— Я не сдаюсь! — крикнул Ролан.
— Да вам и незачем сдаваться, господин де Монтревель, — с отменной учтивостью отвечал Золотая Ветвь.
— Почему же? — спросил Ролан, изнемогая в безнадежной и бесполезной борьбе.
— Да потому, что вы уже в плену, сударь.
Против этой очевидной истины не приходилось возражать.
— Ну, так убейте же меня! — вскричал Ролан.
— Мы вовсе не желаем убивать вас, сударь, — возразил Золотая Ветвь.
— Так чего же вы хотите?
— Чтобы вы дали нам слово, что больше не будете принимать участия в сражении. С таким условием мы вас освободим.
— Ни за что! — воскликнул Ролан.
— Прошу прошения, господин де Монтревель, — заявил Золотая Ветвь, — но вы поступаете нечестно.
— Что?! — выкрикнул Ролан, вне себя от ярости. — Нечестно? Ты оскорбляешь меня, мерзавец, зная, что я не в силах защищаться и проучить тебя!
— Никакой я не мерзавец и не думаю вас оскорблять, господин де Монтревель! Я только хочу сказать, что, раз вы не даете мне слова, значит, вы отнимаете у генерала девять человек. Они здорово бы ему пригодились, а меж тем им придется торчать здесь и сторожить вас. Не так поступил Круглоголовый: у него было на двести человек больше вашего, а он их отослал прочь, и теперь нас только девяносто один человек против ста.
Лицо Ролана вспыхнуло, но тут же побледнело как полотно.
— Ты прав, Золотая Ветвь, — отвечал он, — делать нечего, я сдаюсь. Можешь идти со своими товарищами, сражайтесь!
У шуанов вырвался радостный крик, они оставили Ролана и устремились на республиканцев.
— Да здравствует король! — кричали они, размахивая шляпами и ружьями. Ролан был теперь физически свободен, но обезоружен при падении и связан словом, которое ему пришлось дать. Подавленный, он уселся на холмик, еще покрытый плащом, служившим скатертью во время завтрака.
Отсюда он мог наблюдать за ходом битвы; от него не ускользала ни малейшая подробность. — Кадудаль стоял, выпрямившись в стременах, в этом вихре огня и дыма, грозный и неуязвимый, как демон войны.
Повсюду на земле виднелись тела убитых шуанов, их было человек двенадцать. Но было ясно, что республиканцы, по-прежнему стоявшие сомкнутым строем, потеряли в два с лишним раза больше.
Раненые ползли по земле друг другу навстречу и, приподнявшись, словно покалеченные змеи, сражались из последних сил: республиканцы — штыками, шуаны — кинжалами.
Если шуан видел, что ему не доползти до врага, он вставал на одно колено, стрелял и снова падал.
И белые и синие дрались остервенело, без передышки, не зная пощады. И чудилось, что беспощадный, безжалостный призрак гражданской войны реет над полем битвы, потрясая дымным факелом…
Кадудаль на своем коне объезжал вокруг врагов, образовавших живой редут, неустанно стреляя с двадцати шагов то из пистолетов, то из двуствольного ружья, которое он, разрядив, бросал адъютанту и на следующем кругу получал заряженным.
Каждый его выстрел, попадая в каре, достигал цели.
Когда Жорж в третий раз проделывал этот маневр, на него обрушился ружейный залп: генерал Гатри удостоил его такой чести!
Кадудаль исчез в огне и в дыму, и Ролан увидел, как он упал на землю вместе с конем. Казалось, с ним было покончено…
Тут десять или двенадцать республиканцев выбежали из рядов и ринулись на неприятеля, им навстречу бросилось столько же шуанов.
Завязалась рукопашная, в которой шуаны со своими кинжалами брали верх над республиканцами.
Внезапно Кадудаль с пистолетом в каждой руке поднялся на ноги. Один за другим грянули выстрелы, и двое синих упали мертвыми.
Заметив, что в каре с уходом смельчаков образовалась брешь, Кадудаль врезался в нее с тридцатью шуанами.
На ходу он подобрал с земли ружье и орудовал им как дубиной, каждым ударом сваливая человека.
Пробившись сквозь отряд, он появился с другой стороны.
И подобно кабану, который, свалив с ног злополучного охотника, возвращается и вспарывает ему живот, Жорж снова ринулся со своими бойцами в зияющую брешь, расширяя ее.
После этого все было кончено.
Генерал Гатри собрал человек двадцать, оставшихся на ногах, и со штыками наперевес они сделали попытку прорвать сомкнувшееся кольцо шуанов. Он шел пеший во главе десяти солдат: лошадь под ним была убита.
Десять человек в этой попытке поплатились жизнью, и все-таки генералу удалось вырваться.
Шуаны хотели было его преследовать, но Кадудаль крикнул громовым голосом:
— Не надо было его упускать, но раз уж он пробился, пускай уходит!
Шуаны повиновались: для них каждое слово вождя было законом.
— А теперь, — загремел Кадудаль, — прекратить огонь! Хватит убивать! Берите в плен.
Кольцо шуанов сжалось, охватив небольшой участок, где среди множества трупов еще металось несколько раненых. Сдаться в плен не означало прекратить борьбу, ибо в этой войне и синие и белые расстреливали пленных, одни потому, что считали шуанов и вандейцев разбойниками, а другие потому, что им некуда было девать пленных.
Республиканцы отшвырнули подальше свои ружья, не желая отдавать их. Приблизившись к пленным, шуаны обнаружили, у них пустые сумки для патронов: все было израсходовано.
Кадудаль направился к Ролану.
Во время этой жестокой битвы молодой человек сидел, устремив взор на сражающихся. Волосы у него слиплись от пота, и он тяжело дышал.
Увидев, что республиканцы разгромлены, он закрыл лицо руками и склонил голову к земле.
Ролан даже не слышал шагов Кадудаля. Подойдя к нему, Жорж коснулся его плеча. Тот медленно поднял голову, по его щекам катились слезы, и он не стыдился их.
— Генерал! — проговорил он. — Делайте со мною что угодно: я ваш пленник.
— Разве берут в плен посланника первого консула? — засмеялся Жорж. — Но его можно попросить об одной услуге. У меня нет полевого госпиталя для раненых, — продолжал он. — Нет у меня и тюрьмы для пленных. Возьмите на себя доставить в Ван раненых и пленных республиканских солдат.
— Как это так, генерал? — удивился Ролан.
— Я отдаю их вам, вернее, поручаю. К сожалению, ваш конь убит, так же как и мой. Но конь Золотой Ветви уцелел, возьмите его.
Молодой полковник сделал протестующий жест.
— Разумеется, на время, пока вы не раздобудете себе другого, — добавил Кадудаль, отвешивая поклон.
Ролан оценил великодушие Кадудаля и понял, что не уронит своего достоинства, если примет его предложение.
— Увидимся ли мы еще с вами, генерал? — спросил он, вставая на ноги.
— Сомневаюсь, сударь: я должен буду действовать на побережье, в окрестностях Пор-Луи, а долг зовет вас в Люксембургский дворец.
— Что же мне рассказать первому консулу, генерал?
— То, что вы видели, сударь. Пусть он сам решит, чья тактика лучше, — аббата Бернье или Жоржа Кадудаля.
— Судя по тому, что я видел, сударь, едва ли я когда-нибудь смогу вам понадобиться, но, во всяком случае, помните, у вас есть друг среди окружения первого консула.
Ролан протянул руку Кадудалю.
Глава роялистов пожал ее с таким же дружеским чувством, как и перед боем.
— Прощайте, господин де Монтревель, — проговорил Жорж. — Я полагаю, что вы и без моего совета постараетесь оправдать генерала Гатри. Такого рода поражение приносит не меньше славы, чем победа.
Между тем для полковника-республиканца привели коня, принадлежавшего Золотой Ветви. Ролан вскочил в седло.
— Кстати, — прибавил Кадудаль, — проезжая через Ла-Рош-Бернар, постарайтесь узнать, что стало с гражданином Тома Мильером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181