– как там ни стянуто, ни сплетено, но едва произнесено – и уже стынет гранитным утёсом: царица готовит сепаратный мир!!!
Никто не успевает ни сообразить, ни крикнуть, ни пикнуть: а – какие же, собственно, эти “некоторые основания”? Откуда вы, Павел Николаевич и сэр Джордж Бьюкенен, заключаете, что…?
(Ну, когда-нибудь, когда-нибудь Павел Николаевич объяснит добродушно:
Одно загадочное обстоятельство, которое мне так и не удалось выяснить. Мне как-то прислали американский журнал, в котором была статья “Мирные предложения, сделанные России”. Портрет фон-Ягова, портрет Штюрмера, а в тексте излагалось содержание статьи швейцарского журнала Berner Tagwacht. Довольно правдоподобные пункты мирных переговоров, предложенных России. Как они попали в Berner Tagwacht, какие сведения у них есть, я так и не добрался. Официальных следов в русском министерстве иностранных дел не нашлось. Однако намёки были постоянные, так что может быть тут кое-что и было.
Да, было, конечно было: статья в Berner Tagwacht, подписанная К.Р.: Карлу Радеку не на что угля было купить, да и забавно).
Ну, а раз намёки были – значит, лидер думской оппозиции имеет право обвинить русское правительство в измене!
Вот она, бомба, у ног приготовлена! Теперь её понемногу приподнимая:
Да, господа, теперь вопрос о нашем законодательстве отодвинут на второй план. С этим правительством мы не можем вести Россию к победе! ( Слева: “Вер-рно!”) Прежде мы пробовали доказывать, что нельзя вести войну внутри страны, если вы ведёте её на фронте. Теперь, кажется, все убедились, что обращаться к ним с доказательствами бесполезно: страх перед народом слепит им глаза, и основной задачей становится поскорее кончить войну, хотя бы вничью, чтоб только отделаться от необходимости искать народную поддержку.
Но в кого бросать бомбу? – правительство сбежало, Родзянко сбежал, царь высоко и не придёт оправдываться. Слушай же, вся Россия!
Мы говорим этому правительству: мы будем бороться с вами
– впрочем, осторожность не мешает -
всеми законными средствами, пока вы не уйдёте!
( Слева: “Праавильно!” “Вер-рно!”)
Прямо об измене Блок не разрешил, но на предварительных заседаниях Милюков подхватил фразу: “либо круглые идиоты, либо изменники, выбирайте”. И теперь, от плеча разнося:
И не всё ли равно для практического результата,
швырнул! полетела!!!
имеем ли мы дело с глупостью или изменой? Когда власть сознательно предпочитает хаос и дезорганизацию -
взорвалась!!!
– что это: ГЛУПОСТЬ или ИЗМЕНА? ( Справа – гневный шум, крики, ломают пюпитры. В центре и слева – ликование).
Ведь это кинул – не социалист, который за слова не отвечает, но лидер образованных цензовых ответственных людей! Он – зря не скажет!
Когда на почве общего раздражения власти намеренно вызывают народные вспышки – потому что участие департамента полиции в заводских волнениях доказано -
и там разбирайся, столько же доказано, как предыдущее всё: германцы под Ригой, а петроградская полиция по оборонным заводам распускает листовки на бунт – лишь бы “спровоцировать мир”?
– что это: глупость или измена?? ( Ликование и гнев).
(А если через 40 лет и установят архивами, как и сейчас на глаз понятно простаку, что эти бунты всего нужнее немцам, а деньги у них есть, и агенты есть, и методы такие приняты, – ну ладно, пусть тогда и понизят профессора в ранге, не сегодня).
Вы спрашиваете: как же мы начинаем бороться во время войны? Да ведь, господа, только во время войны они и опасны. Поэтому во время войны и во имя войны мы с ними теперь и боремся! ( “Браво!” Рукоплескания). Победа над злонамеренным правительством будет равносильна выигрышу всей кампании!! ( Бурные продолжительные рукоплескания, кроме крайних правых).
Да-да, аплодируйте, а я тихо сойду на место. Аплодируйте, но вы сами ещё не понимаете, какую речь вы слышали сегодня. За ней установится
репутация штормового сигнала к революции!
Газетам запретят её, но страна чутьём угадает смысл белых мест. Страна встрепенётся, пролетит
электрическая искра по ней от ваших речей в этой белой зале. До сих пор Россия бродила ощупью во тьме. Она теряла цель. Она начинала уставать. Страну окутывали призраки. И вот Государственная Дума дала стране луч света! И уже затеплилась надежда! И стала возрождаться воля.
Это из скромности говорится: “от ваших речей”. Но не от речей же правых. И не от пляски Чхеидзе и Керенского. А за вычетом – одна только речь.
Действительно, господа, моменты, подобные 1 ноября, не повторяются. Запомните дату: 1 ноября – это эра!
И если я скажу:
Страна готова признать в вас своих вождей, то, за вычетом, понимайте: признать вождём – меня.
А с правительством, после измены , больше не о чем говорить.
Итак, с парламентской трибуны открыто объявлено, что монарх этой страны – изменник и состоит в сговоре с воюющим врагом. Какая же карающая десница завтра упадёт на голову клеветника?
А никакая.
Какой гром разразится над ней?
А никакой. Ведь давно уже привыкли, что общество недовольно, что общество нападает, – и сочтено хорошим тоном не унижаться до ответов.
Но если под основание трона вмесили глину измены , а молния не ударяет, – то трон уже и поплыл.
66
Могилёв напоминал огромную офицерскую гостиницу: всё время прибывали, убывали. Полковники и генералы, приехавшие с фронта, могли рассчитывать быть приглашёнными и к высочайшему завтраку или обеду – но для этого надо было заявиться, а потом ждать. Такой цели, однако, и такого желания у Воротынцева не было.
Издали видел он, как Государь перед своим домом делал смотр терской конвойной сотне, воротившейся с фронта, довольно и этого погляденья.
В офицерской столовой при Ставке многие не успевали узнать друг друга, приезжали накоротко по служебным предписаниям, уезжали, состав обновлялся от завтрака к обеду и к ужину, и за столиками сочетались всё понову. А между тем наблюдатель, сторонний духу этих людей, даже не догадался бы, что они вовсе не сознакомлены хорошо, что они не служат вместе годами. И всегда свойственная кадровым офицерам (а прапорщики не попадали сюда) взаимообязанность, так выраженная в общности формы, поведения, отдачи чести, сильно углубилась войной, уже о третьем годе, смягчились прежние мелочные разногласия между гвардией и армией, родами войск, училищами, полками; напротив: между любыми двумя офицерами-фронтовиками, оказавшимися рядом, проявлялись дружелюбие, сочувствие, даже забота, как между старыми однополчанами, – особая дружественность, когда нет обязательных служебных отношений. Одно общее все отведали, одно общее всех ждало, сегодня полковник, а завтра покойник. И если кто-то мог другому посоветовать, объяснить, помочь, облегчить, – каждый спешил это сделать по некоему высше-семейственному чувству. Их, таких, за годы войны поредело втрое и вчетверо, а долг и задача разлагались по плечам, по погонным прямоугольникам оставшихся.
Так и усевшиеся за столик с Воротынцевым завтракать капитан, подполковник и пожилой сапёрный полковник с тяжеловесной головой, друг друга не знали – и знали хорошо. Ни фамилий, ни частей своих ещё не назвали, а, едва усевшись, держались знакомо, приязненно.
И Воротынцев с удовольствием принял этот тон, после короткой поездки и небывалых встреч опять переводивший его через свой порог – в армию, в полк, в невылазное и привычное фронтовое бытьё.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315
Никто не успевает ни сообразить, ни крикнуть, ни пикнуть: а – какие же, собственно, эти “некоторые основания”? Откуда вы, Павел Николаевич и сэр Джордж Бьюкенен, заключаете, что…?
(Ну, когда-нибудь, когда-нибудь Павел Николаевич объяснит добродушно:
Одно загадочное обстоятельство, которое мне так и не удалось выяснить. Мне как-то прислали американский журнал, в котором была статья “Мирные предложения, сделанные России”. Портрет фон-Ягова, портрет Штюрмера, а в тексте излагалось содержание статьи швейцарского журнала Berner Tagwacht. Довольно правдоподобные пункты мирных переговоров, предложенных России. Как они попали в Berner Tagwacht, какие сведения у них есть, я так и не добрался. Официальных следов в русском министерстве иностранных дел не нашлось. Однако намёки были постоянные, так что может быть тут кое-что и было.
Да, было, конечно было: статья в Berner Tagwacht, подписанная К.Р.: Карлу Радеку не на что угля было купить, да и забавно).
Ну, а раз намёки были – значит, лидер думской оппозиции имеет право обвинить русское правительство в измене!
Вот она, бомба, у ног приготовлена! Теперь её понемногу приподнимая:
Да, господа, теперь вопрос о нашем законодательстве отодвинут на второй план. С этим правительством мы не можем вести Россию к победе! ( Слева: “Вер-рно!”) Прежде мы пробовали доказывать, что нельзя вести войну внутри страны, если вы ведёте её на фронте. Теперь, кажется, все убедились, что обращаться к ним с доказательствами бесполезно: страх перед народом слепит им глаза, и основной задачей становится поскорее кончить войну, хотя бы вничью, чтоб только отделаться от необходимости искать народную поддержку.
Но в кого бросать бомбу? – правительство сбежало, Родзянко сбежал, царь высоко и не придёт оправдываться. Слушай же, вся Россия!
Мы говорим этому правительству: мы будем бороться с вами
– впрочем, осторожность не мешает -
всеми законными средствами, пока вы не уйдёте!
( Слева: “Праавильно!” “Вер-рно!”)
Прямо об измене Блок не разрешил, но на предварительных заседаниях Милюков подхватил фразу: “либо круглые идиоты, либо изменники, выбирайте”. И теперь, от плеча разнося:
И не всё ли равно для практического результата,
швырнул! полетела!!!
имеем ли мы дело с глупостью или изменой? Когда власть сознательно предпочитает хаос и дезорганизацию -
взорвалась!!!
– что это: ГЛУПОСТЬ или ИЗМЕНА? ( Справа – гневный шум, крики, ломают пюпитры. В центре и слева – ликование).
Ведь это кинул – не социалист, который за слова не отвечает, но лидер образованных цензовых ответственных людей! Он – зря не скажет!
Когда на почве общего раздражения власти намеренно вызывают народные вспышки – потому что участие департамента полиции в заводских волнениях доказано -
и там разбирайся, столько же доказано, как предыдущее всё: германцы под Ригой, а петроградская полиция по оборонным заводам распускает листовки на бунт – лишь бы “спровоцировать мир”?
– что это: глупость или измена?? ( Ликование и гнев).
(А если через 40 лет и установят архивами, как и сейчас на глаз понятно простаку, что эти бунты всего нужнее немцам, а деньги у них есть, и агенты есть, и методы такие приняты, – ну ладно, пусть тогда и понизят профессора в ранге, не сегодня).
Вы спрашиваете: как же мы начинаем бороться во время войны? Да ведь, господа, только во время войны они и опасны. Поэтому во время войны и во имя войны мы с ними теперь и боремся! ( “Браво!” Рукоплескания). Победа над злонамеренным правительством будет равносильна выигрышу всей кампании!! ( Бурные продолжительные рукоплескания, кроме крайних правых).
Да-да, аплодируйте, а я тихо сойду на место. Аплодируйте, но вы сами ещё не понимаете, какую речь вы слышали сегодня. За ней установится
репутация штормового сигнала к революции!
Газетам запретят её, но страна чутьём угадает смысл белых мест. Страна встрепенётся, пролетит
электрическая искра по ней от ваших речей в этой белой зале. До сих пор Россия бродила ощупью во тьме. Она теряла цель. Она начинала уставать. Страну окутывали призраки. И вот Государственная Дума дала стране луч света! И уже затеплилась надежда! И стала возрождаться воля.
Это из скромности говорится: “от ваших речей”. Но не от речей же правых. И не от пляски Чхеидзе и Керенского. А за вычетом – одна только речь.
Действительно, господа, моменты, подобные 1 ноября, не повторяются. Запомните дату: 1 ноября – это эра!
И если я скажу:
Страна готова признать в вас своих вождей, то, за вычетом, понимайте: признать вождём – меня.
А с правительством, после измены , больше не о чем говорить.
Итак, с парламентской трибуны открыто объявлено, что монарх этой страны – изменник и состоит в сговоре с воюющим врагом. Какая же карающая десница завтра упадёт на голову клеветника?
А никакая.
Какой гром разразится над ней?
А никакой. Ведь давно уже привыкли, что общество недовольно, что общество нападает, – и сочтено хорошим тоном не унижаться до ответов.
Но если под основание трона вмесили глину измены , а молния не ударяет, – то трон уже и поплыл.
66
Могилёв напоминал огромную офицерскую гостиницу: всё время прибывали, убывали. Полковники и генералы, приехавшие с фронта, могли рассчитывать быть приглашёнными и к высочайшему завтраку или обеду – но для этого надо было заявиться, а потом ждать. Такой цели, однако, и такого желания у Воротынцева не было.
Издали видел он, как Государь перед своим домом делал смотр терской конвойной сотне, воротившейся с фронта, довольно и этого погляденья.
В офицерской столовой при Ставке многие не успевали узнать друг друга, приезжали накоротко по служебным предписаниям, уезжали, состав обновлялся от завтрака к обеду и к ужину, и за столиками сочетались всё понову. А между тем наблюдатель, сторонний духу этих людей, даже не догадался бы, что они вовсе не сознакомлены хорошо, что они не служат вместе годами. И всегда свойственная кадровым офицерам (а прапорщики не попадали сюда) взаимообязанность, так выраженная в общности формы, поведения, отдачи чести, сильно углубилась войной, уже о третьем годе, смягчились прежние мелочные разногласия между гвардией и армией, родами войск, училищами, полками; напротив: между любыми двумя офицерами-фронтовиками, оказавшимися рядом, проявлялись дружелюбие, сочувствие, даже забота, как между старыми однополчанами, – особая дружественность, когда нет обязательных служебных отношений. Одно общее все отведали, одно общее всех ждало, сегодня полковник, а завтра покойник. И если кто-то мог другому посоветовать, объяснить, помочь, облегчить, – каждый спешил это сделать по некоему высше-семейственному чувству. Их, таких, за годы войны поредело втрое и вчетверо, а долг и задача разлагались по плечам, по погонным прямоугольникам оставшихся.
Так и усевшиеся за столик с Воротынцевым завтракать капитан, подполковник и пожилой сапёрный полковник с тяжеловесной головой, друг друга не знали – и знали хорошо. Ни фамилий, ни частей своих ещё не назвали, а, едва усевшись, держались знакомо, приязненно.
И Воротынцев с удовольствием принял этот тон, после короткой поездки и небывалых встреч опять переводивший его через свой порог – в армию, в полк, в невылазное и привычное фронтовое бытьё.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315