изнуряющая жара тропиков расслабляет самый стойкий организм, размягчает самые твердые мускулы. Пассажиры из северных широт, ошалев от зноя, находились в некоем полусонном состоянии и даже не пытались возмущаться носильщиками-копушами.
Зато персоналом панамского железнодорожного вокзала овладел какой-то странный зуд. Каждый занял свой пост, причем — вещь невероятная — не было видно ни пьяных, ни опоздавших.
Благодаря отличной организации три почтовых вагона разгрузили буквально за считанные минуты, а их содержимое доставили на пристань, так что на долю носильщиков и матросов пришлось не так уж много работы.
Представитель железнодорожной компании, обслуживавшей линию «Центральная Америка — Панама», и его коллега из «Северной тихоокеанской транспортной компании», всецело занятые своими заботами, и думать позабыли о неприятных вещах, которые наговорили они сгоряча своему конкуренту — агенту немецкой пароходной компании «Космос». Начальник вокзала и его служащие, как крупные, так и мелкие, трудились столь самозабвенно, словно поставили своей целью поскорее отделаться от публики. Каждый выполнял свою работу исключительно споро, к огромному удовольствию пассажиров и получателей товаров, только что доставленных по железной дороге через Панамский перешеек в Панаму.
Когда обслуживающий персонал в полном составе остался один на один с длинной вереницей товарных вагонов, запертых и тщательно укрытых брезентом, пропитанным гудроном, из пассажирского вагона выскочил, словно черт из коробочки, некий субъект, доселе невидимый.
— Итак, мы одни, не правда ли? — спросил он по-английски начальника эксплуатационной службы.
— Да, сэр, — коротко ответил тот.
— Двери вокзала затворены?
— Конечно! Вы же сами слышали, как щелкнули задвижки и замки!
— Ясно. А на людей ваших можно положиться?
— Вне сомнения, если им хорошо платят.
— Вам известно, я не торгуюсь.
— Иес…
— А никому не покажется странным, что вагоны стоят на отдельном пути, у самой пристани?.. Что вокзальное помещение закрыто?.. И что люди заняты какой-то таинственной работой?.. И к тому же у платформ, обычно всегда открытых для пассажиров?..
— Все может быть. Но у нас не имелось иного выхода: есть приказ губернатора Панамской провинции, строго-настрого запрещающий провоз подобного груза… Да и консулы из разных там государств бдительно следят за такими вещами…
— Консулы?! У представителей европейских стран в эти часы сиеста, и, кроме того, до завтра они будут погружены в чтение только что прибывшей почты. А отсюда следует, что им пока не до нашего… предприятия. И нет нужды говорить вам о позиции Америки: ее невмешательство гарантировано. Чилийский же консул — единственный, кто может протестовать против отправки из Панамы подобного «багажа», — прикован к постели то ли из-за простуды, то ли еще из-за какой-то болезни.
— Ол раит!
— Вот тысяча долларов золотом для ваших людей. И столько же они получат после погрузки. Кроме того, еще даю две тысячи долларов — для начальства.
— Спасибо. Не хотите ли проверить пломбы на вагонах, поставленные в Колоне?
— Нет, не нужно.
Во время этого короткого диалога на хорошенькой шхуне, стоявшей метрах в ста от пристани, подняли брашпилем якорь, после чего судно не спеша развернули и с помощью лебедки подтянули к пристани, возвышавшейся над палубой метра на три. И тотчас же откуда-то из трюма послышался хриплый голос, вырвавшийся из зиявшего внизу люка и бесцеремонно прервавший диалог:
— Черт меня побери, да и вас тоже! Раскаркались, словно вороны, вместо того чтобы заниматься делом! Лодыри, каких свет еще не видывал!
— Это наш славный капитан Боб волнуется, и не зря, — заметил с улыбкой незнакомец и, подойдя к краю набережной, посмотрел вниз, на корму шхуны. — Порядок, дружище! Все идет как надо!
В ответ снова раздалось недовольное ворчание, и вслед за тем из люка вынырнула рыжая голова и показались грубая физиономия и лохматая борода. Потом высунулись плечи и бизоний торс, крепко державшийся на двух огромных ногах, под которыми прогнулись доски спардека.
Гигант, которому принадлежали указанные выше части тела, поднялся на планшир, так что его отделяло от собеседника, стоявшего на краю пристани, не более шестидесяти сантиметров.
— Здравствуйте, Боб!.. Ворчите, как всегда?
— Здравствуйте, Сайрус! Да, вы правы: ворчу — пользуясь последними мгновениями, отпущенными мне, чтобы насладиться подобным приятным времяпрепровождением.
— Что вы хотите этим сказать?
— Возможно, мне недолго уже осталось ворчать.
— Что так?
— Не исключено, что завтра меня возьмут и повесят. Незнакомец, как ни владел собой, невольно вздрогнул.
— Вы всерьез? — проговорил он несколько изменившимся голосом.
— Да, и настолько всерьез, что я с радостью отказался бы от нашей сделки, если бы вы смогли подыскать себе какое-нибудь другое суденышко.
— Но это невозможно!
— Я так и думал.
— Перуанцы не могут ждать. Хотя, скажу откровенно, я тревожусь за судьбу сына моего отца: кто знает, не кончится ли для меня сия затея джигой при свете факелов из стеблей конопли?
— Опасное наше ремесло, особенно сейчас, мистер Сайрус!
— А что вы хотите, славный мой Боб? Ничего не дается даром. Наши же доходы находятся в прямой зависимости от наших аппетитов, отсюда и опасности, которым мы подвергаемся. Только чего вы так боитесь в данный момент?
— Вот уже в течение трех дней в двенадцати — пятнадцати милях от Панамы маячит в открытом море большой корабль, чтоб ему худо было! Он шастает туда-сюда в виду порта, словно часовой, делающий по сто шагов взад и вперед. Судно даже ненадолго не покидает своего поста и, ни на что не отвлекаясь, бдительно наблюдает за городом.
— И даже ночью?
— Ночью — особенно. По крайней мере, один раз в час корабль в течение нескольких минут мощным пучком электрического света озаряет рейд, да так ярко, что кажется, будто наступил день. Короче, в этом случае ускользнуть из поля его зрения не удастся никому, ибо луч прожектора рыщет, как акула.
— Да, но я слышал про вашу шхуну, что она здесь — одно из самых быстрых торговых судов…
— Дорогой Сайрус, это настоящая чушь!
— Вы просто трусите.
— Если хотите знать, моя пресловутая шхуна — крохотное суденышко, которое в любой момент может при резком ветре перевернуться вверх тормашками, — всего-навсего калоша рядом с этим чертовым кораблем!
— Как жаль, что у нас нет сейчас тех быстроходных катеров, коими мы располагали во время предыдущей войны!
— Да, тогда мы имели в каждой топке по тонне жидкого топлива и спокойно проходили со своим грузом где хотели: с берега видна была лишь шапка механика. И всегда доставляли оружие в срок…
— Да спасет нас Бог!
— Да спасет нас Бог! — торжественно повторил капитан Боб. — Право же, неприятно думать о том, что мною могут заменить на главной мачте этого судна сигнальный флажок. Даже шея начинает болеть, как представлю себе веревку с петлей на конце. — Затем он крикнул матросам: — Эй вы, там, пошевеливайтесь, черт вас подери! Не забывайте: вас ждет двойная плата, двойная порция табаку и виски, а посему и работать вы должны каждый за двоих в преддверии вечной жизни! — Убедившись, что команда бурно отреагировала на сей призыв, капитан снова повернулся к своему собеседнику:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
Зато персоналом панамского железнодорожного вокзала овладел какой-то странный зуд. Каждый занял свой пост, причем — вещь невероятная — не было видно ни пьяных, ни опоздавших.
Благодаря отличной организации три почтовых вагона разгрузили буквально за считанные минуты, а их содержимое доставили на пристань, так что на долю носильщиков и матросов пришлось не так уж много работы.
Представитель железнодорожной компании, обслуживавшей линию «Центральная Америка — Панама», и его коллега из «Северной тихоокеанской транспортной компании», всецело занятые своими заботами, и думать позабыли о неприятных вещах, которые наговорили они сгоряча своему конкуренту — агенту немецкой пароходной компании «Космос». Начальник вокзала и его служащие, как крупные, так и мелкие, трудились столь самозабвенно, словно поставили своей целью поскорее отделаться от публики. Каждый выполнял свою работу исключительно споро, к огромному удовольствию пассажиров и получателей товаров, только что доставленных по железной дороге через Панамский перешеек в Панаму.
Когда обслуживающий персонал в полном составе остался один на один с длинной вереницей товарных вагонов, запертых и тщательно укрытых брезентом, пропитанным гудроном, из пассажирского вагона выскочил, словно черт из коробочки, некий субъект, доселе невидимый.
— Итак, мы одни, не правда ли? — спросил он по-английски начальника эксплуатационной службы.
— Да, сэр, — коротко ответил тот.
— Двери вокзала затворены?
— Конечно! Вы же сами слышали, как щелкнули задвижки и замки!
— Ясно. А на людей ваших можно положиться?
— Вне сомнения, если им хорошо платят.
— Вам известно, я не торгуюсь.
— Иес…
— А никому не покажется странным, что вагоны стоят на отдельном пути, у самой пристани?.. Что вокзальное помещение закрыто?.. И что люди заняты какой-то таинственной работой?.. И к тому же у платформ, обычно всегда открытых для пассажиров?..
— Все может быть. Но у нас не имелось иного выхода: есть приказ губернатора Панамской провинции, строго-настрого запрещающий провоз подобного груза… Да и консулы из разных там государств бдительно следят за такими вещами…
— Консулы?! У представителей европейских стран в эти часы сиеста, и, кроме того, до завтра они будут погружены в чтение только что прибывшей почты. А отсюда следует, что им пока не до нашего… предприятия. И нет нужды говорить вам о позиции Америки: ее невмешательство гарантировано. Чилийский же консул — единственный, кто может протестовать против отправки из Панамы подобного «багажа», — прикован к постели то ли из-за простуды, то ли еще из-за какой-то болезни.
— Ол раит!
— Вот тысяча долларов золотом для ваших людей. И столько же они получат после погрузки. Кроме того, еще даю две тысячи долларов — для начальства.
— Спасибо. Не хотите ли проверить пломбы на вагонах, поставленные в Колоне?
— Нет, не нужно.
Во время этого короткого диалога на хорошенькой шхуне, стоявшей метрах в ста от пристани, подняли брашпилем якорь, после чего судно не спеша развернули и с помощью лебедки подтянули к пристани, возвышавшейся над палубой метра на три. И тотчас же откуда-то из трюма послышался хриплый голос, вырвавшийся из зиявшего внизу люка и бесцеремонно прервавший диалог:
— Черт меня побери, да и вас тоже! Раскаркались, словно вороны, вместо того чтобы заниматься делом! Лодыри, каких свет еще не видывал!
— Это наш славный капитан Боб волнуется, и не зря, — заметил с улыбкой незнакомец и, подойдя к краю набережной, посмотрел вниз, на корму шхуны. — Порядок, дружище! Все идет как надо!
В ответ снова раздалось недовольное ворчание, и вслед за тем из люка вынырнула рыжая голова и показались грубая физиономия и лохматая борода. Потом высунулись плечи и бизоний торс, крепко державшийся на двух огромных ногах, под которыми прогнулись доски спардека.
Гигант, которому принадлежали указанные выше части тела, поднялся на планшир, так что его отделяло от собеседника, стоявшего на краю пристани, не более шестидесяти сантиметров.
— Здравствуйте, Боб!.. Ворчите, как всегда?
— Здравствуйте, Сайрус! Да, вы правы: ворчу — пользуясь последними мгновениями, отпущенными мне, чтобы насладиться подобным приятным времяпрепровождением.
— Что вы хотите этим сказать?
— Возможно, мне недолго уже осталось ворчать.
— Что так?
— Не исключено, что завтра меня возьмут и повесят. Незнакомец, как ни владел собой, невольно вздрогнул.
— Вы всерьез? — проговорил он несколько изменившимся голосом.
— Да, и настолько всерьез, что я с радостью отказался бы от нашей сделки, если бы вы смогли подыскать себе какое-нибудь другое суденышко.
— Но это невозможно!
— Я так и думал.
— Перуанцы не могут ждать. Хотя, скажу откровенно, я тревожусь за судьбу сына моего отца: кто знает, не кончится ли для меня сия затея джигой при свете факелов из стеблей конопли?
— Опасное наше ремесло, особенно сейчас, мистер Сайрус!
— А что вы хотите, славный мой Боб? Ничего не дается даром. Наши же доходы находятся в прямой зависимости от наших аппетитов, отсюда и опасности, которым мы подвергаемся. Только чего вы так боитесь в данный момент?
— Вот уже в течение трех дней в двенадцати — пятнадцати милях от Панамы маячит в открытом море большой корабль, чтоб ему худо было! Он шастает туда-сюда в виду порта, словно часовой, делающий по сто шагов взад и вперед. Судно даже ненадолго не покидает своего поста и, ни на что не отвлекаясь, бдительно наблюдает за городом.
— И даже ночью?
— Ночью — особенно. По крайней мере, один раз в час корабль в течение нескольких минут мощным пучком электрического света озаряет рейд, да так ярко, что кажется, будто наступил день. Короче, в этом случае ускользнуть из поля его зрения не удастся никому, ибо луч прожектора рыщет, как акула.
— Да, но я слышал про вашу шхуну, что она здесь — одно из самых быстрых торговых судов…
— Дорогой Сайрус, это настоящая чушь!
— Вы просто трусите.
— Если хотите знать, моя пресловутая шхуна — крохотное суденышко, которое в любой момент может при резком ветре перевернуться вверх тормашками, — всего-навсего калоша рядом с этим чертовым кораблем!
— Как жаль, что у нас нет сейчас тех быстроходных катеров, коими мы располагали во время предыдущей войны!
— Да, тогда мы имели в каждой топке по тонне жидкого топлива и спокойно проходили со своим грузом где хотели: с берега видна была лишь шапка механика. И всегда доставляли оружие в срок…
— Да спасет нас Бог!
— Да спасет нас Бог! — торжественно повторил капитан Боб. — Право же, неприятно думать о том, что мною могут заменить на главной мачте этого судна сигнальный флажок. Даже шея начинает болеть, как представлю себе веревку с петлей на конце. — Затем он крикнул матросам: — Эй вы, там, пошевеливайтесь, черт вас подери! Не забывайте: вас ждет двойная плата, двойная порция табаку и виски, а посему и работать вы должны каждый за двоих в преддверии вечной жизни! — Убедившись, что команда бурно отреагировала на сей призыв, капитан снова повернулся к своему собеседнику:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156