Кларк позже вспоминал: «Я не испытывал такого волнения с тех пор, как за десять лет до этой беседы мой хозяин, кстати, тоже с запозданием, не завел со мной обязательного разговора о сексе.» Маклин обратил внимание Кларка на то, что тот не подписал инструкцию о мерах безопасности, и попросил его сделать это. Затем сказал:
«Вы, конечно, должны общаться со своими журналистами. Они нас не интересуют. Нас интересуют люди, которые могут использовать информацию. Например, – с этими словами он аккуратно вынул телефонную вилку из розетки на своем столе, – я всегда отключаю телефон, разговаривая с бизнесменами, потому что американское правительство, несомненно, прослушивает наши телефоны, а мы не хотим, чтобы они были в курсе наших торговых планов. И последнее, Уильям, никогда не раскрывайте секретов французам, они их не умеют хранить. До свидания и будьте бдительны.»
О значении, которое в НКГБ придавали положению Маклина в Вашингтоне, свидетельствует решение о направлении в Вашингтон для поддержания контакта с ним Анатолия Горского; бывшего до этого лондонским оператором «великолепной пятерки». В октябре 1944 года Горского назначили оператором Элизабет Бентли вместо Ахмерова и поручили с ее помощью контролировать агентурную сеть Джекоба Голоса. Как и Ахмеров, Горский, известный Бентли под именем Ал, быстро понял, что Голос пользуется любительскими и небезопасными методами. Он сказал Бентли, что «существующая система полна дыр и поэтому опасна. Я боюсь, что наш друг Голос – человек недостаточно осторожный, и есть опасность, что из-за своих контактов с ним вы поставите под угрозу всю организацию.» Бентли была вынуждена передать другим свою работу и «лечь на дно» на полгода, пока не стало ясно, что ФБР за ней не следит. НКГБ внимательно изучил сведения об агентах Бентли и решал, кого оставить. Горский настаивал, чтобы Бентли взяла деньги и дала ему расписку. «Давайте покончим с этими глупостями. У меня в кармане 2.000 долларов. Это часть вашей зарплаты. Сейчас вы их возьмете! Если нет, я решу, что вы предатель!» К тому времени, когда Бентли приняла деньги, она действительно была «предателем». В ноябре 1945 года она стала двойным агентом и работала на ФБР. Хотя ее агентурная сеть была раскрыта, Маклин, которым руководили отдельно, остался вне поля зрения ФБР.
Наряду с проникновением в англо-американские разведывательные службы во время Великой Отечественной войны, НКВД/НКГБ, как это ни парадоксально, имел, впервые в своей истории, официальные контакты с важнейшими отделами этих служб. В августе 1941 года полковник (позже бригадный генерал) Дж. А. Хилл (в то время он носил псевдоним Дейл) прибыл в Москву во главе группы связи СОЕ. Эта поездка проходила под кодовым наименованием «Миссия САМ». Выбор Хилла для этой миссии можно назвать необычным, если не странным. По словам Филби, который недолгое время работал с ним в СОЕ, «это был один из немногих англичан, по-настоящему вставлявших палки в колеса. Со своим необъятным животом он выглядел, как король Соглоу с огромной лысиной вместо короны.» Меньше чем за десять лет до этой поездки Хилл издал написанные в высокопарном стиле воспоминания о том, как он вначале пытался содействовать, а затем помогал саботировать большевистский режим. И все же он не был готов к работе с НКВД. Лишь некоторое время спустя после прибытия он приказал проверить зал совещаний «Миссии САМ». Проверка выявила, как радостно отмечал Филби, «огромное количество путей утечки информации.»
После довольно вялого начала сотрудничества СОЕ с НКВД в феврале-марте 1942 года Осипов позволил Хиллу пойти вместе с подразделением НКВД в тыл немцев, чтобы ознакомиться с партизанской тактикой. Хилл утверждал позже, что по возвращении в Москву он помог Осипову написать официальную инструкцию о партизанской войне. К этому его заявлению следует отнестись с осторожностью – до этого он рассказывал, как в 1918 году создавал «большевистский отдел контрразведки». Побывав в тылу немцев на Восточном фронте, Хилл проникся идеей засылать агентов НКВД за линию фронта на Западном фронте и на Ближнем Востоке. Летом 1942 года он совершил поездку в Стамбул и Каир для обсуждения деталей совместной акции СОЕ и НКВД. Потом он полетел в Лондон вместе с агентом НКВД, которого сбросили с парашютом над Бельгией. К этому времени, правда, энтузиазм Хилла относительно активизации деятельности НКВД на Западе несколько угас. Во время подготовки заброски агента в Бельгию он писал в дневнике: «Черт возьми, мне это не очень нравится. Штаб-квартиры СОЕ в Лондоне и Каире запретили совместные действия с территории Турции. Архивные материалы СОЕ свидетельствуют, что „лишь небольшое число“ агентов НКВД было заброшено в европейские страны с помощью англичан, причем в основном в 1943 году. Заброска была задержана из-за плохой погоды и некоторых оперативных сложностей. НКВД возмущался, явно подозревая за этим заговор англичан. СОЕ передала НКВД данные о взрывных устройствах, но мало что получила взамен. Миссией НКВД в Лондоне во время войны руководил Иван Андреевич Чичаев, который приехал в Англию вскоре после того, как Хилл обосновался в Москве. Он также исполнял обязанности советника союзных правительств в изгнании. Это был крупный общительный здоровяк, и что совершенно необычно для НКВД, непьющий. Первоначально Чичаев совмещал свои обязанности связующего звена и пост резидента НКВД в Лондоне. Однако в 1943 году растущее значение агентурной сети в Англии заставило Московский центр направить в Лондон Константина Михайловича Кукина, который и стал резидентом в Лондоне под дипломатической „крышей“. Кукин купался в лучах славы, падающих от „великолепной пятерки“. Сейчас его портрет можно увидеть в мемориальной комнате Первого главного управления. Рядом с портретом – пояснительный текст, в котором Кукин назван одним из наиболее выдающихся разведчиков 40–50-х годов. С приездом Кукина Чичаев полностью переключился на правительства в изгнании. По мере приближения победы нарастало давление Чичаева на эти правительства. Генералу Франтишеку Моравечу, главе разведки чешского правительства в изгнании, Чичаев поначалу показался дружелюбным и мягким:
«После Сталинграда улыбки с лиц русских исчезли. С улучшением военного положения русских отношение Чичаева совершенно изменилось. Если раньше он приходил ко мне практически ежедневно и благодарил за любую информацию, то теперь он стал критиковать, требовать и даже угрожать».
Чичаев требовал непосредственного доступа к чехословацкому подполью, высказывал недовольство поступающей информацией и требовал сведений, которые, по мнению Моравеча, добыть было невозможно. Он начал собирать информацию о чехословаках в изгнании и составлять списки «ненадежных». Ближе к концу войны Чичаев стал требовать разведданных об английской разведке и о главе правительства в изгнании Эдуарде Бенеше, чем вынудил Моравеча разорвать с ним отношения.
Несмотря на незначительные успехи сотрудничества СОЕ с НКВД/НКГБ, генерал Донован, руководитель ОСС, в конце 1943 года, накануне первой встречи «Большой тройки» (Рузвельт, Сталин и Черчилль), проникся идеей о широком сотрудничестве с русскими разведслужбами. На рождество 1943 года Донован и Гарриман, американский посол, провели в Москве переговоры с Молотовым, комиссаром иностранных дел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235
«Вы, конечно, должны общаться со своими журналистами. Они нас не интересуют. Нас интересуют люди, которые могут использовать информацию. Например, – с этими словами он аккуратно вынул телефонную вилку из розетки на своем столе, – я всегда отключаю телефон, разговаривая с бизнесменами, потому что американское правительство, несомненно, прослушивает наши телефоны, а мы не хотим, чтобы они были в курсе наших торговых планов. И последнее, Уильям, никогда не раскрывайте секретов французам, они их не умеют хранить. До свидания и будьте бдительны.»
О значении, которое в НКГБ придавали положению Маклина в Вашингтоне, свидетельствует решение о направлении в Вашингтон для поддержания контакта с ним Анатолия Горского; бывшего до этого лондонским оператором «великолепной пятерки». В октябре 1944 года Горского назначили оператором Элизабет Бентли вместо Ахмерова и поручили с ее помощью контролировать агентурную сеть Джекоба Голоса. Как и Ахмеров, Горский, известный Бентли под именем Ал, быстро понял, что Голос пользуется любительскими и небезопасными методами. Он сказал Бентли, что «существующая система полна дыр и поэтому опасна. Я боюсь, что наш друг Голос – человек недостаточно осторожный, и есть опасность, что из-за своих контактов с ним вы поставите под угрозу всю организацию.» Бентли была вынуждена передать другим свою работу и «лечь на дно» на полгода, пока не стало ясно, что ФБР за ней не следит. НКГБ внимательно изучил сведения об агентах Бентли и решал, кого оставить. Горский настаивал, чтобы Бентли взяла деньги и дала ему расписку. «Давайте покончим с этими глупостями. У меня в кармане 2.000 долларов. Это часть вашей зарплаты. Сейчас вы их возьмете! Если нет, я решу, что вы предатель!» К тому времени, когда Бентли приняла деньги, она действительно была «предателем». В ноябре 1945 года она стала двойным агентом и работала на ФБР. Хотя ее агентурная сеть была раскрыта, Маклин, которым руководили отдельно, остался вне поля зрения ФБР.
Наряду с проникновением в англо-американские разведывательные службы во время Великой Отечественной войны, НКВД/НКГБ, как это ни парадоксально, имел, впервые в своей истории, официальные контакты с важнейшими отделами этих служб. В августе 1941 года полковник (позже бригадный генерал) Дж. А. Хилл (в то время он носил псевдоним Дейл) прибыл в Москву во главе группы связи СОЕ. Эта поездка проходила под кодовым наименованием «Миссия САМ». Выбор Хилла для этой миссии можно назвать необычным, если не странным. По словам Филби, который недолгое время работал с ним в СОЕ, «это был один из немногих англичан, по-настоящему вставлявших палки в колеса. Со своим необъятным животом он выглядел, как король Соглоу с огромной лысиной вместо короны.» Меньше чем за десять лет до этой поездки Хилл издал написанные в высокопарном стиле воспоминания о том, как он вначале пытался содействовать, а затем помогал саботировать большевистский режим. И все же он не был готов к работе с НКВД. Лишь некоторое время спустя после прибытия он приказал проверить зал совещаний «Миссии САМ». Проверка выявила, как радостно отмечал Филби, «огромное количество путей утечки информации.»
После довольно вялого начала сотрудничества СОЕ с НКВД в феврале-марте 1942 года Осипов позволил Хиллу пойти вместе с подразделением НКВД в тыл немцев, чтобы ознакомиться с партизанской тактикой. Хилл утверждал позже, что по возвращении в Москву он помог Осипову написать официальную инструкцию о партизанской войне. К этому его заявлению следует отнестись с осторожностью – до этого он рассказывал, как в 1918 году создавал «большевистский отдел контрразведки». Побывав в тылу немцев на Восточном фронте, Хилл проникся идеей засылать агентов НКВД за линию фронта на Западном фронте и на Ближнем Востоке. Летом 1942 года он совершил поездку в Стамбул и Каир для обсуждения деталей совместной акции СОЕ и НКВД. Потом он полетел в Лондон вместе с агентом НКВД, которого сбросили с парашютом над Бельгией. К этому времени, правда, энтузиазм Хилла относительно активизации деятельности НКВД на Западе несколько угас. Во время подготовки заброски агента в Бельгию он писал в дневнике: «Черт возьми, мне это не очень нравится. Штаб-квартиры СОЕ в Лондоне и Каире запретили совместные действия с территории Турции. Архивные материалы СОЕ свидетельствуют, что „лишь небольшое число“ агентов НКВД было заброшено в европейские страны с помощью англичан, причем в основном в 1943 году. Заброска была задержана из-за плохой погоды и некоторых оперативных сложностей. НКВД возмущался, явно подозревая за этим заговор англичан. СОЕ передала НКВД данные о взрывных устройствах, но мало что получила взамен. Миссией НКВД в Лондоне во время войны руководил Иван Андреевич Чичаев, который приехал в Англию вскоре после того, как Хилл обосновался в Москве. Он также исполнял обязанности советника союзных правительств в изгнании. Это был крупный общительный здоровяк, и что совершенно необычно для НКВД, непьющий. Первоначально Чичаев совмещал свои обязанности связующего звена и пост резидента НКВД в Лондоне. Однако в 1943 году растущее значение агентурной сети в Англии заставило Московский центр направить в Лондон Константина Михайловича Кукина, который и стал резидентом в Лондоне под дипломатической „крышей“. Кукин купался в лучах славы, падающих от „великолепной пятерки“. Сейчас его портрет можно увидеть в мемориальной комнате Первого главного управления. Рядом с портретом – пояснительный текст, в котором Кукин назван одним из наиболее выдающихся разведчиков 40–50-х годов. С приездом Кукина Чичаев полностью переключился на правительства в изгнании. По мере приближения победы нарастало давление Чичаева на эти правительства. Генералу Франтишеку Моравечу, главе разведки чешского правительства в изгнании, Чичаев поначалу показался дружелюбным и мягким:
«После Сталинграда улыбки с лиц русских исчезли. С улучшением военного положения русских отношение Чичаева совершенно изменилось. Если раньше он приходил ко мне практически ежедневно и благодарил за любую информацию, то теперь он стал критиковать, требовать и даже угрожать».
Чичаев требовал непосредственного доступа к чехословацкому подполью, высказывал недовольство поступающей информацией и требовал сведений, которые, по мнению Моравеча, добыть было невозможно. Он начал собирать информацию о чехословаках в изгнании и составлять списки «ненадежных». Ближе к концу войны Чичаев стал требовать разведданных об английской разведке и о главе правительства в изгнании Эдуарде Бенеше, чем вынудил Моравеча разорвать с ним отношения.
Несмотря на незначительные успехи сотрудничества СОЕ с НКВД/НКГБ, генерал Донован, руководитель ОСС, в конце 1943 года, накануне первой встречи «Большой тройки» (Рузвельт, Сталин и Черчилль), проникся идеей о широком сотрудничестве с русскими разведслужбами. На рождество 1943 года Донован и Гарриман, американский посол, провели в Москве переговоры с Молотовым, комиссаром иностранных дел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235