардиналов или хотя бы таких знаменитых композиторов, как Гассе и Глюк. А рекомендовать шестнадцатилетнюю девочку, не ведающую, что такое оперная сцена, – подлинное безумие. Ты лучше других знаешь: для сцены пение – это еще не все. Надо уметь свободно держаться, уметь играть, обладать известным шиком. Не говоря уже об умении причесываться, одеваться, гримироваться, столь необходимом каждой примадонне, – умением, которое дается лишь большим опытом. Как бы талантлива она ни была, как бы ни была подготовлена, как бы мастерски ни пела, любой импресарио сочтет тебя за сумасшедшего, если ты станешь рекомендовать ему начинающую девочку, Твоя собственная высокая репутация, создать которую мне стоило такого труда, будет загублена. Ты станешь всеобщим посмешищем. И Муфтия это немало позабавит.
Вольфганг, желание твое совершенно фантастично. И все же я восхищаюсь твоей добротой. Эту потребность помогать обделенным судьбою ты унаследовал от своего отца. Но как же можно забывать о здоровье и счастье твоих родителей, обо всем, что они вынесли ради тебя? Если ты это сделаешь, то обречешь себя на погибель.
Я скажу, как можно помочь фрейлейн Вебер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
В комнату вошла Наннерль, и Леопольд постарался взять себя в руки; Наннерль, всхлипывая, спросила, как он собирается поступить.
– Как поступить? Остановить его. Пока он окончательно но отбился от рук.
– Только не будьте с ним слишком суровы, Папа.
– Стоит хорошенькой девушке ему улыбнуться, как он уже теряет голову.
– Может, он одинок. Может, хочет жениться?
– В его возрасте легко влюбляются.
– И в моем тоже. Что мне делать, Папа? Неужели я останусь старой девой?
– Тебе еще только…
– Двадцать шесть. Для незамужней девушки немало. Когда я плакала о Вольфганге, я плакала, наверное, и о себе.
– Мужчины не обходят тебя вниманием, нечего тебе отчаиваться.
– Я самая обыкновенная учительница музыки, – всхлипнула она. – Трудно мне жить одним прошлым. – И, сама пугаясь откровенности своих слов, Наннерль выпалила: – Почти все мои подруги замужем.
Леопольд обнял дочь.
– И ты выйдешь. Ты так похожа на Маму, а когда я на ней женился, Мама была самой хорошенькой девушкой в Зальцбурге, значит, и ты тоже, и скоро настанет день, когда вся наша семья снова объединится.
Наннерль прижалась к отцу. Сейчас она снова почувствовала себя маленькой девочкой, путешествовавшей когда-то с ним по Европе. Она поцеловала его, пожелала спокойной ночи и, пообещав больше не плакать, послушно пошла к себе.
Леопольд просидел всю ночь, сочиняя ответ сыну. Ему следует сделать вид, будто он готов помочь этой Алоизии, которая явно хочет поймать его сына на крючок, хотя совершенно ясно, что примадонны из нее не получится. Отправляя письмо, Леопольд молил бога вернуть его сына обратно на землю.
Вольфганг, с надеждой и трепетом ожидая Папиного решения, готовил своих учеников к прощальному концерту. Основное внимание он уделял Алоизии. Вендлинг, которого скорее позабавил, чем обидел, отказ Вольфганга ехать с ним в Париж, выразил желание участвовать в концерте, Рааф тоже согласился, и концерт немало способствовал прославлению Вольфганга.
Но Вольфганг не чувствовал себя счастливым, потому что его мучило безденежье. Он отдал Дежану два из трех заказанных голландцем концертов для флейты и заверил, что скоро закончит и третий, а Дежан ответил:
– Не беспокойтесь о третьем, мне он не понадобится, не уверен, сумею ли я использовать и те два. – И заплатил Вольфгангу всего девяносто шесть гульденов вместо обещанных двухсот.
Вольфганг отдал деньги Маме, чтобы она купила себе новую шубу, а остальные сохранила.
– Может, это Вендлинг сыграл тут какую-то роль? – спросила она.
– Нет! Просто Дежан дурак.
– Ты по-прежнему намерен ехать в Италию? Ведь заработал ты гораздо меньше, чем рассчитывал. А цены все растут.
– И все равно я поеду. Вот получу только согласие Папы.
Однако уверенность его поколебалась, когда вечером того же дня он пришел на урок к Алоизии. Он обещал ей попросить помощи у отца, хотя знал, что Папа воспротивится его решению. Но на поездку в Италию у него не хватит денег, мысль же, что им с Алоизией придется там бедствовать, казалась ему слишком унизительной.
Алоизия все не появлялась, и Фридолин Вебер объяснил:
– Вы же знаете девушек, господин капельмейстер, они любят наряжаться для желанных гостей. Есть известия от господина Леопольда?
– Нет. Но скоро будут. Обычно он не медлит с ответом.
– В Италии вас оценят, маэстро. Это вам не Мангейм, где мелкий завистник Фоглер способен бог знает что наговорить о вас эрцгерцогу и тем подставить ножку, в то время как Каннабих прикидывается, будто разбивается ради вас в лепешку, а сам сидит сложа руки. Вы слишком большой музыкант для наших провинциальных вкусов, в этом вся беда.
То же самое говорили ему в Зальцбурге, с тоской подумал Вольфганг.
– А теперь, когда Карл Теодор сидит в Мюнхене и выжидает, какая из кошек прыгнет первой: Австрия или Пруссия, – в Мангейме и думать перестали о концертах.
Вошла Алоизия, и Вольфганг позабыл обо всем. Лиф ее платья был низко вырезан, она протянула ему руку для поцелуя, и когда он повел ее к фортепьяно, то с трудом удержался, чтобы не обнять. Но стоило ему придвинуться к ней, как Алоизия отодвигалась. И все же, казалось, девушка искренне радовалась его приходу. Она не кокетка, уверял он себя, но через секунду сомнения снова охватывали его. Алоизия беспрекословно слушалась мать, но под этой внешней покорностью чувствовалась сильная воля и упорство. Занималась она пением очень напряженно, с какой-то даже одержимостью.
Начался урок; Фридолин Вебер оставил их вдвоем, но только пение смолкло, как в дверях появилась Цецилия. Вольфганг с раздражением заметил, что так происходило каждый раз. А сегодня вместе с Цецилией Вебер в комнату вошла и Констанца. Вольфганг почти не замечал девушки после первой встречи: рядом с Алоизией Констанца казалась неуклюжим подростком. Сейчас ее улыбка говорила, что она искренне рада его видеть.
– Маэстро, вы сообщите нам, когда получите ответ от отца? – спросила Цецилия Вебер.
– Разумеется! Я ведь не меньше Алоизии мечтаю о поездке в Италию. Я три раза ездил туда, и каждый раз с большим успехом. И папа римский, и падре Мартини, и…
– Знаем, знаем! – перебила Алоизия, весело добавив: – Вы произвели там фурор! – и, улыбнувшись ангельской улыбкой, проводила его до дверей.
Дома его ждало письмо от Папы. Папа отказал – Вольфганг сразу догадался по Маминому тону. Смешно было ожидать другого ответа, с обидой подумал он. Некоторые страницы он перечитал дважды, поражаясь проницательности отца, как ни неприятны казались его наставления.
«Ты говоришь, что хочешь сопровождать фрейлейн Вебер в Италию и устроить ее там в оперу на амплуа примадонны. Дорогой сын, назови хоть одного певца, который появился бы на итальянской сцене, не выступив раньше многократно в Германии. Но и тогда для достижения своей цели им приходилось заручиться поддержкой могущественных покровителей вроде князей и кардиналов или хотя бы таких знаменитых композиторов, как Гассе и Глюк. А рекомендовать шестнадцатилетнюю девочку, не ведающую, что такое оперная сцена, – подлинное безумие. Ты лучше других знаешь: для сцены пение – это еще не все. Надо уметь свободно держаться, уметь играть, обладать известным шиком. Не говоря уже об умении причесываться, одеваться, гримироваться, столь необходимом каждой примадонне, – умением, которое дается лишь большим опытом. Как бы талантлива она ни была, как бы ни была подготовлена, как бы мастерски ни пела, любой импресарио сочтет тебя за сумасшедшего, если ты станешь рекомендовать ему начинающую девочку, Твоя собственная высокая репутация, создать которую мне стоило такого труда, будет загублена. Ты станешь всеобщим посмешищем. И Муфтия это немало позабавит.
Вольфганг, желание твое совершенно фантастично. И все же я восхищаюсь твоей добротой. Эту потребность помогать обделенным судьбою ты унаследовал от своего отца. Но как же можно забывать о здоровье и счастье твоих родителей, обо всем, что они вынесли ради тебя? Если ты это сделаешь, то обречешь себя на погибель.
Я скажу, как можно помочь фрейлейн Вебер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205