На эту «иглу» я сел давно, еще в СССР, в 1989 году. До сих пор не пойму, почему я все-таки поехал в Обнинск, закрытый город, о котором ровно ничего не знал. Ну, конечно, слышал о знаменитом военно-космическом комплексе «Энергия», о том, что там где-то находилась Обнинская атомная электростанция. И все.
В это время были объявлены довыборы в депутаты Верховного Совета СССР по Смоленскому округу №27. И надо же такому произойти: городская комсомольская организация выдвинула меня в кандидаты. Это была полная неожиданность, я не понимал, что такое выборы, что такое политическая борьба. Но ребята-комсомольцы так просили, что, не желая им отказывать, я отправился в Обнинск.
Приезжаю в город, и мне сообщают:
– Артем Михайлович, мы вас не предупредили, но через полчаса в конференц-зале научного центра состоится собрание общественности, на котором вы должны выступать со своей предвыборной программой.
Дело в том, что тогда процедура выдвижения кандидатов в народные депутаты была довольно сложной, не такой, как сейчас.
Впервые в СССР наступил момент, когда существовавшая раньше система «выборов без выбора» была поставлена под сомнение. С той, старой, все было предельно ясно: автоматически из года в год партийные органы назначали на безальтернативной основе кандидатов, которых формально избирали всенародным голосованием, и всегда с результатом 98 процентов – «за». И так каждые пять лет, от съезда к съезду.
В 1989 году Политбюро ЦК КПСС и Горбачев, которые вовсю уже заигрывали с западной демократией, решили провести выборы по-другому, так, чтобы в них участвовало несколько кандидатов на одно место. Конечно, все это должно было остаться под полным контролем органов коммунистической партии. Но все же посмотреть, что получится из новшества, власти очень хотелось.
По замыслу руководства вначале трудовые коллективы в разных местах должны были выдвигать своих кандидатов на собраниях общественности, и если их окажется несколько, то среди них выбрать представителей данного района или города, их и надо направить на окружное собрание избирателей. Там, на второй стадии, избрать тайным голосованием несколько финалистов от избирательного округа, которые получали право вступить в предвыборную борьбу между собой.
В наш огромный Смоленский округ №27 входили: Калужская, Смоленская и Брянская области с общим числом избирателей более пяти миллионов человек! Вы представляете, какое количество кандидатов было предварительно выдвинуто коллективами в городах и районах этих областей? Точную цифру не помню, но только по маленькому городку Обнинску было предложено несколько кандидатов от разных коллективов трудящихся.
Всем нам предстояло выступать со своими программами в коллективах города. После каждого выступления должно было пройти открытое голосование «поднятием рук» собравшихся, чтобы определить того, кто наберет наибольшую поддержку в коллективах и поедет делегатом от Обнинска на окружное собрание в Смоленск.
Вот такая система впервые была предложена.
Все это застало меня врасплох. У меня не было даже заготовленной речи, какая уж там программа для страны! Я вообще не представлял, как и о чем говорить, и даже не догадывался, с кем я встречусь лицом к лицу.
Но отказаться было невозможно. Народ уже начал собираться в огромном зале предприятия, и объявления были расклеены по всем отделам и цехам научного центра.
Когда мы с комсомольцами приехали на место и мне в глаза бросилось это объявление, я, честно говоря, сильно засомневался в успешном исходе того, что мне предстояло сделать.
Там было написано:
«…выборы кандидата для участия в окружном собрании избирателей от города Обнинска по Смоленскому округу №27 между: заместителем Генерального прокурора СССР – товарищем Катусевым Л.Ф. и кооператором – товарищем Тарасовым A.M.».
Как выяснилось, сам Катусев в Обнинск не приехал. И это только усложнило мое положение. Представлять на этом собрании Катусева было поручено легендарному следователю по особо тяжким уголовным преступлениям, известному политику Гдляну Тельману Хореновичу – доверенному лицу Катусева.
Тогда на всю страну гремело узбекское дело о коррупции, раскрытое следователем Гдляном, и Тельман Хоренович находился в первом ряду самых популярных людей СССР.
И вот я оказался на сцене, а Гдлян задержался где-то в дороге. Каждому из нас на выступление отводилось по десять минут, а потом должно было состояться голосование. Поскольку Гдляна еще не было и надо было начинать собрание, слово для выступления первому дали мне.
Я начал говорить какую-то чушь про перестройку, про гласность и кооперацию, достаточно вяло и невразумительно, и вдруг моя речь была прервана буквально шквалом аплодисментов: в зал вошел Гдлян.
Он поднялся на сцену и, не обращая на меня никакого внимания, раскланивался перед восхищенной публикой, будто дирижер после окончания концерта.
Когда через несколько минут зал утихомирился и мне дали возможность продолжить, я кое-как довел не понятное никому выступление до не понятного никому конца и сел на место.
Гдлян, с усмешкой глядя на меня, встал и подошел к трибуне. Председательствующий предупредил о регламенте выступления, и Гдлян начал речь:
– Это вы мне, Гдляну, говорите, что надо выступать всего десять минут? Гдляну – депутату Верховного Совета СССР, заслуженному юристу Советского Союза? Гдлян будет говорить столько времени, сколько понадобится! – Он почти все время говорил о себе в третьем лице, и эта манера придавала ему особую значимость и величие.
– Удивительно, что здесь происходит? Нет предела возмущению! Вначале думал, что приехал в солидное учреждение представлять заместителя генерального прокурора СССР. И кто на сцене? Кооператор-колбасник! Это же надо было стране до того докатиться, чтобы Гдляну делали какие-то замечания по регламенту и чтобы Катусеву, заслуженному человеку, на котором держится вся совесть нации, противостоял какой-то колбасник-кооператор! Такого стыда Гдлян в своей жизни еще не испытывал!
После этих слов в зале воцарилась какая-то жуткая, тюремная тишина.
Тельман Хоренович выступал почти два часа. Он рассказал о своей жизни, об узбекском деле, о том, как они, естественно вместе с Катусевым, вернули государству миллиарды рублей и что чуть ли не сам Катусев раскрыл все эти преступления, несмотря на давление властей. Далее он отвечал на многочисленные вопросы из зала, и собрание превратилось в вечер встречи с легендарным следователем.
Гдлян был очень неплохим оратором, тема разговора о преступлениях власти была самой злободневной, и через какое-то время люди вообще забыли о моем присутствии. Действительно, слушать его было очень интересно, ведь тогда впервые в СССР к ответственности привлекли первых лиц среднеазиатской республики. Суммы похищенных денег поражали воображение собравшихся, и все переживали так, будто эти деньги были похищены из их собственных карманов, но потом возвращены.
Когда Гдлян закончил речь под овацию зала, я увидел чрезвычайно мрачные и вытянутые лица двух ребят-комсомольцев, сидевших среди публики. Не отдавая себе полного отчета о том, что делаю, я встал и, обратившись к председателю собрания, сказал:
– Товарищ председатель!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168