Каких только растений здесь не было! Вздымавшиеся ввысь стройные пальмы с блестевшей изумрудно-зеленой листвой соседствовали с лимонными деревьями с толстыми стволами, гигантские Bertholletia — со знаменитым бакаутом и бесценными породами, дающими красное дерево. Cyathea с черными с металлическим отливом стволами выставляли словно напоказ кружево из огромных перистых листьев на мохнатых крючковатых черешках. Chamaerops и Mayritia шевелили листьями, похожими на пучок острых шпаг, причудливые Максимилианы поражали своими длинными, в тридцать футов, листьями, венчавшими высокий, приблизительно в сто футов, ствол. Пристроившаяся под этими гигантами Heliconia уронила вниз свои трехцветные колосья. Дикая китайская роза, выросшая под боком у огромных камышей, обвитых вьюнками с лазурными и пурпурными колокольчиками, похвалялась своими цветами в форме красных чашечек с золотистым ободочком. Каждое растение, вплоть до Peperomia и бегонии, вносило какой-то свой отдельный оттенок, обогащая и без того изумительную по многообразию палитру красок.
Внизу, вверху — повсюду цветы. Бесчисленные растения-паразиты, тонкие, как нитки, или толстые, словно канаты, взбирались по стволам лесных богатырей, запутывались в их кронах, оплетали вершины и затем ниспадали с них, демонстрируя бесподобное великолепие своих цветов — пурпурных, желтых, лазурных, пестрых, матовых или как бы покрытых лаком… Bauhinia, Passiflora, Aroideae, Cyclanthus, папоротники, бегонии, ваниль, перец и многие другие виды растений, стоявшие одиноко или образовывавшие отдельные группы, радовали путников своей листвой или протягивали им в руки гирлянды и гроздья цветов, над которыми, сверкая, словно драгоценные камни, кружился с жужжанием рой насекомых.
К сожалению, как мы отмечали выше, всю дорогу шел дождь, и друзья после длительного и тяжелого перехода стали уже подумывать, не остановиться ли им на отдых здесь, посреди леса, хотя при этом они рисковали замерзнуть ночью, что было чревато опасностью подхватить коварную лихорадку, как вдруг сквозь деревья проглянула довольно странного вида деревня — своего рода маленький приозерный городок, с домами, приподнятыми на сваях над землей для защиты жилья от влаги, пропитавшей землю и затопившей обширные пространства, ставшие из-за этого непригодными для земледелия. Каждое строение, длиной от десяти до двенадцати метров и шириной от шести до семи, как бы насаженное на четыре сваи высотой в один этаж в наших городских зданиях, состояло всего-навсего из крыши из пальмовых ветвей, поддерживаемых четырьмя столбами, которые покоились на балках, служивших обитателям этих сооружений сиденьями. Пол представлял собой простой настил из ветвей, покрытых притоптанным слоем земли, на котором разжигали огонь для приготовления пищи. Подняться в это жилище можно было лишь по древесному, с поперечными надрезами стволу. По словам уже упоминавшегося нами месье Андре, местные жители так же ловко пользуются сим своеобразным приспособлением, как мы — лестницей. Понятно, подобный дом, лишенный ненужных при таком климате стен, продувается ветром со всех сторон. Вдоль всего строения шло небольшое, высотой в метр, ограждение из крепких пальмовых ветвей, призванное оберегать домочадцев от падения вниз.
Мебель сводилась к нескольким грубой работы табуреткам, а посуда — к горшку, поставленному на три камня, и к сосудам из тыкв.
Хозяева этих примитивных жилищ, с наслаждением растянувшись на расстеленных на полу полотнищах, спали, таким образом, на свежем воздухе, под скромным прикрытием крыши и под монотонное, беспрестанное постукивание дождя о листья, столь же непроницаемые для воды, как черепица.
Дождь усиливался, и двое путешественников, естественно, приободрились, когда обнаружили, что обитатели этих удивительных свайных сооружений еще не отошли ко сну. Набухшая почва хлюпала под ногами друзей, влага, насыщавшая воздух, проникала под одежду, но они уже не замечали этого, радуясь тому, что обрели наконец-то пристанище.
Жак и Жюльен не ошиблись, рассчитывая на гостеприимство местных жителей. Едва индейцы, которые танцевали или попивали нечто вроде нашей водки, заметили приближение незнакомцев, как тотчас же устремились к ним навстречу, окружили их плотным кольцом и пригласили принять участие в веселье. Зная по опыту, что подобное приглашение исходит от чистого сердца и за ним не может скрываться намерение заманить путников в ловушку, поскольку проживающие в этом регионе краснокожие отличаются дружелюбием, французы полезли по бревну в ближайший же приозерный дом.
Их прекрасно приняли, поскольку они были гостями и к тому же белыми — скромными, сильными и отважными, только что вышедшими из леса, где им пришлось проделать немалый путь под не прекращавшимся ни на миг дождем. Европейцы наслаждались обретенным уютом, и монотонный шум дождя лишь ласкал теперь их слух.
Жюльен имел уже опыт подобного общения с индейцами. Он показал им самые ценные свои бумаги — кредитные письма и паспорт — со сделанными в них отметками. Заключенные, к счастью, в непромокаемый кошелек, все документы находились в прекрасном состоянии.
Жак решил последовать его примеру. Перелистав свою знаменитую записную книжку с заметками, прочная обложка которой не пропустила ни капли дождя, он положил ее, как обычно, в левый карман куртки и, машинально ощупав правый, обычно аккуратно застегнутый, невольно издал удивленный возглас: пуговица исчезла, карман был разорван.
— Что случилось? — спросил встревоженно Жюльен.
— Когда мы находились в лепрозории, я ни разу не удосужился проверить, по-прежнему ли мой бумажник в кармане.
— Ну и?..
— Он пропал.
— Печально.
— Еще бы!
— А что в нем лежало?
— Да ничего, если не считать письма, которым мой дядя объявлял меня своим единственным наследником.
ГЛАВА 6
Закупка провизии в Барбакоасе. — Маршрут полковника Батлера и капитана Боба. — Дорога на юг. — Верхом на себе подобных. — Через Кордильеры. — Безжалостный офицер-испанец. — Месть носильщика. — Первые симптомы морской болезни. — Мост через ущелье. — Сороче — горная болезнь. — Колумбийско-эквадорская граница. — Долина реки Рио-Чота. — Сахарный тростник. — Укус коралловой змеи. — Смертельная опасность.
Потеря бумажника, где хранилось письмо, объявлявшее Жака Арно единственным наследником его дяди, старого владельца фазенды Жаккари-Мирим, было, в сущности, не таким уж важным делом. Что, в конце концов, могла означать эта пропажа? Всего-навсего кое-какие дополнительные формальности в момент вступления Жака в права наследования, поскольку установить его личность в Рио-де-Жанейро, не слишком удаленном от фазенды, не составляло особого труда. Кроме того, наверняка в официально заверенном завещании покойного содержались конкретные предписания, касающиеся передачи племяннику огромного состояния, а также достаточно точная характеристика наследника, что позволило бы избежать каких бы то ни было осложнений, больших или малых.
Примерно так рассуждал Жюльен де Клене, узнав об исчезновении письма, расстроившем поначалу Жака Арно.
Покинув под шум дождя приозерную деревню, где им было оказано сердечное, радушное гостеприимство, путешественники, так и не дождавшись изменения погоды в лучшую сторону, добрались наконец до Барбакоаса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
Внизу, вверху — повсюду цветы. Бесчисленные растения-паразиты, тонкие, как нитки, или толстые, словно канаты, взбирались по стволам лесных богатырей, запутывались в их кронах, оплетали вершины и затем ниспадали с них, демонстрируя бесподобное великолепие своих цветов — пурпурных, желтых, лазурных, пестрых, матовых или как бы покрытых лаком… Bauhinia, Passiflora, Aroideae, Cyclanthus, папоротники, бегонии, ваниль, перец и многие другие виды растений, стоявшие одиноко или образовывавшие отдельные группы, радовали путников своей листвой или протягивали им в руки гирлянды и гроздья цветов, над которыми, сверкая, словно драгоценные камни, кружился с жужжанием рой насекомых.
К сожалению, как мы отмечали выше, всю дорогу шел дождь, и друзья после длительного и тяжелого перехода стали уже подумывать, не остановиться ли им на отдых здесь, посреди леса, хотя при этом они рисковали замерзнуть ночью, что было чревато опасностью подхватить коварную лихорадку, как вдруг сквозь деревья проглянула довольно странного вида деревня — своего рода маленький приозерный городок, с домами, приподнятыми на сваях над землей для защиты жилья от влаги, пропитавшей землю и затопившей обширные пространства, ставшие из-за этого непригодными для земледелия. Каждое строение, длиной от десяти до двенадцати метров и шириной от шести до семи, как бы насаженное на четыре сваи высотой в один этаж в наших городских зданиях, состояло всего-навсего из крыши из пальмовых ветвей, поддерживаемых четырьмя столбами, которые покоились на балках, служивших обитателям этих сооружений сиденьями. Пол представлял собой простой настил из ветвей, покрытых притоптанным слоем земли, на котором разжигали огонь для приготовления пищи. Подняться в это жилище можно было лишь по древесному, с поперечными надрезами стволу. По словам уже упоминавшегося нами месье Андре, местные жители так же ловко пользуются сим своеобразным приспособлением, как мы — лестницей. Понятно, подобный дом, лишенный ненужных при таком климате стен, продувается ветром со всех сторон. Вдоль всего строения шло небольшое, высотой в метр, ограждение из крепких пальмовых ветвей, призванное оберегать домочадцев от падения вниз.
Мебель сводилась к нескольким грубой работы табуреткам, а посуда — к горшку, поставленному на три камня, и к сосудам из тыкв.
Хозяева этих примитивных жилищ, с наслаждением растянувшись на расстеленных на полу полотнищах, спали, таким образом, на свежем воздухе, под скромным прикрытием крыши и под монотонное, беспрестанное постукивание дождя о листья, столь же непроницаемые для воды, как черепица.
Дождь усиливался, и двое путешественников, естественно, приободрились, когда обнаружили, что обитатели этих удивительных свайных сооружений еще не отошли ко сну. Набухшая почва хлюпала под ногами друзей, влага, насыщавшая воздух, проникала под одежду, но они уже не замечали этого, радуясь тому, что обрели наконец-то пристанище.
Жак и Жюльен не ошиблись, рассчитывая на гостеприимство местных жителей. Едва индейцы, которые танцевали или попивали нечто вроде нашей водки, заметили приближение незнакомцев, как тотчас же устремились к ним навстречу, окружили их плотным кольцом и пригласили принять участие в веселье. Зная по опыту, что подобное приглашение исходит от чистого сердца и за ним не может скрываться намерение заманить путников в ловушку, поскольку проживающие в этом регионе краснокожие отличаются дружелюбием, французы полезли по бревну в ближайший же приозерный дом.
Их прекрасно приняли, поскольку они были гостями и к тому же белыми — скромными, сильными и отважными, только что вышедшими из леса, где им пришлось проделать немалый путь под не прекращавшимся ни на миг дождем. Европейцы наслаждались обретенным уютом, и монотонный шум дождя лишь ласкал теперь их слух.
Жюльен имел уже опыт подобного общения с индейцами. Он показал им самые ценные свои бумаги — кредитные письма и паспорт — со сделанными в них отметками. Заключенные, к счастью, в непромокаемый кошелек, все документы находились в прекрасном состоянии.
Жак решил последовать его примеру. Перелистав свою знаменитую записную книжку с заметками, прочная обложка которой не пропустила ни капли дождя, он положил ее, как обычно, в левый карман куртки и, машинально ощупав правый, обычно аккуратно застегнутый, невольно издал удивленный возглас: пуговица исчезла, карман был разорван.
— Что случилось? — спросил встревоженно Жюльен.
— Когда мы находились в лепрозории, я ни разу не удосужился проверить, по-прежнему ли мой бумажник в кармане.
— Ну и?..
— Он пропал.
— Печально.
— Еще бы!
— А что в нем лежало?
— Да ничего, если не считать письма, которым мой дядя объявлял меня своим единственным наследником.
ГЛАВА 6
Закупка провизии в Барбакоасе. — Маршрут полковника Батлера и капитана Боба. — Дорога на юг. — Верхом на себе подобных. — Через Кордильеры. — Безжалостный офицер-испанец. — Месть носильщика. — Первые симптомы морской болезни. — Мост через ущелье. — Сороче — горная болезнь. — Колумбийско-эквадорская граница. — Долина реки Рио-Чота. — Сахарный тростник. — Укус коралловой змеи. — Смертельная опасность.
Потеря бумажника, где хранилось письмо, объявлявшее Жака Арно единственным наследником его дяди, старого владельца фазенды Жаккари-Мирим, было, в сущности, не таким уж важным делом. Что, в конце концов, могла означать эта пропажа? Всего-навсего кое-какие дополнительные формальности в момент вступления Жака в права наследования, поскольку установить его личность в Рио-де-Жанейро, не слишком удаленном от фазенды, не составляло особого труда. Кроме того, наверняка в официально заверенном завещании покойного содержались конкретные предписания, касающиеся передачи племяннику огромного состояния, а также достаточно точная характеристика наследника, что позволило бы избежать каких бы то ни было осложнений, больших или малых.
Примерно так рассуждал Жюльен де Клене, узнав об исчезновении письма, расстроившем поначалу Жака Арно.
Покинув под шум дождя приозерную деревню, где им было оказано сердечное, радушное гостеприимство, путешественники, так и не дождавшись изменения погоды в лучшую сторону, добрались наконец до Барбакоаса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156