Против шквала антиизраильской пропаганды росла «внутренняя симпатия к самому еврейству и к Израилю… Если бы нам тогда сказали, что Израиль вообще отошёл от иудаизма, нет такового, в наших глазах он ничего бы не потерял». Затем движение «из подпольного кружка стало превращаться в массовое, открытое… „салонное“ явление». Однако «в возможность выезда, во всяком случае – при нашей жизни, тогда не верил никто, зато в возможность загреметь в лагерь верили все». (Интервьюер комментирует: «Увы, конспирация неотделима от „бесовщины“. Я видел это в еврейском движении в 70-е годы, уже после ленинградских процессов».)
Так освоение еврейской культуры началось и шло ещё даже без прямых мыслей о выезде – и ещё не заслоняло и не меняло будничной жизни участников. – «Я не уверен, что алию [алия (ивр.) – восхождение; перенесено на: возврат на историческую родину] начали сионисты», те первые сионистские группы были слишком слабы для этого. «В известной мере её породила сама советская власть, поднявшая грандиозный шум вокруг Шестидневной войны. В советской прессе возник образ воинственного, всепобеждающего еврея, и этот образ компенсировал тот комплекс неполноценности, который существовал у советских евреев».
Но – «спрячь свой «трепет иудейский» – от глаз сотрудников, от ушей соседей». Сперва – глубокая опаска: «эти клочки бумаги, на которых записывались данные для вызова, – словно подписываешь приговор самому себе, и детям, и родным». Однако вскоре – «перестали шептаться, заговорили вслух», «начали собираться, праздновать» еврейские праздники и «учить историю в кружках и иврит». – А уж с конца 1969 «евреи стали десятками и сотнями подписывать письма, предназначенные для «зарубежного общественного мнения». Они требовали «выпустить» их в Израиль». Советское еврейство, «отрезанное от еврейского мира, затянутое в плавильный котёл фараоново-сталинской империи… казалось, было окончательно потеряно для еврейства, – и вдруг: возрождение сионистского движения в России, возврат к древнему Моисееву призыву: „Отпусти народ мой!“
И «в 1970 году весь мир заговорил о русских евреях». Они «поднялись, они ощутили решимость… Между ними и их мечтой одна только стена – стена государственного запрета. Пробить, прошибить, пролететь сквозь неё было единственным желанием… «Бегите из северного Вавилона», – прозвучал завет арестованных «самолётчиков», группы Э. Кузнецова-М. Дымшица. В декабре 1970 на процессе в Ленинграде «они не молчали, не скрывались, они открыто декларировали своё намерение похитить самолёт, угнать его через границу, улететь в Израиль. При том, что за это им угрожал расстрел! …Их «признания» были, по существу, декларациями сионизма». Через несколько месяцев, в мае 1971, прошёл второй процесс, по делу «сионистской организации Ленинграда», вослед – процессы в Риге и Кишинёве.
Эти суды, особенно два «ленинградских», были ещё новым большим толчком для еврейского самосознания. – Вскоре вослед стал выходить самиздатский журнал «Евреи в СССР» (с октября 1972). Все формы борьбы за выезд в Израиль, как и требования свободного развития еврейской культуры для остающихся в СССР, находили в нём живое отражение.
Но и тут ещё далеко-далеко не большинство советских евреев вовлеклись в идею возникшей эмиграции. – «Когда советские евреи знали, что выбора нет и надо просто терпеть и приспосабливаться, им, кажется, было легче жить, чем теперь, когда у них появилась свобода выбора места жизни и творчества… Первая волна бегущих из России в конце 60-х годов была ещё движима одним стремлением – провести остаток дней своих в той единственной стране, где нет антисемитизма, – в Израиле». (Кроме тех, оговаривает автор, кто эмигрировал ради обогащения.)
А какая-то «часть советских евреев готова с радостью отречься от своей национальной принадлежности, если бы им это позволили», – настолько запутаны. Из этого слоя выдвигались и те евреи, которые кляли «этот Израиль»: из-за него задерживается продвижение законопослушных евреев по службе: «из-за отъезжающих и нам будет хуже».
Советское правительство не могло не встревожиться внезапным для него – да и для всех на Земле! – пробуждением национального сознания у советских евреев. Оно усилило пропаганду против Израиля и сионизма, чтоб увеличить напуг. А в марте 1970 применило затрёпанный советский трюк – дать отпор устами «самих граждан», в данном случае «еврейской национальности». И на спектакль этой публичной пресс-конференции послушно потянулись не только самые уж прожжённые «казённые евреи» вроде Вергелиса, Драгунского, Чаковского, Безыменского, Долматовского, режиссёра Донского, политграмщиков Митина и Минца, но средь них и однофамилец Бялика, и академики Фрумкин, Кассирский, и музыканты всемирной славы Флиер, Зак, артисты Плисецкая, Быстрицкая, Плучек – настолько прочные в своём положении, что не могли они потерпеть заметного крушения от отказа подписать «Заявление». Однако – подписали… «Заявление» «клеймило позором агрессию израильских правящих кругов… воскрешающих варварство гитлеровцев», «сионизм всегда был выразителем шовинистических взглядов еврейской буржуазии и её еврейских бредней», и выступающие намерены «открыть глаза доверчивым жертвам сионистской пропаганды»: «трудящиеся евреи под руководством ленинской партии обрели полную свободу против ненавистного царизма» – эка, хватили назад на полвека! вон-то где был главный угнетатель.
Однако: времена изменились. И через неделю в ответ «казённым» нашёлся голос молодого инженера И. Зильберберга, бесповоротно решившего рвать с этой страной и уезжать. Он пустил в самиздат открытый ответ на то «Заявление», назвал его участников «лакейскими душёнками», отрёкся от прежней веры: «мы по наивности надеялись на «наших» евреев – Кагановичей, Эренбургов и пр.». (Значит, всё-таки надеялись?) Тут же упрёк и русским: разве после 50-х годов «раскаявшиеся и пристыженные русские… пролив скупую слезу о прошлом… клялись в любви и преданности вновь обретенным братьям?» Односторонность русской вины перед евреями не допускала в нём сомнений.
Затем подобные выступления повторялись. Годом позже прославилось в самиздате ещё одно открытое письмо – до тех пор благополучного кинорежиссёра Михаила Калика, но вот исключённого из Союза советских кинематографистов в последствие выраженного им намерения уехать в Израиль. То письмо о верности еврейской культуре Калик неожиданно адресует «К русской интеллигенции». Как будто перебыв в СССР не в слое благополучных, а годами перестрадав в угнетённых низах и годами борясь за свободу, – вот он, уезжая, с высоты своих жертв поучает этих косных русских интеллигентов: «Вам оставаться… Со своим молчанием? Со своим «покорным энтузиазмом»?.. Кто ж тогда ответит за нравственное здоровье нации, страны, общества?» – И, ещё через полгода, открытое же самиздатское письмо советского писателя Григория Свирского. Его довели до крайности тем, что в наказание за выступление в 1968 в Центральном доме литераторов против антисемитизма несколько лет не печатали, и даже его имя не возобновлено в Литературной энциклопедии, – что он с понятной горячностью (но забыв оглянуться на – скольких же, скольких прежде него?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Так освоение еврейской культуры началось и шло ещё даже без прямых мыслей о выезде – и ещё не заслоняло и не меняло будничной жизни участников. – «Я не уверен, что алию [алия (ивр.) – восхождение; перенесено на: возврат на историческую родину] начали сионисты», те первые сионистские группы были слишком слабы для этого. «В известной мере её породила сама советская власть, поднявшая грандиозный шум вокруг Шестидневной войны. В советской прессе возник образ воинственного, всепобеждающего еврея, и этот образ компенсировал тот комплекс неполноценности, который существовал у советских евреев».
Но – «спрячь свой «трепет иудейский» – от глаз сотрудников, от ушей соседей». Сперва – глубокая опаска: «эти клочки бумаги, на которых записывались данные для вызова, – словно подписываешь приговор самому себе, и детям, и родным». Однако вскоре – «перестали шептаться, заговорили вслух», «начали собираться, праздновать» еврейские праздники и «учить историю в кружках и иврит». – А уж с конца 1969 «евреи стали десятками и сотнями подписывать письма, предназначенные для «зарубежного общественного мнения». Они требовали «выпустить» их в Израиль». Советское еврейство, «отрезанное от еврейского мира, затянутое в плавильный котёл фараоново-сталинской империи… казалось, было окончательно потеряно для еврейства, – и вдруг: возрождение сионистского движения в России, возврат к древнему Моисееву призыву: „Отпусти народ мой!“
И «в 1970 году весь мир заговорил о русских евреях». Они «поднялись, они ощутили решимость… Между ними и их мечтой одна только стена – стена государственного запрета. Пробить, прошибить, пролететь сквозь неё было единственным желанием… «Бегите из северного Вавилона», – прозвучал завет арестованных «самолётчиков», группы Э. Кузнецова-М. Дымшица. В декабре 1970 на процессе в Ленинграде «они не молчали, не скрывались, они открыто декларировали своё намерение похитить самолёт, угнать его через границу, улететь в Израиль. При том, что за это им угрожал расстрел! …Их «признания» были, по существу, декларациями сионизма». Через несколько месяцев, в мае 1971, прошёл второй процесс, по делу «сионистской организации Ленинграда», вослед – процессы в Риге и Кишинёве.
Эти суды, особенно два «ленинградских», были ещё новым большим толчком для еврейского самосознания. – Вскоре вослед стал выходить самиздатский журнал «Евреи в СССР» (с октября 1972). Все формы борьбы за выезд в Израиль, как и требования свободного развития еврейской культуры для остающихся в СССР, находили в нём живое отражение.
Но и тут ещё далеко-далеко не большинство советских евреев вовлеклись в идею возникшей эмиграции. – «Когда советские евреи знали, что выбора нет и надо просто терпеть и приспосабливаться, им, кажется, было легче жить, чем теперь, когда у них появилась свобода выбора места жизни и творчества… Первая волна бегущих из России в конце 60-х годов была ещё движима одним стремлением – провести остаток дней своих в той единственной стране, где нет антисемитизма, – в Израиле». (Кроме тех, оговаривает автор, кто эмигрировал ради обогащения.)
А какая-то «часть советских евреев готова с радостью отречься от своей национальной принадлежности, если бы им это позволили», – настолько запутаны. Из этого слоя выдвигались и те евреи, которые кляли «этот Израиль»: из-за него задерживается продвижение законопослушных евреев по службе: «из-за отъезжающих и нам будет хуже».
Советское правительство не могло не встревожиться внезапным для него – да и для всех на Земле! – пробуждением национального сознания у советских евреев. Оно усилило пропаганду против Израиля и сионизма, чтоб увеличить напуг. А в марте 1970 применило затрёпанный советский трюк – дать отпор устами «самих граждан», в данном случае «еврейской национальности». И на спектакль этой публичной пресс-конференции послушно потянулись не только самые уж прожжённые «казённые евреи» вроде Вергелиса, Драгунского, Чаковского, Безыменского, Долматовского, режиссёра Донского, политграмщиков Митина и Минца, но средь них и однофамилец Бялика, и академики Фрумкин, Кассирский, и музыканты всемирной славы Флиер, Зак, артисты Плисецкая, Быстрицкая, Плучек – настолько прочные в своём положении, что не могли они потерпеть заметного крушения от отказа подписать «Заявление». Однако – подписали… «Заявление» «клеймило позором агрессию израильских правящих кругов… воскрешающих варварство гитлеровцев», «сионизм всегда был выразителем шовинистических взглядов еврейской буржуазии и её еврейских бредней», и выступающие намерены «открыть глаза доверчивым жертвам сионистской пропаганды»: «трудящиеся евреи под руководством ленинской партии обрели полную свободу против ненавистного царизма» – эка, хватили назад на полвека! вон-то где был главный угнетатель.
Однако: времена изменились. И через неделю в ответ «казённым» нашёлся голос молодого инженера И. Зильберберга, бесповоротно решившего рвать с этой страной и уезжать. Он пустил в самиздат открытый ответ на то «Заявление», назвал его участников «лакейскими душёнками», отрёкся от прежней веры: «мы по наивности надеялись на «наших» евреев – Кагановичей, Эренбургов и пр.». (Значит, всё-таки надеялись?) Тут же упрёк и русским: разве после 50-х годов «раскаявшиеся и пристыженные русские… пролив скупую слезу о прошлом… клялись в любви и преданности вновь обретенным братьям?» Односторонность русской вины перед евреями не допускала в нём сомнений.
Затем подобные выступления повторялись. Годом позже прославилось в самиздате ещё одно открытое письмо – до тех пор благополучного кинорежиссёра Михаила Калика, но вот исключённого из Союза советских кинематографистов в последствие выраженного им намерения уехать в Израиль. То письмо о верности еврейской культуре Калик неожиданно адресует «К русской интеллигенции». Как будто перебыв в СССР не в слое благополучных, а годами перестрадав в угнетённых низах и годами борясь за свободу, – вот он, уезжая, с высоты своих жертв поучает этих косных русских интеллигентов: «Вам оставаться… Со своим молчанием? Со своим «покорным энтузиазмом»?.. Кто ж тогда ответит за нравственное здоровье нации, страны, общества?» – И, ещё через полгода, открытое же самиздатское письмо советского писателя Григория Свирского. Его довели до крайности тем, что в наказание за выступление в 1968 в Центральном доме литераторов против антисемитизма несколько лет не печатали, и даже его имя не возобновлено в Литературной энциклопедии, – что он с понятной горячностью (но забыв оглянуться на – скольких же, скольких прежде него?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130