Но прежде, чем эта попытка могла увенчаться успехом, иоаннит могучим усилием выбросил крестьянина за борт.
– Как? Неужели этот человек должен погибнуть? – с ужасом воскликнул лодочник.
– Если он из крестьян речной области, то не погибнет. Ведь все они так привыкли к воде, что чувствуют себя в ней, как рыбы. Если же нет, тогда он – презренный убийца и найдет там много знакомых, им же самим отправленных туда, – ответил иоаннит. Но что это он здесь оставил? Это – твой кинжал, старик?
– О, святой Варфоломей, нет! – воскликнул лодочник, осторожно поднимая кинжал, словно это была змея. – Но мне кажется, что точно такой же я видел на поясе Джованни из катакомб, прежде чем он и его люди были изгнаны добрым кардиналом Сиенским.
– А знаешь, я хотел бы иметь что-нибудь в руках. Ведь негодяй вынырнул и снова нырнул, как утка, словно боится, что его подстрелят! – сказал рыцарь. – Он плывет к камышам. Но так как он тебе не нравится, я решил помочь тебе в гребле. Итак, вперед!
– Ах, синьор, когда-то я не был таким мрачным и не возбуждал ни в ком подозрений, – ответил лодочник. – Но все неудачи обрушились на меня с той самой ночи! И это все оттого, что я был так уставши, что позабыл помолиться святому Варфоломею.
– Как же это случилось? Расскажи мне всю историю, потому что на севере Италии про нее толкуют по-разному.
– Была вот такая же ночь, как сегодня, только среда, – начал старик. – Я выгрузил дрова на берегу еврейского квартала и лежал в лодке, потому что надо было караулить то, что я выгрузил. Судя по звездам, была, должно быть, полночь. Вдруг – эх, лучше бы я спал! – я увидел двух человек, выходящих из-за угла улицы слева от церкви святого Джироламо. Глядя на них можно было заключить, что они явились только посмотреть, нет ли кого-либо постороннего.
– Ты не знаешь, каковы были по виду эти люди? – прервал его иоаннит.
– Клянусь Пресвятой Девой, один был похож на негодяя, которого ваша милость бросила в воду! – ответил лодочник, – другой же, судя по голосу и походке, был испанец. Оба были в черных масках. Осмотревшись со всех сторон и не заметив ни одной живой души, они вернулись за угол. Вскоре явились еще двое. Они тоже осторожно осмотрели все вокруг, и дали затем сигнал, должно быть, для своего спутника, потому что с трупом человека в седле из-за угла выехал всадник на серой лошади в яблоках. Рядом шли оба человека в масках, которые приходили раньше. Все трое приблизились к реке, между тем, как двое других сторожили улицу. И вот как раз против поворота оба в масках взяли у всадника труп, схватили его за руки и за ноги, и, раскачав изо всех сил, бросили в реку. Всадник спросил, утонул ли труп, но не повернул головы, словно боясь посмотреть. Когда же они ответили ему: «Да, синьор!» – он пришпорил лошадь и повернулся лицом к реке.
– Его лицо! Ты можешь припомнить его? – спросил, не дыша от волнения, рыцарь.
– Я уже говорил вашей чести, что не посмел взглянуть, из боязни, что взгляд всадника, горевший огнем, встретится с моим! Когда он увидел плывущий по реке плащ покойника, он спросил, что это за черный предмет, и один из спутников ответил ему...
– Что? – с нетерпением воскликнул иоаннит.
– «Ваше преосвященство... плащ»! Впрочем нет, наверное, сказал: "Ваше превосходительство... плащ! "Да, это было превосходительство!" - смущенно произнес лодочник. – После этого один из этих людей стал бросать в плащ тяжелые камни, пока тот не пошел ко дну. Когда на реке не стало видно ни единого круга, они повернули лошадей. Но в это мгновение с улицы с воплем выбежала молоденькая девушка, а за нею две старые женщины. Я не знаю, что ей было нужно, но всадник кинулся ей навстречу и, схватив ее за волосы, ждал, пока не подоспели старухи. Девушка упала в обморок, старухи унесли ее прочь, а всадник повернулся в другую сторону, на улицу, которая ведет к храму святого Иакова. Это – все, что я знаю об этой истории и видел собственными глазами, и что я передавал его святейшеству нашему святому отцу.
– Но девушка! Девушка! Какова она была из себя? Ее фигура, цвет волос? – воскликнул рыцарь, выпуская от волнения весла.
– Почем я знаю? Девушка такая же, как все другие, – с неудовольствием ответил старик.
– Неужели ты не заметил, какого цвета были ее волосы? Я спрашиваю тебя не из простого любопытства, а по необходимости, и ты, пожалуйста, отвечай мне, – с нарочитым спокойствием сказал рыцарь. – Не были ли ее волосы золотистого цвета? Обладательницы таких волос больше всего склонны к преступлению!
– Я только мельком видел ее, синьор, но если вы толкуете о ее волосах, то мне показалось, что я увидел в ее волосах красную ленту с золотыми нитями, как носят в виде украшения еврейские девушки из гетто. А, может быть, это была и кровь... быть может, ранили и ее.
– И ты все-таки не заметил цвета ее волос, несмотря на то, что всадник схватил ее за них?
– Ночью все кошки серы. Но мне сдается, что они, должно быть, были черны, потому что рука, схватившая их, казалась, наоборот, очень белой, – подумав, ответил лодочник.
– Но почему же ты не поспешил к правителю города, сообщить ему, что ты видел, чтобы он мог преследовать убийц по пятам? Ведь я слышал, что труп нашли только в пятницу, – сказал иоаннит.
– С тех пор, как я зарабатываю свой хлеб здесь, на Тибре, – с мрачной улыбкой ответил лодочник, – я по крайней мере, раз сто видел подобные случаи, и никогда не слыхал, чтобы кто-нибудь говорил об этом. Поэтому я подумал, что и эта история пройдет так же спокойно, и продолжал спокойно делать свое дело, пока не узнал о высоком положении убитого, и о том, что это был герцог Гандийский. Тогда мне пришла в голову глупая мысль заработать на этом, и вот таким-то образом я испортил себе все дело из-за пяти крон, которые мне дал герцог Борджиа, тогда еще кардинал. «Этого, – сказал он, – довольно за бред пьяного дурака». Если бы я напал на след убийц, я, может быть, нашел бы свое счастье, потому что святой отец папа и донна Лукреция почти обезумели от горя, причиненного гибелью герцога Гандийского. Но у меня не хватило совести обвинять невиновных. Скверно, когда совесть не позволяет человеку нажиться! И все же хорошо, что так случилось, слава святому Варфоломею! Ведь убийцы могли подумать, что я выдаю их, и, прежде чем я успел бы произнести одно слово, они порвали бы мне глотку. Кто знает, кто скрывался под маской! Но вот и гетто, и я хочу напомнить вашей милости, что у меня бывают только те пассажиры, которых посылает мне мой святой.
– Кроме хорошей платы, дед, я тебе дам добрый совет, – с тяжелым вздохом произнес иоаннит. – Не рассказывай этой истории всем своим пассажирам, хотя бы это были и чужеземцы. Ты не всегда найдешь таких слушателей, как я! Да, ты можешь встретиться с таким, который, как наш милый товарищ, брошенный в воду, будет иметь достаточно оснований заставить навеки умолкнуть тебя.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА I
Римские евреи имели в то время право жить лишь в одной известной части города, в так называемом «гетто», находившемся у самого подножия Капитолия на низком, болотистом берегу Тибра. Гетто со всех сторон окружали высокие стены. Сообщаться с городом можно было лишь через тяжелые ворота, которые охранялись городской стражей. С восходом солнца ворота открывались, а с наступлением вечера закрывались вновь, впустив на ночлег уставших сынов Израиля, работавших вне черты гетто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148