а сколькие из них были – при редакциях? а это как правило – 10-15 километров от передовой, а если приехал на передовую и попал в переделку, так никто тебя не заставляет «держать рубеж», можно тут же и уехать, это совсем другая психология. Под слово «фронтовик» кто только не самоподгонялся, и среди писателей и журналистов – более всего. О видных – пристало писать в разборах специально литературных. А не видных и не поименованных – сколько таких фронтовиков осело в многотиражках – фронтовых, армейских, корпусных, дивизионных. – Вот эпизод. По окончании пулемётного училища младший лейтенант Александр Гершкович послан на фронт. Но после госпиталя, «догоняя свою часть, на каком-то полустанке услышал знакомый запах типографской краски, пошёл на него – и пришёл в редакцию дивизионной газеты, которая как раз нуждалась в корреспонденте на передовой». И судьба его – перерешилась. (И как же – его догоняемая пехотная часть?) «В этой должности он прошёл по дорогам войны тысячи километров». Ну, разумеется, доставалось погибнуть и военным журналистам. – А вот музыкант Михаил Гольдштейн, белобилетник по зрению, пишет о себе: «… стремился быть на фронте, где я дал тысячи концертов, где написал ряд армейских песен и где приходилось мне часто рыть окопы, помогая в этом солдатам», – часто ? приезжий музыкант – и лопату в руки? Глазом фронтовика уверенно отмечу: совсем невероятная картинка. – Или встречаем такую поразительную биографию: Евгений Гершуни «летом 1941 г. добровольцем вступил в народное ополчение, где вскоре организовал небольшой эстрадный ансамбль», – озноб по спине у того, кто знает об этих невооружённых, даже необмундированных, обречённо гонимых на смерть колоннах, – какой там ансамбль?? С сентября 1941 «Гершуни с группой артистов-ополченцев прикомандирован к Ленинградскому Дому Красной Армии, на базе которого организовал фронтовой цирк и стал его начальником». А кончилось тем, что «9.5.1945 цирк под управлением Гершуни выступал на лестничных маршах рейхстага в Берлине».
Конечно, евреи воевали и в пехоте, и на передовой. Советский источник середины 70-х приводит данные о национальном составе двухсот стрелковых дивизий с 1 января 1943 по 1 января 1944 в соотнесении с долей каждой национальности в общем населении СССР в «старых» границах. В этих дивизиях на указанные даты евреи составляли соответственно – 1,50% и 1,28%, при доле в населении 1,78% (на 1939 г.), – и лишь к середине 1944, когда армия стала пополняться за счёт населения освобождённых областей, доля евреев упала до 1,14%: почти все евреи там были уничтожены.
Тут уместно отметить, что некоторые отчаянные евреи принимали в войне участие ещё острей и плодотворней, чем бы на фронте. Такова была известная «Красная Капелла» Треппера и Гуревича – вела разведку под Гитлером вплоть до осени 1942 и передавала сведения, важнейшие для советских стратегических и тактических решений. (Оба разведчика отсидели в Гестапо, а после войны – в СССР, первый– 10, второй– 15 лет.) – Или, вот, советский разведчик Лев Маневич, командир ЧОНовского отряда в Гражданскую войну, потом многолетний разведчик в Германии, Австрии, Италии. В 1936 арестован в Италии, но и из заключения умудрялся передавать информацию для советского центра; в 1943 в нацистских лагерях, под именем полковника Старостина, участник антифашистского подполья. В 1945 освобождён американцами, но умер прежде возврата в СССР, а то вполне мог бы и схватить срок . Только через 20 лет, в 1965, ему присвоили посмертно Героя Советского Союза. (Бывали и странные биографии, например у Михаила Шейнмана. С 20-х годов – уездный секретарь комсомола, в разгарные годы Союза воинствующих безбожников – сотрудник его Центра, потом выпускник Института Красной Профессуры и сотрудник отдела печати ЦК ВКПб – в 1941 попадает в немецкий плен, всю войну до конца – еврей и высокий политрук! – пересиживает у немцев. И несмотря на полный же для СМЕРШа «криминал» – как, мол, мог уцелеть? других сажали надолго, – уже с 1946 благополучно в Музее истории религии, затем – в Институте истории Академии Наук.)
Но на отдельных примерах – ни в ту, ни в другую сторону – ничего не строится. А надёжной статистики, и, главное, более дробной, – нет; и вряд ли всплывёт когда-нибудь.
А вот недавно в израильской периодике притекло интересное свидетельство. Когда в начале войны Иона Деген захотел идти добровольцем в комсомольский взвод, то другой еврейский юноша, Шулим Дайн, которого Иона звал с собой, ответил, – «что было бы счастьем, если бы евреи могли следить за схваткой со стороны, что это не их война, хотя, быть может, именно она принесёт им прозрение и поможет восстановить Израиль. «Когда меня призовут на войну, я пойду на войну. Но добровольно? – ни в коем случае». И можно охватить, что не один же Дайн так думал, а особенно среди евреев постарше и с большим жизненным опытом. И такое настроение у евреев, особенно тех, что были преданы всевечной идее Израиля, можно вполне понять. Но всё же с недоуменной оговоркой: враг шёл – главный враг евреев, на уничтожение прежде всего евреев, – и как же мог Дайн и сходно мыслящие остаться нейтральными? а русским, мол, так и так защищать свою землю?
Современный комментатор (знаю его лично: фронтовик, потом зэк) заключает: «ни у кого из пожилых ветеранов войны уже в наши дни я не встречал такой ясности мысли и глубины понимания», как у Шулима Дайна (потом погибшего под Сталинградом): «сцепились насмерть два фашистских чудовища», и что нам в том участвовать?
Да, сталинский режим не лучше гитлеровского. Но для евреев военного времени не могли эти чудовища быть равны! И если бы победило чудовище то – что б тогда, всё-таки, случилось с советскими евреями? Разве эта война не была для евреев и своей кровной, собственной Отечественной : скрестить оружие с самым страшным врагом всей еврейской истории? И те евреи, кто вот так воспринял войну, и ещё те, кто уже не отделял свою судьбу от русской, как Фрейлих, как Лазарев и Файнерман, кто в 1941 мыслил прямо напротив Шулиму Даину, – те и сражались беззаветно.
Упаси меня Бог, чтоб я объяснял позицию Даина какой-то «еврейской трусостью». Самобережливость и осторожность – у евреев сквозь всю историю рассеяния, да, – но той же историей и объясняются. А в Шестидневную и другие войны Израиля – они доказали своё выдающееся военное мужество.
И тогда позицию Даина не понять иначе, как – расслабляющее чувство того самого двойного подданства, которое рассматривал петроградский профессор Соломон Лурье в 1922 как объясняющий и один из главных источников антисемитизма: еврей, живущий в стране, принадлежит не только этой стране – и потому его чувства неизбежно двоятся. Евреи «всегда были националистически настроены, но объектом этого национализма было еврейство, а не та страна, в которой евреи жили». Неполная заинтересованность в этой стране. Ведь впереди всегда – для многих неосознанно, а маячит – уже без сомнения свой Израиль.
А в тылу? – Исследователи с несомненностью наблюдают «антисемитизм, обострившийся… во время войны»; «Кривая антисемитизма в эти годы вновь резко поднялась вверх, и антисемитские проявления… по своей напряжённости и распространённости далеко оставили позади и антисемитизм второй половины двадцатых годов»;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130