– Спичек у вас нет? А это у вас что ? (Как-будто бы у нас армянский коньяк).
– Да не бойся, заходи, не унюхает твоя Алия.
Утром приходит, под глазом синяк – Алия, татарка, всё-таки унюхала.
Купейные вагоны считались «блатными», там можно было закрыться и жрать спирт, не оглядываясь на начальство и халявщиков. И те и другие сновали по вагонам вперемешку. Каждый начальник норовил стать и халявщиком. От него же не отвертишься, не дашь – донёсет, сука:
– Ага, голубчики, а что вы тут делаете? Спирт пьёте?
Сизоносые молча соглашаются с неоспоримым.
– Какой? Ректификат? Не гидрашку?
– Не-не-не, товарищ майор.
Наливают на пробу пол-стакана, чтобы сразу сдурел, но так, чтобы не тащить домой. В купейных вагонах и замполитам было трудно «стучать», кто чем занимается.
Езды до площадки был час, за это время столько судеб решалось. Перед моими глазами проходили целые жизненные драмы. Особенно запомнилось, когда вечером в пятницу шел отлов лейтенантов на наряд в выходные дни. Ушлые ПНШ (день же дурака провалял, на совещании не довел наряды), теперь ошалевшие носились по мотовозу с графиками, чтобы самим не загреметь. Искали безответных, чтобы расписался на обратной стороне приказа. В понедельник утром можно было показать командиру:
– Я ему довёл, а он, сука, не приехал.
И драли «суку». В других купе прапорщики договаривались, как рвануть в Тюратам и за счёт будущего имущества или пайков выпросить у тёти Кати десять бутылок водки. Идейные в купе резались в шахматы, как оказывалось потом, на интерес. Так увлекались, что могли проехать площадку. Нажравшиеся до поросячьего визга, курят прямо в купе; кто-то мечется, ищет закусь. Гришин и Коробков прямо из горла пьют одеколон «Шипр». Капитаны, кому под сорок и старше (т.е., которые уже ничего не боятся), сцеживают из конденсатного бачка воду, запивать спирт. Эти отпетые были бичом мотовозов. К молодым прапорщикам и офицерам они относились с особым презрением и цинизмом. Я сам наблюдал в мотовозе капитана, разлегшегося на нижней полке, высунувшего ноги в проход и презрительно смотрящего на толпящихся в проходе лейтенантов. Такие занимали купе и вязали сети – сесть туда уже никто не мог.
Вечерами мотовоз напоминал разбуженный улей. Все гудело, жизнь била ключом (кому в голову, а кому по ногам, в зависимости от дозы). Зато утром мотовоз напоминал погост. Каждый мечтал только об одном: доползти до места и поспать. На нижних полках сидели по чину. На верхних вповалку валялись лейтенанты в помятых штанах. Голова оперта на фуражку, по подбородку течет слюна. Обращение по любому вопросу вызывало неподдельную злобу. Главным было – не проспать свою станцию и в любом виде попасть на развод.
Дорога от мотовоза до части именовалась «Поле чудес», а часть, соответственно, «Страна дураков». Заставить после мотовоза остаться в расположении, чтобы увидеть всё, что я теперь описываю, было невозможно. Зимой пройти степью триста-четыреста метров до мотовоза – мука. Лейтенант пригонит из автопарка машину для начальства (проверяющих даже подсаживают), его самого из кузова выпихнут,бежит назад, как цуцик. В девять-десять вечера был второй мотовоз. Если и на него опоздаешь, например, из-за совещания, командир может смилостивиться, дать для «управленцев» автобус. Если сбежишь со службы раньше, нужно добираться попутками – до города 70 километров. Мотовозом неудобно, железнодорожная насыпь прикрывала беглецов только по грудь, приходилось красться вдоль неё, пригнувшись и сняв фуражку. С крыши это было хорошо видно. Однажды я, запасшись биноклем, пошел к замполиту:
– Хотите полюбоваться? – на что майор Нежуренко, умница, пьяница и бабник, ответил:
– Да, мы тоже так ходили.
Ничего не меняется, насыпь же не вырастет. За станцией росли кусты, в них можно было спрятаться. В 10:30 свистел утренний мотовоз, в него можно было вскочить под прикрытием движущихся вагонов.
Целина
Стоило распространиться слуху о формировании целинного батальона, задолго до оглашения приказа солдаты начинали шататься по расположению с песенкой «Целина, целина голубые дали, мы такую целину на хую видали». Самая высокая честь, предоставляемая полку, – отправить целинный батальон – в перечне возможных бед находилась сразу после глада, мора и трясения земли. Узнав в «верхах» о предстоящем, командир полка неделю не мог прийти в себя, болел, случались сердечные приступы.
Сформировать три роты полного состава, укомплектованные автомобилями, даже в те годы было непосильной задачей для части. Тем более, что ездили на целину не куда-нибудь в Ростовскую область, где кормят от пуза, а к язычникам в Мордовию убирать картошку. Если говорят, что на Украине плохие дороги, то там (в Мордовии), кроме дороги на Ижевск, они отсутствуют полностью, только просёлки.
В преддверии такой задачи начинается комплектация. На площадку комплектации, обычно на стадион, стаскивают машины. Своим ходом они, конечно, не идут. Самые ходовые – ЗИЛ 157. На нем никого не задавишь, лихачить нельзя, от милиции не сбежишь, больше 60 км/час не развивает – ревёт и идет на взлёт. Машина примитивная, на базе «Студебеккера», но исключительно надёжная, в Афганистане зарекомендовавшая себя с самой лучшей стороны. Отсутствует гидроусилитель руля, а часто и тормозов; технически, её уничтожить невозможно. Собирают со свалки, где они лежат лет по 10 (это обычное состояние для 157-го). Моют, красят, и, что интересно, – заводятся. Дать ЗИЛ 130 или 131, значит больше его не увидеть. Солдаты продадут колеса, могут продать в колхоз и саму машину. Поменяют номера, и не докажешь. Зато 157-й не продашь. Это военная машина – за километр видно. Для укомлектования снимают, достают, покупают, продают все, что можно. Идет страшный ёб, каждый защищается, чтобы не ограбили. Ломают замки, врываются на склады, создают комиссии. Выдают новые палатки; прапорщик ходит и не понимает, почему все должно быть новое, вместо того, чтобы взять и спихнуть старьё. Под палатки изготовляют досчатые помосты, и это в пустыне-то. За ночь разбивают подходящий вагон, к утру на путях остается только железный остов.
Показуха дичайшая, на уровне замначальника полигона. На мобилизацию русской армии отводилось две недели, здесь начинали готовиться с мая, выезжали в августе – раньше не получалось. Недели через две начинают заводить цель, чтобы вся эта орава доехала до станции погрузки – двести метров от места сборки. С буксира заводят «колуны», когда тот пройдет метров сто, все несказано рады. Трубы у машин раскаляются, зажигание не выставлено.
Такыр превращается в военный городок. Если загнать машину в парк, сразу украдут аккумулятор и фары (то, что легко открутить). Потом, пока идет ремонт заднего моста, снимут движок. Военный закон, ничего не попишешь. Никто никому не верит, поэтому ремонт идет на ходу. Колышками условно огораживают КПП, шлагбаум, даже туалет, границы посыпают известкой. Основная проблема, чтобы солдат не сбежал обратно в расположение. Задачей комендантской службы было не пускать эту банду в городок. За неделю они опускались, норовили проскочить в столовую – второй раз поесть. Кормили их из котла, скудный рацион уменьшался раза в три. Какой прапорщик будет все закладывать в котёл, он же должен что-то поиметь с целины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79