Даже: спешить успеть принять участие в первой войне их поколения! Быть может, она продлится всего 3-4 месяца! Россия борется за мировую справедливость – и как же нам остаться в стороне? Россия борется за своё существование – и как же нам не помогать?
И так говорили:
– Но можно служить войне тем, что критиковать правительство, предостерегать его от ошибок! Например, от ограничения евреев.
Само здание их курсов, новое, на Среднем проспекте, говорят, отдавалось под госпиталь. И вот канцелярия оставалась тут, в старом здании, на 10-й линии.
Так рано, ещё до конца августа, никого обычно не бывало в вестибюле курсов – а теперь всех стягивало сюда, что-то узнать и решить, и вот многие курсистки стояли группами и расхаживали тут, по тёплому солнечному дню ещё в одних летних платьях.
Спорили и о Петербурге-Петрограде, переименованном вчера. И тоже не говорили так, что это – квасной шовинизм, что смешно. А только: что святого потеряли, Санкт-, сменили апостола на императора и не заметили, уж тогда бы Свято-Петроград. А другие напоминали, что город-то был по-голландски назван Питербурхом, а “Петербург” нам немцы навязали, и в этом символ нашего вечного подчинения, и хорошо, что отбросили!
Первокурсниц ещё не было тут. А второкурсницы наступающего года по-прежнему ощущали себя тут самыми младшими, и разговоры их не были так громки. Кто-то сказал, что расписание уже вывесили. Так задолго? Да, очевидно и канцелярию тянуло то же чувство зовущего времени. Второкурсницы пошли смотреть, среди них Вероня с Ликоней, пятигорская Варя, с пышно набитыми стрижеными волосами и твёрденьким подбородком, другая Варя из Великих Лук, желтоволосая, Лиза из Тамбова, тонкая, топольком, с печальным взглядом, и ещё другие. Обсуждали расписание.
Отменным событием было, что историю Средних Веков у них будет читать – женщина – профессор! – Андозерская. Правда, докторскую степень она получила не у нас, конечно, а во Франции, но сдвинулось и у нас: недавно утвердили её магистром. В расписании ещё писалось "преп.", но в университетских кругах уже сложилось, признано и курсисткам известно: "проф."! Кроме Средних Веков на втором курсе она будет и на старших вести семинарий: работа над источниками.
Очень это было интересно. Захотелось девушкам сегодня бы и взглянуть на своего профессора, вынести о ней суждение. Удалось. В канцелярии узнали, что Андозерская сейчас у декана. Ждали.
Их стайка оттянулась к окну, стали рассказывать друг другу кто что слышал об Андозерской. Достижением была несомненная эмансипация – и, значит, успех всех угнетённых. Помогала Андозерская добывать средства для столовой, общежития, стипендии. Но вот на своём семинарии, начатом прошлой весной, она предложила курсисткам корпеть над папскими буллами XI века на латинском языке. Такие ж были и её печатные работы – о церковном обществе в Средние Века, о паломничестве в Святую Землю…
Обе Вари считали, что это вызывает недоумение и почти даже смех: как же можно так далеко уходить от живой жизни? Как же можно так гасить в курсистках общественный дух?
Ну, правда, раз женщина, не может получить профессорского звания в России, а только в Европе, приходится заниматься и их средневековьем, – но зачем эту жвачку переносить сюда, на наши курсы?
– Ей нужно было эмансипироваться, да, но не слишком ли дорогая цена? Уйти в бесполезные мрачные средние века…
– Почему бесполезные? А Кареев? А Гревс?
Но хотя обе Вари были прогрессивны, здесь на Бестужевских курсах в 13-м-14-м году они выглядели уже и реакционно, вот диалектика! С воздухом, наглотанным в обществе, – они тут, на курсах, что-то не успевали за философскими диспутами, дискуссиями, и голоса их звучали слишком резко. Под сводами аудиторий произошёл какой-то невидимый поворот, непоправимая перемена, – и вот тамбовская Лиза (впрочем, дочь священника), самая высокая в их кучке, повела-покачала головой – не так даже укоризненно, как сожалительно, растягивая фразы:
– Девочки, как вам не надоедает эта выеденная плоскость? Ведь нам открыта такая сфера, такая среда, свобода духа вместо партийности! Нам дают прислушаться к Истине. Нам дано стать поумней этих политических деятелей, – зачем же?…
И чуть подрагивал недоумённо кончик её прямого носа на удолженном, чистом лице.
Спор не успел разгореться, – тут вышла от декана Андозерская – совсем невысокая, а если выше Ликони, то из-за высокого накрута волос. Не с пренебрежением она была одета. Однако платье её, кроме приятного, чуть переливчатого серого цвета, не отмечено было никаким украшением, и не назначалось слишком выявить фигуру.
Со скромностью она шла мимо, держа в руке книжечку маленькую, как молитвенник, в старинном переплёте, но с весёлой розовой закладкой. Не только для профессора женщины, а и вообще для профессора была она молода, разве немного старше тридцати.
Тем проще было обступить её и в несколько голосов:
“Простите, пожалуйста…”, “А это вы будете вести?…“, “А как нам вас называть?”
Ольда Орестовна. – Ольга?… – Нет, именно Ольда. – Что-то скандинавское? – Да, может быть, фантазия отца, – очень просто держалась Андозерская, охотно остановясь.
Впрочем, со студентами и курсистками охотно останавливались и самые прославленные профессора. Кто не знал направляющего закона русской высшей школы: положение и славу профессора определяет не благосклонность или неприязнь начальства, а студенческое мнение. Профессор, неугодный начальству, ещё долго преподавал и носим был на руках, и, даже уволенный, пребывал в ореоле. Но горе было профессору, кого студенты признали реакционером: презрение, бойкот лекций и книг, неизбежный бесславный уход были роком его.
Варя пятигорская – опять своё, не выдержала:
– Скажите, но такая детальность в отмеревшем Средневековьи, не слишком ли это большая цена…?
Из лёгкой неуклонной походки, с которой Ольда Орестовна только что скользила мимо них, она вполне твёрдо и охотно утвердилась на высоких каблучках в этом месте паркета, лже-молитвенник не мешал её левой руке поддерживать в жестах правую, и выражение лица было – готовность хоть к семинарию, хоть к спору тут же:
– Это не цена. Если выбросить Средние Века – история Запада разломится, и в обломке новейшем вы тоже ничего не поймёте.
Она посмотрела в покойное темноглазое лицо Вероники, искоса вверх – в крупные вдумчивые глаза Лизы.
(Варя пятигорская:) – Но практически история Запада и всё, что нам нужно почерпнуть, начинается с Великой французской революции…
(Варя великолукская:) – С века просветителей.
– Ну, с века просветителей. При чём тут паломничество в Иерусалим? При чём палеография?
Ольда Орестовна слушала как знакомое, чуть губы изогнув:
– Ошибка поспешного мышления: обнаружить ветвь и выдать её за всё дерево. Западное просветительство – только ветвь западной культуры и отнюдь не самая плодоносная. Она отходит от ствола, не идёт от корня.
– А что же главней?
– Если хотите, главней – духовная жизнь Средневековья. Такой интенсивной духовной жизни, с перевесом над материальным существованием, человечество не знало ни до, ни после.
Это – о мракобесии?… инквизиции?…
(Обе Вари:) – Но простите! Как можно отдавать наши силы сегодня – западным Средним Векам? Чем это помотает освобождению народа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269
И так говорили:
– Но можно служить войне тем, что критиковать правительство, предостерегать его от ошибок! Например, от ограничения евреев.
Само здание их курсов, новое, на Среднем проспекте, говорят, отдавалось под госпиталь. И вот канцелярия оставалась тут, в старом здании, на 10-й линии.
Так рано, ещё до конца августа, никого обычно не бывало в вестибюле курсов – а теперь всех стягивало сюда, что-то узнать и решить, и вот многие курсистки стояли группами и расхаживали тут, по тёплому солнечному дню ещё в одних летних платьях.
Спорили и о Петербурге-Петрограде, переименованном вчера. И тоже не говорили так, что это – квасной шовинизм, что смешно. А только: что святого потеряли, Санкт-, сменили апостола на императора и не заметили, уж тогда бы Свято-Петроград. А другие напоминали, что город-то был по-голландски назван Питербурхом, а “Петербург” нам немцы навязали, и в этом символ нашего вечного подчинения, и хорошо, что отбросили!
Первокурсниц ещё не было тут. А второкурсницы наступающего года по-прежнему ощущали себя тут самыми младшими, и разговоры их не были так громки. Кто-то сказал, что расписание уже вывесили. Так задолго? Да, очевидно и канцелярию тянуло то же чувство зовущего времени. Второкурсницы пошли смотреть, среди них Вероня с Ликоней, пятигорская Варя, с пышно набитыми стрижеными волосами и твёрденьким подбородком, другая Варя из Великих Лук, желтоволосая, Лиза из Тамбова, тонкая, топольком, с печальным взглядом, и ещё другие. Обсуждали расписание.
Отменным событием было, что историю Средних Веков у них будет читать – женщина – профессор! – Андозерская. Правда, докторскую степень она получила не у нас, конечно, а во Франции, но сдвинулось и у нас: недавно утвердили её магистром. В расписании ещё писалось "преп.", но в университетских кругах уже сложилось, признано и курсисткам известно: "проф."! Кроме Средних Веков на втором курсе она будет и на старших вести семинарий: работа над источниками.
Очень это было интересно. Захотелось девушкам сегодня бы и взглянуть на своего профессора, вынести о ней суждение. Удалось. В канцелярии узнали, что Андозерская сейчас у декана. Ждали.
Их стайка оттянулась к окну, стали рассказывать друг другу кто что слышал об Андозерской. Достижением была несомненная эмансипация – и, значит, успех всех угнетённых. Помогала Андозерская добывать средства для столовой, общежития, стипендии. Но вот на своём семинарии, начатом прошлой весной, она предложила курсисткам корпеть над папскими буллами XI века на латинском языке. Такие ж были и её печатные работы – о церковном обществе в Средние Века, о паломничестве в Святую Землю…
Обе Вари считали, что это вызывает недоумение и почти даже смех: как же можно так далеко уходить от живой жизни? Как же можно так гасить в курсистках общественный дух?
Ну, правда, раз женщина, не может получить профессорского звания в России, а только в Европе, приходится заниматься и их средневековьем, – но зачем эту жвачку переносить сюда, на наши курсы?
– Ей нужно было эмансипироваться, да, но не слишком ли дорогая цена? Уйти в бесполезные мрачные средние века…
– Почему бесполезные? А Кареев? А Гревс?
Но хотя обе Вари были прогрессивны, здесь на Бестужевских курсах в 13-м-14-м году они выглядели уже и реакционно, вот диалектика! С воздухом, наглотанным в обществе, – они тут, на курсах, что-то не успевали за философскими диспутами, дискуссиями, и голоса их звучали слишком резко. Под сводами аудиторий произошёл какой-то невидимый поворот, непоправимая перемена, – и вот тамбовская Лиза (впрочем, дочь священника), самая высокая в их кучке, повела-покачала головой – не так даже укоризненно, как сожалительно, растягивая фразы:
– Девочки, как вам не надоедает эта выеденная плоскость? Ведь нам открыта такая сфера, такая среда, свобода духа вместо партийности! Нам дают прислушаться к Истине. Нам дано стать поумней этих политических деятелей, – зачем же?…
И чуть подрагивал недоумённо кончик её прямого носа на удолженном, чистом лице.
Спор не успел разгореться, – тут вышла от декана Андозерская – совсем невысокая, а если выше Ликони, то из-за высокого накрута волос. Не с пренебрежением она была одета. Однако платье её, кроме приятного, чуть переливчатого серого цвета, не отмечено было никаким украшением, и не назначалось слишком выявить фигуру.
Со скромностью она шла мимо, держа в руке книжечку маленькую, как молитвенник, в старинном переплёте, но с весёлой розовой закладкой. Не только для профессора женщины, а и вообще для профессора была она молода, разве немного старше тридцати.
Тем проще было обступить её и в несколько голосов:
“Простите, пожалуйста…”, “А это вы будете вести?…“, “А как нам вас называть?”
Ольда Орестовна. – Ольга?… – Нет, именно Ольда. – Что-то скандинавское? – Да, может быть, фантазия отца, – очень просто держалась Андозерская, охотно остановясь.
Впрочем, со студентами и курсистками охотно останавливались и самые прославленные профессора. Кто не знал направляющего закона русской высшей школы: положение и славу профессора определяет не благосклонность или неприязнь начальства, а студенческое мнение. Профессор, неугодный начальству, ещё долго преподавал и носим был на руках, и, даже уволенный, пребывал в ореоле. Но горе было профессору, кого студенты признали реакционером: презрение, бойкот лекций и книг, неизбежный бесславный уход были роком его.
Варя пятигорская – опять своё, не выдержала:
– Скажите, но такая детальность в отмеревшем Средневековьи, не слишком ли это большая цена…?
Из лёгкой неуклонной походки, с которой Ольда Орестовна только что скользила мимо них, она вполне твёрдо и охотно утвердилась на высоких каблучках в этом месте паркета, лже-молитвенник не мешал её левой руке поддерживать в жестах правую, и выражение лица было – готовность хоть к семинарию, хоть к спору тут же:
– Это не цена. Если выбросить Средние Века – история Запада разломится, и в обломке новейшем вы тоже ничего не поймёте.
Она посмотрела в покойное темноглазое лицо Вероники, искоса вверх – в крупные вдумчивые глаза Лизы.
(Варя пятигорская:) – Но практически история Запада и всё, что нам нужно почерпнуть, начинается с Великой французской революции…
(Варя великолукская:) – С века просветителей.
– Ну, с века просветителей. При чём тут паломничество в Иерусалим? При чём палеография?
Ольда Орестовна слушала как знакомое, чуть губы изогнув:
– Ошибка поспешного мышления: обнаружить ветвь и выдать её за всё дерево. Западное просветительство – только ветвь западной культуры и отнюдь не самая плодоносная. Она отходит от ствола, не идёт от корня.
– А что же главней?
– Если хотите, главней – духовная жизнь Средневековья. Такой интенсивной духовной жизни, с перевесом над материальным существованием, человечество не знало ни до, ни после.
Это – о мракобесии?… инквизиции?…
(Обе Вари:) – Но простите! Как можно отдавать наши силы сегодня – западным Средним Векам? Чем это помотает освобождению народа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269