Тогда же она достала и свой револьвер — верный признак беспокойства. Могу поспорить, что она не угомонилась, пока не обошла с ним каждую комнату.
— Я поступила бы точно так же.
Марино оглядел кухню.
— Итак, она, вероятно, решила перекусить.
— Может быть, она и собиралась перекусить, но так ничего и не съела, — ответила я. — Содержимое ее желудка составило около пятидесяти миллилитров, или менее двух унций, темно-коричневой жидкости. Что бы она ни ела последний раз, это полностью переварилось к тому моменту, когда она умерла, и даже к тому времени, когда подверглась нападению. Пищеварение прерывается в минуты острых переживаний или страха. Если бы она хоть что-то съела перед тем, как убийца вошел к ней, желудок не остался бы чистым.
— У нее все равно нечего было пожевать, — сказал Марино так, как будто это было очень важно, открыв дверцу холодильника.
Внутри мы обнаружили сморщенный лимон, две пачки масла, кусок заплесневевшего сыра, приправы и бутылку тоника. Морозильник выглядел более обнадеживающе. Там было несколько упаковок куриных грудок и постный говяжий фарш. Похоже, Берил не увлекалась кулинарией, относясь к этому вполне утилитарно. Я знаю, как выглядит моя собственная кухня. Эта же кухня была угнетающе стерильна. Пылинки клубились в бледном свете, сочащемся сквозь щели в серых модельных жалюзи над раковиной. Сушка и раковина пусты и сухи. Кухонная утварь была новой и выглядела так, как будто ею ни разу не пользовались.
— Другая версия — она пришла сюда, чтобы выпить, — размышлял Марино.
— Анализ на алкоголь дал отрицательный результат, — сказала я.
— Это не означает, что она об этом не думала.
Он открыл шкафчик над раковиной. Там на трех полках не было свободного дюйма: «Джек Дэниелс», «Чивас Ригл», «Тэкверэй», ликеры и кое-что еще, что привлекло мое внимание. На верхней полке перед коньяком стояла бутылка гаитянского рома «Бабенкот» пятнадцатилетней выдержки, такого же дорогого, как и чистый скотч.
Рукой в перчатке я достала ее и поставила на стол. На бутылке отсутствовал штриховой код, а золотистая крышка ни разу не отвинчивалась.
— Не думаю, что она приобрела его где-то здесь, — сказала я Марино. — Полагаю, это куплено в Майями, на Ки Уэсте.
— Итак, ты считаешь, что она привезла это из Флориды?
— Возможно. Очевидно, она знала толк в спиртных напитках. «Бабенкот» просто великолепен.
— Кажется, я должен звать тебя доктор Знаток, — сказал он.
Бутылка «Бабенкота» была незапыленной, в отличие от большинства стоявших рядом бутылок.
— Это возможное объяснение того, почему она оказалась на кухне, — продолжала я, — может быть, она спустилась вниз, чтобы убрать ром. Не исключено, что она подумывала — не принять ли на ночь стаканчик, когда кто-то позвонил в дверь.
— Да, но это не объясняет, почему, отправившись к двери, она оставила здесь на столике свой револьвер. Мы предполагаем, что она была напугана, верно? Все же это наводит на мысль, что она ожидала кого-то, что она знала этого психа. Эй, у нее же была вся эта изысканная выпивка, верно? И что, она пьет все это в одиночестве? Как-то глупо. Гораздо логичнее предположить, что время от времени она устраивала небольшие приемы, приглашая какого-то парня. Черт побери, может быть, это как раз тот самый М., которому она писала из Ки Уэста? Может быть, именно его она ожидала тем вечером, когда ее пристукнули?
— Ты допускаешь возможность, что М. — убийца?
— А ты — нет?
Марино становился воинственным, и его игра с незажженной сигаретой начинала действовать мне на нервы.
— Я допускаю любую возможность, — ответила я. — Например, я точно так же допускаю и то, что она никого не ждала. Она была на кухне, убирая ром, и, может быть, думала, не налить ли себе стаканчик. Она нервничала, ее оружие было на столике, и она вздрогнула, когда прозвенел звонок или раздался стук в дверь...
— Ну конечно, — прервал он меня. — Она нервничала, ее трясло. Так почему же она оставила свой револьвер здесь, на кухне, когда пошла к этой проклятой двери?
— Она практиковалась?
— Практиковалась? — произнес он, когда наши глаза встретились. — Что ты имеешь в виду?
— В стрельбе.
— Черт побери... Я не знаю...
— Если нет, то вооружиться — для нее не естественный рефлекс, а всего лишь сознательная осмотрительность. Женщины носят в своих сумочках газовые баллончики. Они подвергаются нападению, а про баллончик вспоминают лишь после того, как преступление совершится, потому что защита для них не является естественным рефлексом.
— Я не знаю...
Я знала. У меня был револьвер «Руджер» тридцать восьмого калибра, заряженный «силвертипсами» — одними из самых разрушительных патронов, какие только можно купить за деньги. Несколько раз в месяц я спускалась с ним в тир в подвале моего служебного здания, чтобы попрактиковаться в стрельбе. Оставаясь в доме одна, я чувствовала себя более комфортно с личным оружием, чем без него.
Но тут было кое-что еще. Я подумала о гостиной, о каминных принадлежностях, которые стояли на медной подставке у камина. Берил боролась с нападавшим в этой комнате, и ей не пришло в голову вооружиться кочергой или совком. Для нее самозащита не была рефлексом. Ее единственным порывом было бежать, не важно — вверх ли по лестнице, или на Ки Уэст. Я стала объяснять Марино:
— Видимо у нее не было привычки к оружию. Звенит звонок, она вздрагивает, теряется, идет в гостиную и смотрит в дверной глазок. Кто бы это ни был, она достаточно доверяет этому человеку, чтобы открыть дверь. Оружие забыто.
— Или же она ожидала посетителя, — снова повторил Марино.
— Это вполне вероятно. Если кто-то знал, что она вернулась в город.
— Вот, может быть, он и знал, — вставил Марино.
— И, может быть, он — это М. — Я сказала то, что он хотел от меня услышать, при этом убирая бутылку обратно на полку.
— Да-а, ну и расклад. Но кое-что проясняется, не так ли?
Я закрыла дверцу шкафчика.
— Ей угрожали, ее терроризировали несколько месяцев. И мне кажется, трудно поверить в то, что это был ее близкий друг, а у Берил не возникло на его счет ни малейших подозрений.
Марино раздосадованно взглянул на часы и, покопавшись в кармане, достал другой ключ. Бессмысленно было бы предполагать, что Берил открыла дверь незнакомцу, но еще бессмысленнее — допустить, что все это с нею сделал кто-то, кому она доверяла. Почему она его впустила? Этот вопрос непрерывно терзал меня.
Крытый переход соединял дом с гаражом. Солнце опустилось за деревья.
— Сразу говорю, — произнес Марино, открывая замок, — что попал сюда только перед тем, как позвонил тебе. Я мог бы взломать дверь в день убийства, но не видел в этом необходимости. — Он повел своими массивными плечами, как бы желая убедить меня в том, что смог бы разобраться с этой дверью, если в счел нужным. — Она не заходила в гараж с тех пор, как уехала во Флориду. Нам потребовалось некоторое время, чтобы найти этот фигов ключ.
Я впервые в жизни видела гараж, обшитый деревянными панелями и с полом из дорогой итальянской плитки. Ее узор был подобен шкуре дракона.
— Неужели это действительно с самого начала планировалось как гараж? — спросила я.
— По крайней мере, здесь ворота, как в гараже, не правда ли? — Пит достал из кармана еще несколько ключей. — Скромное местечко, чтобы укрыть свой личный транспорт от дождя, да?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82