Как Леонардо да Винчи. Не, Леонардо был пидором, а я девушек
люблю, хоть и безответно.
Между прочим, на месте военной службы я и сочинять научился, в
смысле -- врать в письменном виде.
Я там как-то раз свалился с дерева (у меня специальность была --
снайпер, а дерево -- это окоп для снайпера), ну и кость сломал.
Поэтому последние полгода писарем прослужил. Пришлось
специализироваться на сочинении любовных писем для своего
командира. Девушки-то у него не застаивались и каждый раз он
требовал от меня новых фразочек. У возлюбленной, например,
ряха, что твоя задница, а я пишу: "Твой лик, о Зейнаб, подобен
новой Луне."
Ну я и обнаглел. Пока командир мне коньяка не нальет, я пера в
руки не беру.
Матерится капитан Пузырев, будто он извозчик, а не красноармеец,
но член-то стоит, члену не хочется покоя...
Я, кстати, так рассочинялся, что захотел на полку районной
библиотеки попасть между Гоголем и Герценом -- моя фамилия,
кстати, Гвидонов, ГВИДОНОВ.
Уже после армии сляпал три романа, послал по экземпляру в три
разные редакции. Ну и меня в ответ послали. Кто уверял, что мое
творчество не для толпы, что лучше завести попугая и
декламировать перед ним; кто посоветовал чаще открывать книги
приличных писателей; кто меньше списывать; а кто больше
заниматься сексом.
Они моей жены не знали. Она у меня каратистка. Секс только
после получки. А в остальное время -- получи по печени.
В остальное время меня как супруга кто-то подменял. А кто -- не
знаю до сих пор. В пи..., пардон, в срамное место видеокамеру не
вставишь. По-крайней мере так, чтоб незаметно было.
Наконец, догадался я, что из меня писатель и муж, как из говна
штык и пуля, а фамилия моя годится лишь для заборных надписей.
С женой развелся, рукописи порвал, нашел работу. Мой бывший
армейский командир, капитан Пузырев, как раз демобилизовался и
стал директором охранного бюро -- взял к себе...
Несмотря на то, что на этом дежурстве никто не пострадал, я
Файнберга не забыл. И до следующей смены я мучительно думал,
постепенно превращаясь из человека прямоходящего, то есть хомо
эректус (извините за выражение), в человека сверхразумного.
Чтоб поменьше мучиться, делал себе местную анестезию в виде
рюмки "Абсолюта". В результате такое умозаключение получилось.
Раз никому не нужный полусбрендивший Файнберг стал кому-то нужен
в мертвом навеки умолкнувшем виде, значит был Самуил Моисеевич
намного круче, чем всем казалось.
Выходит, был он глубоким исследователем, что различал
лишь один Гаврилов, да и то третьим глазом.
Может, док Файнберг и на самом деле уловил, куда дует ветер
эволюции? И это кому-то не понравилось? Или же его эволюционная
машина создала в проекте некоего грозного монстра? Поэтому и
решено было проект украсть, а самого создателя грохнуть.
Однако связь между мотивами и основной уликой -- крысиным
дерьмом -- не прощупывалась. Это и довело меня в итоге до
тяжелого расстройства желудка. Ведь для стимуляции работы мозга
пришлось налегать на сахар, содержащийся в домашних наливках и
заводских портвейнах. Поэтому на следующем дежурстве, успокоив
душу и тело "Имодиумом", делал я безыдейные наброски к
своему четвертому роману.
К примеру. Одна маленькая русская девочка спускает на воду
игрушечный авианосец, который плывет из Финского залива в
Балтийское море, оттуда в Северное, ну и в Атлантический
океан. А в океане этот кораблик замечает командир американской
подводной лодки "Трайдент" адмирал Муди. Однако, из-за того,
что электронная система наблюдения барахлит, адмирал решает, что
авианосец не маленький, а большой, и поскольку он странный на
вид, то, наверное, иранский, и готов нанести по Штатам
удар. Подводная лодка пускает в девочкин кораблик ракету
"Мэверик", но ракетная боеголовка не может взять такую крохотную
цель и уносится в сторону американского линкора "Нью-Джерси".
Линкор тонет, а президенту в Вашингтоне докладывают, что
неизвестная ракета, скорее всего русская, уничтожила гордость
американского флота. И тогда запутавшийся в любовницах президент
решает нанести превентивный ядерный удар по российской
военно-морской базе в Заполярье. Однако по пути бортовой
процессор ракеты "Минитмэн" принимает Луну за российское
Заполярье. "Минитмэн" взрывается на Луне, отчего она сходит со
своей орбиты и врезается в Землю, поднимая тучи пыли. Наступает
вечная зима. И однажды американский президент куда-то едет на
своих собаках по бескрайней тундре, теряет дорогу, но натыкается
на уютный ледяной домик. Входит в него и видит ту самую
маленькую русскую девочку, которая когда-то пустила роковой
кораблик. Только она уже -- молодая красивая женщина. Едва
президент отогревается, как между ними всыпыхивает любовь. Вот
как общественное несчастье может устроить личное счастье...
Так я заигрался, что едва вспомнил мужика с вихрастой бородой,
ученого Веселкина, специалиста по жидкостным плазмогенераторам.
Он сегодня единственный член той кодлы, что в прошлый раз
мастерила плазмогенератор.
И не вдруг я вспомнил о Веселкине, а после того, как некая
мелкая тень шмыгнула по холлу. Пусть это и оптический обман, но
я как-то весь встрепенулся и стал упорно добиваться разговора с
дежурным ученым.
Набираю номер лаборатории раз, другой. Не откликается. У меня,
конечно, уже дурные картинки в голове ожили, поползли. Я, в
свою очередь, браню себя за больное воображение. Ведь мог же
бородатый мыслитель Веселкин просто всхрапнуть часок, чтобы по
примеру Менделеева увидеть поучительный сон, а то и бросил якорь
в павильоне грез (как обозначали сортир китайцы).
Бесполезно звякнул я в последний раз и поехал на пятый этаж, в
место пребывания осточертевшего уже ученого.
Еще в холле, около лифтовой двери, я рассмотрел немного слизи,
но принял ее за плевок какого-то жлобоватого доцента. А на
пятом, близ лифта, опять эта дрянь, вдобавок к ней прилипло
что-то вроде чешуйки.
Тут я соображаю: и внизу-то был не плевок доцента. Поэтому
отскоблил слизь перочинным ножиком, да в пакетик сховал -- в тот
самый пакет, который я еще на позапрошлой смене в карман сунул.
От лифтовой площадки двинулся я в главный коридор. А там
полумрак и жужжание. Не понравились мне эти звуки; вытягиваю я
револьвер из кобуры, большим пальцем взвожу курок, указательный
опускаю на спусковой крючок, двигаюсь в полуприседе, рывками,
готовый бабахнуть в любой неожиданный объект.
И тут что-то мокрое мохнатое влетает и вылетает из
моего "растопыренного" глаза. От такой неожиданной обиды я чуть
не прострелил сам себя. Стоп, это же насекомое, насекомое!
Я заставил себя остыть и перейти к грамотным хладнокровным
действиям. Может, конечно, и неграмотным, но ничему другому я
обучен не был.
Дверь лаборатории плазмогенераторов распахнул ударом кованного
башмака, как в фильмах про бесчинства карателей. Прыгнул влево,
скакнул вправо, потом уже влетел в помещение и укрылся за
ближайшим укрытием, большим шкафом.
В комнате царило шумное оживление, похожее на
первомайскую демонстрацию.
Какие-то насекомые, мухи наверное, жирные и быстрые, летали
эскадрильями, хватали меня за кожу челюстями, ломились во все
мои отверстия, глаза просто выпить хотели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41