Так уверенно и многоголосо судить о многовидной виновности и плохости России, о её неисчерпаемой вине перед евреями – и искренно же веря в беспредельность этой вины, вот что! почти повально веря! – а тем временем, бесшумным фланговым движением уводя своих от ответственности за долю расстрелов ЧК, потопления барж с обречёнными в Белом и Каспийском морях, за свою долю в коллективизации, украинском голоде, во всех мерзостях советского управления, за талантливое рвение на службе по оболваниванию «туземцев». Всё – прямо против раскаяния.
А ведь ту ответственность – надо нам с вами, братья или чужаки, – делить.
И раскаяние – раскаяние взаимное – и вовсей полноте совершённого – был бы самый чистый, оздоровляющий путь.
И я – не устану призывать к этому русских.
И – призываю к этому евреев. Раскаяться не за Троцкого-Каменева-Зиновьева, они и так на поверхности, от них и отмахнуться можно: «то были не евреи!» А – оглянуться честно на всю глубину раннесоветского угнетательского аппарата – на тех «незаметных», как Исай Давидович Берг, создавший знаменитую «душегубку», самим же евреям на горе, и даже на ещё более незаметных, кто бумажки подкалывал в советском аппарате и никогда не вышел в публичность.
Однако перестали бы быть евреи евреями, если бы в чём-то стали все на одно лицо.
Так и тут. Голоса иные – тоже прозвучали.
От этой же самой поры – от начала великого передвижения евреев за пределы СССР – к счастью для всех, и к чести для евреев – какая-то часть из них, оставаясь преданными еврейству, пронялась сознанием выше обычного круга чувств, способностью охватить Историю объёмно. Как радостно было их услышать! – и с тех пор не переставать слышать. Какую надежду это вселяет на будущее! При убийственной прореженности, пробитости русских рядов – нам особенно ценны их понимание и поддержка.
Звучало же и в конце XIX века меланхолическое мнение: «Всякая страна имеет таких евреев, каких она заслуживает».
Всё зависит – от направления чувств.
Если б не голоса таких евреев из Третьей эмиграции и из Израиля – можно было бы прийти в отчаяние о возможности русским и евреям объясниться друг с другом и понять друг друга.
Роман Рутман, кибернетик, первый раз проявился в эмигрантской печати в 1973, сразу после своей эмиграции в Израиль, очень тёплым, ярким рассказом, как эта эмиграция пробуждалась, начинала движение, – и тогда уже проявил отчётливое тепло к России. Статья и называлась выразительно: «Уходящему – поклон, остающемуся – братство». Среди первых нот пробуждения и было, пишет он: «Мы евреи или русские?» Среди нот расставания: «Россия, распятая за человечество».
В следующем году, 1974, в статье «Кольцо обид» он предложил пересмотреть «некоторые установившиеся концепции по «еврейскому вопросу», «увидеть опасность абсолютизации этих концепций». Вот они, три: 1. «Необычайная судьба еврейского народа сделала его символом страданий человечества»; 2. «Еврей в России всегда был жертвой односторонних гонений». 3. «Русское общество в долгу перед еврейским народом». – Он приводит мою фразу из «Архипелага»: «эта война вообще нам открыла, что хуже всего на земле быть русским», – и с пониманием относится, что фраза эта не пустая и не проходная: вот и потери этой войны, и плен её, а прежде – революционный террор, голоды, «бессмысленное уничтожение и мыслящего цвета нации и её опоры – крестьянства». Хотя современная русская литература и демократическое движение, во искупление прежних грехов и гонений, исповедуют тезис о виновности русского общества перед евреями, сам автор предпочитает основательную концепцию о «кольце обид» – «умилённому сюсюканью по поводу бед и талантов еврейского народа»; «чтобы разорвать „кольцо обид“, нужно тянуть за него с двух сторон».
Вот он – рассудительный, дружественный, спокойный голос.
И многократно, и твёрдо звучал за эти годы голос Михаила Хейфеца, недавнего гулаговского зэка. «Будучи большим приверженцем своего народа, я не могу не сочувствовать националистам другого народа». – Он отважился высказать призыв к еврейскому раскаянию в такой сравнительной форме: «Опыт немецкого народа, который не отвернулся от своего ужасного и преступного прошлого, не попытался свалить вину за гитлеризм на других виновников, на чужаков и т д., но, постоянно очищая себя на огне национального покаяния, смог создать государство, впервые вызвавшее восхищение и уважение человечества к немцам, – этот опыт должен, по-моему, стать образцом и для народов, участвовавших в преступлениях большевизма. В том числе – и для евреев»; «мы, евреи, должны извлечь честные выводы из еврейской игры на „чужой свадьбе“, игры, о которой поразительно пророчески сказал тогда З. Жаботинский».
М. Хейфец проявил высоту души сказать и о «реальной вине ассимилированных евреев перед народами тех стран, в которых они живут, вине, которая не позволяет, не должна позволить им спокойно жить в диаспоре». И о советском еврействе 20-30-х годов: «Кто имеет право осудить их за это историческое заблуждение [рьяное участие в построении коммунизма] и историческую расплату с Россией за черту оседлости и погромы – кто, кроме нас, их горько раскаивающихся потомков?» (Упоминает Хейфец, что сидевшие и размышлявшие с ним в лагере Б. Пэнсон и М. Коренблит разделяли с ним это настроение.)
Почти синхронно с этими словами уже тогда эмигрировавшего Хейфеца прозвучал и внутри СССР живой призыв к еврейскому покаянию – от Феликса Светова, в самиздатском романе «Отверзи ми двери». (Не случайно, что – по подвижности еврейского чувства и ума – Ф. Светов оказался из первых, осмысляющих начавшееся русское религиозное возрождение.)
Позже того, уже при страстном споре вокруг Астафьева-Эйдельмана, писал Юрий Штейн о «специфических наших ашкеназийских комплексах, сложившихся из сознания принадлежности к избранному народу и психологии уроженца местечка. Отсюда и убеждённость в национальной нашей непогрешимости, отсюда и наши претензии на монополию только своих страданий… Пора уже нам осознать себя нормальной нацией, по всем параметрам достойной и небезгрешной, как все другие народности мира. Тем более теперь, когда есть своё, независимое государство и уже доказано миру, что евреи умеют, не хуже иных больших народов, и воевать, и пахать».
С защитой творчества В. Астафьева, В. Распутина и В. Белова, когда началась против них леволиберальная травля, сердечно выступила литературовед Мария Шнеерсон, сохраняющая в эмиграции тёплую любовь к России, до тоски, и понимание русских проблем изнутри.
В 70-е же годы появилась на Западе многоохватная, квалифицированная и грозная книга об уничтожении коммунистами природы в СССР. От подсоветского автора она была, естественно, под псевдонимом – Б. Комаров. Спустя некоторое время автор выехал в эмиграцию, и мы узнали его имя – Зеев Вольфсон. Узналось и больше: это он был среди составителей Альбома разрушенных и осквернённых храмов Средней России.
Так мало оставалось в разгромленной России деятельных русских сил – а вот дружеские, сочувственные еврейские приливали к ним в поддержку. В этом обезлюжении и под жестокими гонениями властей начал помощь преследуемым наш Русский Общественный Фонд, которому я отдал все мировые гонорары за «Архипелаг ГУЛаг», – и, начиная с его первого талантливого и самоотверженного распорядителя Александра Гинзбурга, среди волонтёров Фонда было немало евреев и полуевреев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
А ведь ту ответственность – надо нам с вами, братья или чужаки, – делить.
И раскаяние – раскаяние взаимное – и вовсей полноте совершённого – был бы самый чистый, оздоровляющий путь.
И я – не устану призывать к этому русских.
И – призываю к этому евреев. Раскаяться не за Троцкого-Каменева-Зиновьева, они и так на поверхности, от них и отмахнуться можно: «то были не евреи!» А – оглянуться честно на всю глубину раннесоветского угнетательского аппарата – на тех «незаметных», как Исай Давидович Берг, создавший знаменитую «душегубку», самим же евреям на горе, и даже на ещё более незаметных, кто бумажки подкалывал в советском аппарате и никогда не вышел в публичность.
Однако перестали бы быть евреи евреями, если бы в чём-то стали все на одно лицо.
Так и тут. Голоса иные – тоже прозвучали.
От этой же самой поры – от начала великого передвижения евреев за пределы СССР – к счастью для всех, и к чести для евреев – какая-то часть из них, оставаясь преданными еврейству, пронялась сознанием выше обычного круга чувств, способностью охватить Историю объёмно. Как радостно было их услышать! – и с тех пор не переставать слышать. Какую надежду это вселяет на будущее! При убийственной прореженности, пробитости русских рядов – нам особенно ценны их понимание и поддержка.
Звучало же и в конце XIX века меланхолическое мнение: «Всякая страна имеет таких евреев, каких она заслуживает».
Всё зависит – от направления чувств.
Если б не голоса таких евреев из Третьей эмиграции и из Израиля – можно было бы прийти в отчаяние о возможности русским и евреям объясниться друг с другом и понять друг друга.
Роман Рутман, кибернетик, первый раз проявился в эмигрантской печати в 1973, сразу после своей эмиграции в Израиль, очень тёплым, ярким рассказом, как эта эмиграция пробуждалась, начинала движение, – и тогда уже проявил отчётливое тепло к России. Статья и называлась выразительно: «Уходящему – поклон, остающемуся – братство». Среди первых нот пробуждения и было, пишет он: «Мы евреи или русские?» Среди нот расставания: «Россия, распятая за человечество».
В следующем году, 1974, в статье «Кольцо обид» он предложил пересмотреть «некоторые установившиеся концепции по «еврейскому вопросу», «увидеть опасность абсолютизации этих концепций». Вот они, три: 1. «Необычайная судьба еврейского народа сделала его символом страданий человечества»; 2. «Еврей в России всегда был жертвой односторонних гонений». 3. «Русское общество в долгу перед еврейским народом». – Он приводит мою фразу из «Архипелага»: «эта война вообще нам открыла, что хуже всего на земле быть русским», – и с пониманием относится, что фраза эта не пустая и не проходная: вот и потери этой войны, и плен её, а прежде – революционный террор, голоды, «бессмысленное уничтожение и мыслящего цвета нации и её опоры – крестьянства». Хотя современная русская литература и демократическое движение, во искупление прежних грехов и гонений, исповедуют тезис о виновности русского общества перед евреями, сам автор предпочитает основательную концепцию о «кольце обид» – «умилённому сюсюканью по поводу бед и талантов еврейского народа»; «чтобы разорвать „кольцо обид“, нужно тянуть за него с двух сторон».
Вот он – рассудительный, дружественный, спокойный голос.
И многократно, и твёрдо звучал за эти годы голос Михаила Хейфеца, недавнего гулаговского зэка. «Будучи большим приверженцем своего народа, я не могу не сочувствовать националистам другого народа». – Он отважился высказать призыв к еврейскому раскаянию в такой сравнительной форме: «Опыт немецкого народа, который не отвернулся от своего ужасного и преступного прошлого, не попытался свалить вину за гитлеризм на других виновников, на чужаков и т д., но, постоянно очищая себя на огне национального покаяния, смог создать государство, впервые вызвавшее восхищение и уважение человечества к немцам, – этот опыт должен, по-моему, стать образцом и для народов, участвовавших в преступлениях большевизма. В том числе – и для евреев»; «мы, евреи, должны извлечь честные выводы из еврейской игры на „чужой свадьбе“, игры, о которой поразительно пророчески сказал тогда З. Жаботинский».
М. Хейфец проявил высоту души сказать и о «реальной вине ассимилированных евреев перед народами тех стран, в которых они живут, вине, которая не позволяет, не должна позволить им спокойно жить в диаспоре». И о советском еврействе 20-30-х годов: «Кто имеет право осудить их за это историческое заблуждение [рьяное участие в построении коммунизма] и историческую расплату с Россией за черту оседлости и погромы – кто, кроме нас, их горько раскаивающихся потомков?» (Упоминает Хейфец, что сидевшие и размышлявшие с ним в лагере Б. Пэнсон и М. Коренблит разделяли с ним это настроение.)
Почти синхронно с этими словами уже тогда эмигрировавшего Хейфеца прозвучал и внутри СССР живой призыв к еврейскому покаянию – от Феликса Светова, в самиздатском романе «Отверзи ми двери». (Не случайно, что – по подвижности еврейского чувства и ума – Ф. Светов оказался из первых, осмысляющих начавшееся русское религиозное возрождение.)
Позже того, уже при страстном споре вокруг Астафьева-Эйдельмана, писал Юрий Штейн о «специфических наших ашкеназийских комплексах, сложившихся из сознания принадлежности к избранному народу и психологии уроженца местечка. Отсюда и убеждённость в национальной нашей непогрешимости, отсюда и наши претензии на монополию только своих страданий… Пора уже нам осознать себя нормальной нацией, по всем параметрам достойной и небезгрешной, как все другие народности мира. Тем более теперь, когда есть своё, независимое государство и уже доказано миру, что евреи умеют, не хуже иных больших народов, и воевать, и пахать».
С защитой творчества В. Астафьева, В. Распутина и В. Белова, когда началась против них леволиберальная травля, сердечно выступила литературовед Мария Шнеерсон, сохраняющая в эмиграции тёплую любовь к России, до тоски, и понимание русских проблем изнутри.
В 70-е же годы появилась на Западе многоохватная, квалифицированная и грозная книга об уничтожении коммунистами природы в СССР. От подсоветского автора она была, естественно, под псевдонимом – Б. Комаров. Спустя некоторое время автор выехал в эмиграцию, и мы узнали его имя – Зеев Вольфсон. Узналось и больше: это он был среди составителей Альбома разрушенных и осквернённых храмов Средней России.
Так мало оставалось в разгромленной России деятельных русских сил – а вот дружеские, сочувственные еврейские приливали к ним в поддержку. В этом обезлюжении и под жестокими гонениями властей начал помощь преследуемым наш Русский Общественный Фонд, которому я отдал все мировые гонорары за «Архипелаг ГУЛаг», – и, начиная с его первого талантливого и самоотверженного распорядителя Александра Гинзбурга, среди волонтёров Фонда было немало евреев и полуевреев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130