Но тут и вспомнил о триммере руля глубины. Перевел его на себя. «Миг» вышел из пикирования над самой землей. Сижу и не пойму — над Молдавией я или на том свете. Никак не решу — плакать мне или смеяться.
— Ну, а как ты сумел сесть с перебитым управлением? — спросил внимательно слушавший Дьяченко Соколов. — Почему не покинул самолет?
— Жалко стало. Какой же я истребитель без самолета? Триммером подвел «мига» на посадку и приземлился. Только жаль — из винта сделал рога.
Вот так, в шутливой форме и закончил свой рассказ Дьяченко. А ведь ему потребовались недюжинная воля, мужество, умение, чтобы в такой сложной обстановке приземлить боевую машину. Это и есть героизм.
— А ты надоумил меня своим рассказом о фонаре, — сказал я. — Сдвижная часть его имеет каркас из стальных трубок. Вчера в бою мне ее сорвало, и сегодня я летал без нее. А это, думаю, сказалось на девиации компаса. Вот почему, по-видимому, при перелете в Маяки компас увел нас вправо, — высказал я предположение об отклонении от маршрута при перелете.
— Это возможно. Завтра утром прокручу ваш самолет и устраню девиацию, — подтвердил мою догадку штурман полка Пал Палыч Крюков.
— Это мелочь. А успеем ли до утра заменить винты на трех самолетах… Что еще нам преподнесет Фигичев? — с горечью высказался я. — Сегодня в честь вашего возвращения наломали дров…
— Не надо переживать. Техники отремонтируют машины быстро, — успокоил меня Соколов. — Ну, что же, пойдемте на отдых.
С командиром эскадрильи мы направились в общежитие. Я попросил у Соколова разрешения испытать фонарь кабины. Меня серьезно беспокоил случай с Дьяченко. Соколов одобрил мое предложение:
— Хорошо! Ты завтра продолжай руководить эскадрильей, а я ознакомлюсь с ее делами.
Чувствуя, что сейчас не смогу спокойно уснуть, решил зайти на командный пункт и узнать о судьбе звена Фигичева. Запросы ближайших аэродромов не дали положительных результатов. Долго не мог заснуть, а как только задремал — подъем.
С утра А. Соколов заслушал мой доклад о состоянии дел в подразделении, о боевой деятельности с начала войны, о причинах гибели летного и технического состава. После этого он побеседовал с каждым летчиком, инженером подразделения. А я, используя свободное время, выполнил полет с целью проверить фонарь самолета. Испытание подтвердило опасения Дьяченко. Я доложил об этом, и мы с Соколовым пошли к командиру полка.
— После вчерашнего случая с Дьяченко Покрышкин попробовал открыть фонарь в полете. На скорости более четырехсот километров фонарь с большим трудом сдвигается за спинку сиденья и ставится на замки. Около пятисот километров и более летчик не в состоянии его сдвинуть с переднего положения,
— сообщил командиру полка Соколов.
— Да! Серьезный дефект. А что будем делать? — неуверенно спросил Иванов.
— Надо еще раз проверить. Если подтвердится, то со всех самолетов нужно будет снять сдвижную часть фонаря, летать без нее, — заявил Соколов.
Вижу, Виктор Петрович в раздумье. Понимаю, что такое решение командиру части взять на себя непросто.
— Товарищ командир полка, летчики при повреждении самолета окажутся в капкане. Пикирующую или горящую машину они на большой скорости не смогут покинуть. Это психологически будет отрицательно воздействовать, скажется и на боевой активности. Я твердо считаю: надо снимать сдвижную часть фонаря и летать без нее, — поддержал я Соколова.
— Но это уменьшит максимальную скорость полета «мига», — размышлял вслух командир полка, понимая, какую ответственность он берет на себя, поддерживая эти предложения.
— Скорость уменьшится незначительно, но зато у летчиков сохранится гарантия покинуть самолет в критических случаях. А это важнее.
— Хорошо! Я посоветуюсь с инженерами, сам лично слетаю, а потом дам указание. О дефектах на завод надо сообщить немедленно.
Через несколько часов техники сняли с машин сдвижную часть фонаря. Это впоследствии спасло жизнь многим летчикам.
К обеду пришло сообщение, что звено Фигичева совершило вынужденную посадку на строящуюся летную площадку. Летчики приземлились благополучно недалеко от Котовска. Лишь одна машина получила незначительное повреждение. К ним тут же выехала автомашина с техсоставом и бензозаправщик. Вся эскадрилья с надеждой посматривала в направлении Котовска, ожидая прилета звена. А с меня словно сняли огромную тяжесть.
С юго-востока показались три самолета. При подходе к аэродрому мы рассмотрели: летел УТИ-4, эскортируемый двумя «Чайками». Помяли, что прилетел командир дивизии с инспектором Сорокиным, выполняющим роль шеф-пилота.
Позвонили в эскадрилью по телефону и вызвали меня на командный пункт. Я шел и думал: какое-то особое задание или на разговор с командиром дивизии? Личной вины за вчерашний день за собой не чувствовал.
У командного пункта стоял с явно недовольным видом Осипенко. Рядом с ним Иванов. Не успел я доложить о прибытии, как командир соединения с раздражением спросил:
— Где твоя эскадрилья?
От вопроса я даже несколько опешил.
— Что молчишь? Почему растерял группу?
— Шесть самолетов готовь) к выполнению боевой задачи. Звено Фигичева уже производит посадку, — кивнул я в сторону полосы. — Через полчаса оно будет также готово к выполнению задания. Летчик Семенов погиб вчера в воздушном бою.
— Почему ты растерял вчера свою группу?
— Группа рассыпалась при возвращении с задания ночью. В этих условиях оторвалось звено Фигичева и, не найдя в темноте своего аэродрома, село вынужденно, — попытался объяснить обстановку.
— Какая ночь?.. Иванов! Что он говорит? Сумерки путает с ночью.
— При грозовой облачности темнота наступает почти на полчаса раньше. Об этом хорошо знает каждый летчик и метеоролог. Когда нам приказали вылететь на задание, этого не учли, — ответил я, стараясь отвести удар от Иванова.
— Это ты знаешь!.. А как наш Су-2 сбил, не помнишь?
— В этом я виноват! Но за этот проступок уже рассчитался шестью сбитыми вражескими самолетами.
Разговор дальше пошел, как говорят, вкрутую. Я не сдержался, заговорил о неразумном использовании истребителей, о распылении сил. Вызвал нарекания командира соединения.
— Иванов! Эскадрилью ему доверять нельзя. Подготовь приказ о снятии его с комэска! — сделал вывод Осипенко.
— Он заместитель. До возвращения Соколова исполнял обязанности командира, — пояснил Иванов.
— И с заместителя надо снять. Понизить до командира звена. Пусть сначала научится управлять звеном!
Чувствуя, что в раздражении я зарвался, попросил разрешения идти. Осипенко махнул на меня рукой и направился на командный пункт. А я поспешил в эскадрилью.
— Ну, как поговорили? — спросил меня при возвращении Соколов.
— Надолго в памяти останется эта беседа.
— Чем же закончился разговор?
— Осипенко остался командиром дивизии, а я стал командиром звена.
— Зачем спорил?
— А! Хотел правду высказать… Сейчас бы в бой.
— С таким настроением воевать нельзя. Злость приводит к необдуманным действиям. Надо успокоиться, — посоветовал Соколов.
Как раз в это время к командиру эскадрильи подошел Фигичев, доложил о прибытии. Соколов прервал его и строго спросил:
— Почему от ведущей пары ушел?
— А куда же он нас вел? — кивнул Фигичев в мою сторону.
— Я сел на свой аэродром!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
— Ну, а как ты сумел сесть с перебитым управлением? — спросил внимательно слушавший Дьяченко Соколов. — Почему не покинул самолет?
— Жалко стало. Какой же я истребитель без самолета? Триммером подвел «мига» на посадку и приземлился. Только жаль — из винта сделал рога.
Вот так, в шутливой форме и закончил свой рассказ Дьяченко. А ведь ему потребовались недюжинная воля, мужество, умение, чтобы в такой сложной обстановке приземлить боевую машину. Это и есть героизм.
— А ты надоумил меня своим рассказом о фонаре, — сказал я. — Сдвижная часть его имеет каркас из стальных трубок. Вчера в бою мне ее сорвало, и сегодня я летал без нее. А это, думаю, сказалось на девиации компаса. Вот почему, по-видимому, при перелете в Маяки компас увел нас вправо, — высказал я предположение об отклонении от маршрута при перелете.
— Это возможно. Завтра утром прокручу ваш самолет и устраню девиацию, — подтвердил мою догадку штурман полка Пал Палыч Крюков.
— Это мелочь. А успеем ли до утра заменить винты на трех самолетах… Что еще нам преподнесет Фигичев? — с горечью высказался я. — Сегодня в честь вашего возвращения наломали дров…
— Не надо переживать. Техники отремонтируют машины быстро, — успокоил меня Соколов. — Ну, что же, пойдемте на отдых.
С командиром эскадрильи мы направились в общежитие. Я попросил у Соколова разрешения испытать фонарь кабины. Меня серьезно беспокоил случай с Дьяченко. Соколов одобрил мое предложение:
— Хорошо! Ты завтра продолжай руководить эскадрильей, а я ознакомлюсь с ее делами.
Чувствуя, что сейчас не смогу спокойно уснуть, решил зайти на командный пункт и узнать о судьбе звена Фигичева. Запросы ближайших аэродромов не дали положительных результатов. Долго не мог заснуть, а как только задремал — подъем.
С утра А. Соколов заслушал мой доклад о состоянии дел в подразделении, о боевой деятельности с начала войны, о причинах гибели летного и технического состава. После этого он побеседовал с каждым летчиком, инженером подразделения. А я, используя свободное время, выполнил полет с целью проверить фонарь самолета. Испытание подтвердило опасения Дьяченко. Я доложил об этом, и мы с Соколовым пошли к командиру полка.
— После вчерашнего случая с Дьяченко Покрышкин попробовал открыть фонарь в полете. На скорости более четырехсот километров фонарь с большим трудом сдвигается за спинку сиденья и ставится на замки. Около пятисот километров и более летчик не в состоянии его сдвинуть с переднего положения,
— сообщил командиру полка Соколов.
— Да! Серьезный дефект. А что будем делать? — неуверенно спросил Иванов.
— Надо еще раз проверить. Если подтвердится, то со всех самолетов нужно будет снять сдвижную часть фонаря, летать без нее, — заявил Соколов.
Вижу, Виктор Петрович в раздумье. Понимаю, что такое решение командиру части взять на себя непросто.
— Товарищ командир полка, летчики при повреждении самолета окажутся в капкане. Пикирующую или горящую машину они на большой скорости не смогут покинуть. Это психологически будет отрицательно воздействовать, скажется и на боевой активности. Я твердо считаю: надо снимать сдвижную часть фонаря и летать без нее, — поддержал я Соколова.
— Но это уменьшит максимальную скорость полета «мига», — размышлял вслух командир полка, понимая, какую ответственность он берет на себя, поддерживая эти предложения.
— Скорость уменьшится незначительно, но зато у летчиков сохранится гарантия покинуть самолет в критических случаях. А это важнее.
— Хорошо! Я посоветуюсь с инженерами, сам лично слетаю, а потом дам указание. О дефектах на завод надо сообщить немедленно.
Через несколько часов техники сняли с машин сдвижную часть фонаря. Это впоследствии спасло жизнь многим летчикам.
К обеду пришло сообщение, что звено Фигичева совершило вынужденную посадку на строящуюся летную площадку. Летчики приземлились благополучно недалеко от Котовска. Лишь одна машина получила незначительное повреждение. К ним тут же выехала автомашина с техсоставом и бензозаправщик. Вся эскадрилья с надеждой посматривала в направлении Котовска, ожидая прилета звена. А с меня словно сняли огромную тяжесть.
С юго-востока показались три самолета. При подходе к аэродрому мы рассмотрели: летел УТИ-4, эскортируемый двумя «Чайками». Помяли, что прилетел командир дивизии с инспектором Сорокиным, выполняющим роль шеф-пилота.
Позвонили в эскадрилью по телефону и вызвали меня на командный пункт. Я шел и думал: какое-то особое задание или на разговор с командиром дивизии? Личной вины за вчерашний день за собой не чувствовал.
У командного пункта стоял с явно недовольным видом Осипенко. Рядом с ним Иванов. Не успел я доложить о прибытии, как командир соединения с раздражением спросил:
— Где твоя эскадрилья?
От вопроса я даже несколько опешил.
— Что молчишь? Почему растерял группу?
— Шесть самолетов готовь) к выполнению боевой задачи. Звено Фигичева уже производит посадку, — кивнул я в сторону полосы. — Через полчаса оно будет также готово к выполнению задания. Летчик Семенов погиб вчера в воздушном бою.
— Почему ты растерял вчера свою группу?
— Группа рассыпалась при возвращении с задания ночью. В этих условиях оторвалось звено Фигичева и, не найдя в темноте своего аэродрома, село вынужденно, — попытался объяснить обстановку.
— Какая ночь?.. Иванов! Что он говорит? Сумерки путает с ночью.
— При грозовой облачности темнота наступает почти на полчаса раньше. Об этом хорошо знает каждый летчик и метеоролог. Когда нам приказали вылететь на задание, этого не учли, — ответил я, стараясь отвести удар от Иванова.
— Это ты знаешь!.. А как наш Су-2 сбил, не помнишь?
— В этом я виноват! Но за этот проступок уже рассчитался шестью сбитыми вражескими самолетами.
Разговор дальше пошел, как говорят, вкрутую. Я не сдержался, заговорил о неразумном использовании истребителей, о распылении сил. Вызвал нарекания командира соединения.
— Иванов! Эскадрилью ему доверять нельзя. Подготовь приказ о снятии его с комэска! — сделал вывод Осипенко.
— Он заместитель. До возвращения Соколова исполнял обязанности командира, — пояснил Иванов.
— И с заместителя надо снять. Понизить до командира звена. Пусть сначала научится управлять звеном!
Чувствуя, что в раздражении я зарвался, попросил разрешения идти. Осипенко махнул на меня рукой и направился на командный пункт. А я поспешил в эскадрилью.
— Ну, как поговорили? — спросил меня при возвращении Соколов.
— Надолго в памяти останется эта беседа.
— Чем же закончился разговор?
— Осипенко остался командиром дивизии, а я стал командиром звена.
— Зачем спорил?
— А! Хотел правду высказать… Сейчас бы в бой.
— С таким настроением воевать нельзя. Злость приводит к необдуманным действиям. Надо успокоиться, — посоветовал Соколов.
Как раз в это время к командиру эскадрильи подошел Фигичев, доложил о прибытии. Соколов прервал его и строго спросил:
— Почему от ведущей пары ушел?
— А куда же он нас вел? — кивнул Фигичев в мою сторону.
— Я сел на свой аэродром!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129