вся Россия долготерпеливая подымется!
А вдруг – и не подымется?…
Изо всего выход был ясен: сбить Штюрмера. Продолжение войны третий год было не опасно, всем своим красноречием Прогрессивный блок гнал русское государство глубже и дальше в эту войну. И недостача хлеба, дороговизна его и возможный голод тоже не были так опасны. Главная опасность была – Штюрмер. Если бы Штюрмера снять и заменить кем-нибудь из Прогрессивного блока – перед Россией открывался путь спасения.
Чем ближе к ноябрю, тем меньше дневного света в Петрограде. И собирается ли бюро Блока на частных квартирах в долгие вечера или в 11-й комнате Таврического дворца нерассветающими утрами, – всё при электрических лампах текут их тягучие трудные совещания, под кругами настольных ламп на зелёных бархатных скатертях лежат белые листы, и Милюков, успевая то гнуть, то держать свою трудную линию, успевает и записывать для нас те беседы.
Милюков: Сосредоточить удар на Штюрмере.
Шульгин: Нет сильнее средства против Штюрмера, чем борьба с немецким засилием . Я – за ломку шеи правительству, но рядом должны быть меры органического характера.
Капнист: Согласен: для успокоения страны – ломать шею правительству! Но немецкое засилие не дать обсуждать – это оружие в руках правых.
Шингарёв: С немецким засилием – надо найти формулировку такую, чтоб ударить по правым…Надо показать, что мы умеем и работать. Ставить большие вопросы, волостное земство…
Ефремов: Да, ломать шею правительству! Первую неделю – никакой мирной работы, а только валим кабинет! Разрабатывать советы для этой власти – трата времени, они всё равно ничего сделать не могут. Да и вообще, предлагать конкретные планы, вносить проекты самим – не дело законодательной власти, это рискованно, нести лишнюю ответственность. Выгоднее роль критика.
Шульгин: А вам скажут: пожалуйте к власти. А вы и не готовы – чем заменить.
Маклаков: Как же вы верите в ответственное министерство и не хотите давать советов в исполнительной сфере? Боюсь, скомпрометируем мы парламентаризм.
Ростовцев: Страна не поймёт: ругаются, а ничего не предлагают.
Родзянко (он не допускал вольности зачислить себя в Блок, но заседания иногда посещал тайно): Правительство никуда не годится, с этого и придётся начать представителям Блока. Конечно, ряд вещей говорить нельзя: о ведении войны, о дефектах дипломатии. Революционизировать страну нельзя. Но и совершенно молчать невозможно.
Вот и задачка Милюкову: ни о чём говорить нельзя – и молчать нельзя. Советов давать нельзя – и без советов нельзя.
Шидловский: Чего хотим – не скажем, иначе наши поправки примут – и исправят законопроекты.
Как уже и случилось с твёрдыми ценами: Блок бросил эту мысль от щедрости своих идей, а правительство подхватило и тем укрепилось. Теперь изменник Протопопов перехватит продовольственный вопрос – облавами, заставами, обязательными поставками, – и опять неплохо получится, вот в чём трагедия.
Стемпковский: Одних твёрдых цен недостаточно. Надо идти до реквизиции с развёрсткой.
В. Львов: Мы уже пошли по пути государственного социализма. И нужна общественная диктатура продовольствия .
Шингарёв: Надо решить – будем ли отстаивать или херить путь государственного социализма? Тут можем рассориться.
Стемпковский: Если мы просто перейдём к деловой работе по продовольствию – армия нас не поймёт.
Да нет, какая деловая работа! – надо готовить грозную сокрушающую Декларацию!
Милюков: Красная нить должна быть – наш патриотизм: они не могут довести войну до победы.
Трудность ещё и в том, что военная катастрофа отступила, она не грозит больше, как в прошлом году. Даже: Россия сейчас сильнее, чем была при начале войны. Но так – говорить нельзя, не это должно звучать в думских речах, иначе вся политика Блока развалится.
Ефремов: Положение очень тревожно. Замечается упадок энергии в обществе. Наше положение трагично, потому что наш долг произвести переворот, чтобы добиться победы в войне. Но производить переворот во время войны – предательство, при любви к отечеству – невозможно. Я не говорю: братцы, свергайте правительство! Будем строить речи так, чтобы призыв к революции не вытекал. Наметить пределы, за которые не выходить.
Стемпковский: Без резкого поворота мы всё равно проиграли дело. Будем менее агрессивны, излишне спокойны, – страна опередит нас. Вдали от столиц говорят: измена, царица чуть не с Вильгельмом в дружбе. Если не сделаем решительного шага и дадим распустить Думу – будем сами виноваты. Для меня несомненно: ещё несколько месяцев этого режима – и Россия погибнет.
Капнист: В случае роспуска Думы волна захлестнёт нас. Надо идти путём Павла Николаевича – булавочные уколы. Только в случае сепаратного мира можно идти ре волюционным путём.
Шингарёв: Не верю, что сепаратный мир вызовет революцию. Масса усталых людей скажет: дайте выспаться, вымыться и поесть. Конечно, удар по национальному самолюбию не пройдёт бесследно. Но если есть злая воля, которая готовит сепаратный мир, – надо по ней и ударить. Надо назвать это действие изменой – и Государственная Дума создаст себе недосягаемую позицию! Это вызовет удовлетворение и в армии, где об этом говорят на каждом шагу. Мы попадём в самое больное место.
В. Львов: Высокопатриотический лозунг: спасти страну от правительства!
Да, эта позиция – очень сильная: объявить себя патриотами, а правительство – пораженцами и изменниками. Главная опасность – правительство Штюрмера! В октябре день ото дня Милюков писал и переписывал новые и новые проекты Декларации Блока. Иногда, наслушавшись коллег, – очень резко. Потом – одумывался или его отговаривали, и начинал смягчать. При каждой переписке одни ядовитые колкие выражения обидно терялись, другие приходили.
Предательское поведение власти… Глубокое падение нравов в руководящих кругах… Привилегированное хищничество… Всеми ненавидимая и презираемая власть… Это всё – не тайна для врагов… Государственная Дума слагает с себя ответственность за национальную растрату крови и мук армии и указывает на истинных виновников…
И день за днём обсуждали проекты (Шульгин тоже представил).
Крупенский: Не надо этих терминов – “измена”, “предательство”. Трон окружён чёрной шайкой, да, но этого не следует говорить вслух. Слишком суровой критикой понизим дух страны. Не надо выставлять правду, чтоб не уронить подъёма. И не “злая воля”, а – полная неспособность. Главное – уничтожить Штюрмера. На него и направить обвинение в измене и неспособности. И не надо раздувать заслуг Англии, как у Милюкова.
Шульгин: Валить на отдельных министров, расписывать, что они злодеи, – мелкий масштаб. Я понимаю, политика требует, чтобы мы говорили только чёрные вещи. Но надо сделать выбор: если виновата система, при чём тут злодеи? И надо говорить правду о Верховной власти – а мы не можем.
Капнист: Цель декларации должна быть – что Русь велика и обильна. А дальше – громить беспорядки.
Родзянко: Помягче, помягче, а то как бы Думу не распустили.
Ефремов: Но ведь и в обществе: нажива, стремленье урвать. А если упрекнём общество, то нападки на правительство умалим, тоже нельзя.
Шингарёв: Правительство всё понимает и сознаёт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315
А вдруг – и не подымется?…
Изо всего выход был ясен: сбить Штюрмера. Продолжение войны третий год было не опасно, всем своим красноречием Прогрессивный блок гнал русское государство глубже и дальше в эту войну. И недостача хлеба, дороговизна его и возможный голод тоже не были так опасны. Главная опасность была – Штюрмер. Если бы Штюрмера снять и заменить кем-нибудь из Прогрессивного блока – перед Россией открывался путь спасения.
Чем ближе к ноябрю, тем меньше дневного света в Петрограде. И собирается ли бюро Блока на частных квартирах в долгие вечера или в 11-й комнате Таврического дворца нерассветающими утрами, – всё при электрических лампах текут их тягучие трудные совещания, под кругами настольных ламп на зелёных бархатных скатертях лежат белые листы, и Милюков, успевая то гнуть, то держать свою трудную линию, успевает и записывать для нас те беседы.
Милюков: Сосредоточить удар на Штюрмере.
Шульгин: Нет сильнее средства против Штюрмера, чем борьба с немецким засилием . Я – за ломку шеи правительству, но рядом должны быть меры органического характера.
Капнист: Согласен: для успокоения страны – ломать шею правительству! Но немецкое засилие не дать обсуждать – это оружие в руках правых.
Шингарёв: С немецким засилием – надо найти формулировку такую, чтоб ударить по правым…Надо показать, что мы умеем и работать. Ставить большие вопросы, волостное земство…
Ефремов: Да, ломать шею правительству! Первую неделю – никакой мирной работы, а только валим кабинет! Разрабатывать советы для этой власти – трата времени, они всё равно ничего сделать не могут. Да и вообще, предлагать конкретные планы, вносить проекты самим – не дело законодательной власти, это рискованно, нести лишнюю ответственность. Выгоднее роль критика.
Шульгин: А вам скажут: пожалуйте к власти. А вы и не готовы – чем заменить.
Маклаков: Как же вы верите в ответственное министерство и не хотите давать советов в исполнительной сфере? Боюсь, скомпрометируем мы парламентаризм.
Ростовцев: Страна не поймёт: ругаются, а ничего не предлагают.
Родзянко (он не допускал вольности зачислить себя в Блок, но заседания иногда посещал тайно): Правительство никуда не годится, с этого и придётся начать представителям Блока. Конечно, ряд вещей говорить нельзя: о ведении войны, о дефектах дипломатии. Революционизировать страну нельзя. Но и совершенно молчать невозможно.
Вот и задачка Милюкову: ни о чём говорить нельзя – и молчать нельзя. Советов давать нельзя – и без советов нельзя.
Шидловский: Чего хотим – не скажем, иначе наши поправки примут – и исправят законопроекты.
Как уже и случилось с твёрдыми ценами: Блок бросил эту мысль от щедрости своих идей, а правительство подхватило и тем укрепилось. Теперь изменник Протопопов перехватит продовольственный вопрос – облавами, заставами, обязательными поставками, – и опять неплохо получится, вот в чём трагедия.
Стемпковский: Одних твёрдых цен недостаточно. Надо идти до реквизиции с развёрсткой.
В. Львов: Мы уже пошли по пути государственного социализма. И нужна общественная диктатура продовольствия .
Шингарёв: Надо решить – будем ли отстаивать или херить путь государственного социализма? Тут можем рассориться.
Стемпковский: Если мы просто перейдём к деловой работе по продовольствию – армия нас не поймёт.
Да нет, какая деловая работа! – надо готовить грозную сокрушающую Декларацию!
Милюков: Красная нить должна быть – наш патриотизм: они не могут довести войну до победы.
Трудность ещё и в том, что военная катастрофа отступила, она не грозит больше, как в прошлом году. Даже: Россия сейчас сильнее, чем была при начале войны. Но так – говорить нельзя, не это должно звучать в думских речах, иначе вся политика Блока развалится.
Ефремов: Положение очень тревожно. Замечается упадок энергии в обществе. Наше положение трагично, потому что наш долг произвести переворот, чтобы добиться победы в войне. Но производить переворот во время войны – предательство, при любви к отечеству – невозможно. Я не говорю: братцы, свергайте правительство! Будем строить речи так, чтобы призыв к революции не вытекал. Наметить пределы, за которые не выходить.
Стемпковский: Без резкого поворота мы всё равно проиграли дело. Будем менее агрессивны, излишне спокойны, – страна опередит нас. Вдали от столиц говорят: измена, царица чуть не с Вильгельмом в дружбе. Если не сделаем решительного шага и дадим распустить Думу – будем сами виноваты. Для меня несомненно: ещё несколько месяцев этого режима – и Россия погибнет.
Капнист: В случае роспуска Думы волна захлестнёт нас. Надо идти путём Павла Николаевича – булавочные уколы. Только в случае сепаратного мира можно идти ре волюционным путём.
Шингарёв: Не верю, что сепаратный мир вызовет революцию. Масса усталых людей скажет: дайте выспаться, вымыться и поесть. Конечно, удар по национальному самолюбию не пройдёт бесследно. Но если есть злая воля, которая готовит сепаратный мир, – надо по ней и ударить. Надо назвать это действие изменой – и Государственная Дума создаст себе недосягаемую позицию! Это вызовет удовлетворение и в армии, где об этом говорят на каждом шагу. Мы попадём в самое больное место.
В. Львов: Высокопатриотический лозунг: спасти страну от правительства!
Да, эта позиция – очень сильная: объявить себя патриотами, а правительство – пораженцами и изменниками. Главная опасность – правительство Штюрмера! В октябре день ото дня Милюков писал и переписывал новые и новые проекты Декларации Блока. Иногда, наслушавшись коллег, – очень резко. Потом – одумывался или его отговаривали, и начинал смягчать. При каждой переписке одни ядовитые колкие выражения обидно терялись, другие приходили.
Предательское поведение власти… Глубокое падение нравов в руководящих кругах… Привилегированное хищничество… Всеми ненавидимая и презираемая власть… Это всё – не тайна для врагов… Государственная Дума слагает с себя ответственность за национальную растрату крови и мук армии и указывает на истинных виновников…
И день за днём обсуждали проекты (Шульгин тоже представил).
Крупенский: Не надо этих терминов – “измена”, “предательство”. Трон окружён чёрной шайкой, да, но этого не следует говорить вслух. Слишком суровой критикой понизим дух страны. Не надо выставлять правду, чтоб не уронить подъёма. И не “злая воля”, а – полная неспособность. Главное – уничтожить Штюрмера. На него и направить обвинение в измене и неспособности. И не надо раздувать заслуг Англии, как у Милюкова.
Шульгин: Валить на отдельных министров, расписывать, что они злодеи, – мелкий масштаб. Я понимаю, политика требует, чтобы мы говорили только чёрные вещи. Но надо сделать выбор: если виновата система, при чём тут злодеи? И надо говорить правду о Верховной власти – а мы не можем.
Капнист: Цель декларации должна быть – что Русь велика и обильна. А дальше – громить беспорядки.
Родзянко: Помягче, помягче, а то как бы Думу не распустили.
Ефремов: Но ведь и в обществе: нажива, стремленье урвать. А если упрекнём общество, то нападки на правительство умалим, тоже нельзя.
Шингарёв: Правительство всё понимает и сознаёт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315