Интересующийся, внимательный
слушатель пришлет вам записку с вопросом, почему Европа находится в
положении неустойчивого равновесия, какими силами определялось ее прежнее
состояние, и какие силы, какие факты и какие явления вывели ее из
прежнего, более устойчивого состояния? А если слушатель захочет быть едким
- а это бывает, - то он к тому же заметит, что западная Европа не конус,
который сохраняет устойчивое равновесие, когда стоит на своем основании, и
приходит в состояние неустойчивого равновесия, когда поставлен на острие.
Это значит, что законы из области естествознания, в частности законы
механики, перенесенные на область общественных явлений, совершенно
бессильны что бы то ни было об'яснить. А раз нельзя при помощи этих
законов об'яснить общественные явления, то этим самым исключается всякая
возможность обратного, сознательного воздействия на
общественно-исторический ход вещей. Социология же, как совершенно
справедливо рассуждает Спенсер, ставит определенные практические задачи.
Ее задача, как и всякой отрасли науки, - это возможность руководствоваться
в социальной практической жизни определенными законами. А для
осуществления этой цели законы должны быть выведены на основании тех
явлений, на которые данные законы должны оказать свое обратное действие.
Понятия - дифференциация, интеграция и сведение этих понятий к
устойчивому равновесию есть не более как результат чистого описания
определенных групп общественных явлений, названных терминами из математики
и механики. Сказать, что общество первобытных групп перешло от однородного
состояния к разнородному, это решительно все равно, что сказать, что оно
дифференцировалась или что оно оказалось неустойчивым. Все три понятия
однозначны и ни одно из них не об'ясняет причины распадения однородного.
То же самое относится и к другому утверждению Спенсера, будто
капиталистическое общество, где восторжествовали законы дифференциации и
интеграции, отличается наибольшей степенью устойчивости. И в данном случае
Спенсер остается все на той же почве чистого описания, ибо аналогия с
животным телом, конечно, и в этом обороте не есть закон развития
капиталистического общества.
Итак, в своей органической теории общества Спенсер никаких общественных
законов не открывает и он не может их открыть при общей постановке
проблемы. Для того, чтобы открыть законы, управляющие общественной жизнью,
должен быть дан ответ на поставленный Спенсером вопрос: "Что такое
общество?". Что об'единяет и связывает человеческие индивиды в
коллективное целое и что, какими элементами обусловливаются различные
общественные группировки, другими словами, что служит материей общества?
Без ответа на эти вопросы вообще не мыслима социология как предмет науки,
ее просто не существует. На эти вопросы у Спенсера ответа нет, а потому
нельзя считать органическую теорию общества социологией.
Когда силой логического развития темы Спенсеру навязывается
необходимость определить цемент общества, тогда он оставляет свою аналогию
с животным телом и становится на эклектическую точку зрения. Человеческое
общество оказывается тогда связанным и спаянным языком, религией,
обычаями, нравами, искусством, политическими учреждениями и т. д. При
данном обороте мысли, Спенсер, ясное дело, оставляет в стороне свой
аналогический метод, ибо при всей тщательности исследования животного тела
нельзя утверждать, что животное тело связывает язык, религия, искусство,
экономика и т. д. Спенсер чувствует неудовлетворительность эклектической
точки зрения и, чувствуя это, переходит обратно к своей аналогии,
воображая подчас, что сравнение общества с организмом ведет к монизму,
т.-е. к общему, об'единяющему началу как природы, так и истории.
Заканчивая критику основ аналогического метода, считаю необходимым,
во-первых, отметить и указать еще на некоторые положительные элементы в
социологических взглядах нашего мыслителя, во-вторых, подвести некоторый
общий итог.
Одним из главных положительных основ в учении Спенсера является его
стремление к об'ективному методу в области социологии.
В своем очень интересном на мой взгляд сочинении "Социология как
предмет изучения", которому, кстати сказать, дается совершенно
неправильная оценка проф.
Кареевым, наш мыслитель старается доказать и с большим успехом
доказывает, что социология должна и может стать положительной наукой.
Поистине убедительными и блестящими являются те страницы этого
сочинения, на которых автор об'ясняет причины культа деяний отдельных
личностей, заслонивших действительные причины социально-исторического
процесса. Господствовавшее и до сих пор далеко не умершее убеждение, что
история человечества есть в сущности история великих людей, действовавших
в ней, Спенсер об'ясняет всем ходом нашего уродливого развития.
Начало этого ошибочного понятия мыслитель видит в воззрениях дикарей.
Вот как рисует Спенсер начало этого заблуждения. "Собравшись вокруг своего
лагеря, дикари пересказывают друг другу свои охотничьи приключения
последнего дня, и тот из них, кто выказал особенную ловкость или
искусство, получает заслуженные похвалы. По окончании войны,
проницательность вождя и сила или храбрость того или другого из воинов
составляют самые интересные темы разговора. Когда окончившийся день или
близкое прошлое не представляют никаких замечательных происшествий, то
предметом рассказов становятся подвиги какого-нибудь знаменитого вождя,
недавно умершего, или известного по преданиям родоначальника племени;
иногда эти рассказы сопровождаются пляской, драматически изображающей те
победы, о которых поется в песне. Подобные рассказы, касаясь
благосостояния племени и самого существования его, возбуждают живейший
интерес, и в них-то мы находим общий корень музыки, драмы, поэзии,
биографии, истории и вообще литературы". Идя дальше от культа личности,
Спенсер касается рассказов библии, греческой мифологии, воспитывающих и
внушающих ложный индивидуалистический взгляд на историю человечества, и
заключает: "Самое достоинство знания оценивается таким образом, - что
ошибка в перечислении любовных похождений Зевса считается постыдной,
незнание имен предводителей в Марафонской битве непохвальным, а не знать
социальных условий времени до Ликурга или происхождение и обязанности
ареопага считается извинительным". Взгляд на всеобщую историю, как
результат деятельности выдающихся личностей, свидетельствует о наивности и
примитивности обладателя такого взгляда на этот важный предмет.
Далее чрезвычайно интересна аргументация Спенсера в защиту
необходимости социологии как утилитарной практической отрасли науки, в
существовании которой должна быть заинтересована каждая социальная
единица, каждый член общества.
Отвергать возможность социальных законов, значит, по справедливому
мнению Спенсера, закрывать глаза на действительность. Ибо в действительной
жизни всякий фактически руководствуется теми или другими правилами,
полученными на основании социального опыта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
слушатель пришлет вам записку с вопросом, почему Европа находится в
положении неустойчивого равновесия, какими силами определялось ее прежнее
состояние, и какие силы, какие факты и какие явления вывели ее из
прежнего, более устойчивого состояния? А если слушатель захочет быть едким
- а это бывает, - то он к тому же заметит, что западная Европа не конус,
который сохраняет устойчивое равновесие, когда стоит на своем основании, и
приходит в состояние неустойчивого равновесия, когда поставлен на острие.
Это значит, что законы из области естествознания, в частности законы
механики, перенесенные на область общественных явлений, совершенно
бессильны что бы то ни было об'яснить. А раз нельзя при помощи этих
законов об'яснить общественные явления, то этим самым исключается всякая
возможность обратного, сознательного воздействия на
общественно-исторический ход вещей. Социология же, как совершенно
справедливо рассуждает Спенсер, ставит определенные практические задачи.
Ее задача, как и всякой отрасли науки, - это возможность руководствоваться
в социальной практической жизни определенными законами. А для
осуществления этой цели законы должны быть выведены на основании тех
явлений, на которые данные законы должны оказать свое обратное действие.
Понятия - дифференциация, интеграция и сведение этих понятий к
устойчивому равновесию есть не более как результат чистого описания
определенных групп общественных явлений, названных терминами из математики
и механики. Сказать, что общество первобытных групп перешло от однородного
состояния к разнородному, это решительно все равно, что сказать, что оно
дифференцировалась или что оно оказалось неустойчивым. Все три понятия
однозначны и ни одно из них не об'ясняет причины распадения однородного.
То же самое относится и к другому утверждению Спенсера, будто
капиталистическое общество, где восторжествовали законы дифференциации и
интеграции, отличается наибольшей степенью устойчивости. И в данном случае
Спенсер остается все на той же почве чистого описания, ибо аналогия с
животным телом, конечно, и в этом обороте не есть закон развития
капиталистического общества.
Итак, в своей органической теории общества Спенсер никаких общественных
законов не открывает и он не может их открыть при общей постановке
проблемы. Для того, чтобы открыть законы, управляющие общественной жизнью,
должен быть дан ответ на поставленный Спенсером вопрос: "Что такое
общество?". Что об'единяет и связывает человеческие индивиды в
коллективное целое и что, какими элементами обусловливаются различные
общественные группировки, другими словами, что служит материей общества?
Без ответа на эти вопросы вообще не мыслима социология как предмет науки,
ее просто не существует. На эти вопросы у Спенсера ответа нет, а потому
нельзя считать органическую теорию общества социологией.
Когда силой логического развития темы Спенсеру навязывается
необходимость определить цемент общества, тогда он оставляет свою аналогию
с животным телом и становится на эклектическую точку зрения. Человеческое
общество оказывается тогда связанным и спаянным языком, религией,
обычаями, нравами, искусством, политическими учреждениями и т. д. При
данном обороте мысли, Спенсер, ясное дело, оставляет в стороне свой
аналогический метод, ибо при всей тщательности исследования животного тела
нельзя утверждать, что животное тело связывает язык, религия, искусство,
экономика и т. д. Спенсер чувствует неудовлетворительность эклектической
точки зрения и, чувствуя это, переходит обратно к своей аналогии,
воображая подчас, что сравнение общества с организмом ведет к монизму,
т.-е. к общему, об'единяющему началу как природы, так и истории.
Заканчивая критику основ аналогического метода, считаю необходимым,
во-первых, отметить и указать еще на некоторые положительные элементы в
социологических взглядах нашего мыслителя, во-вторых, подвести некоторый
общий итог.
Одним из главных положительных основ в учении Спенсера является его
стремление к об'ективному методу в области социологии.
В своем очень интересном на мой взгляд сочинении "Социология как
предмет изучения", которому, кстати сказать, дается совершенно
неправильная оценка проф.
Кареевым, наш мыслитель старается доказать и с большим успехом
доказывает, что социология должна и может стать положительной наукой.
Поистине убедительными и блестящими являются те страницы этого
сочинения, на которых автор об'ясняет причины культа деяний отдельных
личностей, заслонивших действительные причины социально-исторического
процесса. Господствовавшее и до сих пор далеко не умершее убеждение, что
история человечества есть в сущности история великих людей, действовавших
в ней, Спенсер об'ясняет всем ходом нашего уродливого развития.
Начало этого ошибочного понятия мыслитель видит в воззрениях дикарей.
Вот как рисует Спенсер начало этого заблуждения. "Собравшись вокруг своего
лагеря, дикари пересказывают друг другу свои охотничьи приключения
последнего дня, и тот из них, кто выказал особенную ловкость или
искусство, получает заслуженные похвалы. По окончании войны,
проницательность вождя и сила или храбрость того или другого из воинов
составляют самые интересные темы разговора. Когда окончившийся день или
близкое прошлое не представляют никаких замечательных происшествий, то
предметом рассказов становятся подвиги какого-нибудь знаменитого вождя,
недавно умершего, или известного по преданиям родоначальника племени;
иногда эти рассказы сопровождаются пляской, драматически изображающей те
победы, о которых поется в песне. Подобные рассказы, касаясь
благосостояния племени и самого существования его, возбуждают живейший
интерес, и в них-то мы находим общий корень музыки, драмы, поэзии,
биографии, истории и вообще литературы". Идя дальше от культа личности,
Спенсер касается рассказов библии, греческой мифологии, воспитывающих и
внушающих ложный индивидуалистический взгляд на историю человечества, и
заключает: "Самое достоинство знания оценивается таким образом, - что
ошибка в перечислении любовных похождений Зевса считается постыдной,
незнание имен предводителей в Марафонской битве непохвальным, а не знать
социальных условий времени до Ликурга или происхождение и обязанности
ареопага считается извинительным". Взгляд на всеобщую историю, как
результат деятельности выдающихся личностей, свидетельствует о наивности и
примитивности обладателя такого взгляда на этот важный предмет.
Далее чрезвычайно интересна аргументация Спенсера в защиту
необходимости социологии как утилитарной практической отрасли науки, в
существовании которой должна быть заинтересована каждая социальная
единица, каждый член общества.
Отвергать возможность социальных законов, значит, по справедливому
мнению Спенсера, закрывать глаза на действительность. Ибо в действительной
жизни всякий фактически руководствуется теми или другими правилами,
полученными на основании социального опыта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28